Портрет с одной неизвестной - читать онлайн книгу. Автор: Мария Очаковская cтр.№ 12

Уже через час пол в мастерской сверкал чистотой, позвякивая ложками, гудела посудомоечная машина, на диване высилась стопка вещей, приготовленных в химчистку. Павел достал из сумки рабочий жилет, особенно ценимый им за множество удобных карманов, и с пристрастием осмотрел масляные пятна.

Из бокового кармана выпал и завалился под стол мятый желтоватый листок. Кот мгновенно зацепил его лапой и, сделав пару кульбитов, стал возить по полу. «Нет, так дело не пойдет. Ты мне опять тут грязь разведешь», – подумал Павел. Добычу, захваченную английским пациентом, пришлось отобрать. Но рука его, потянувшаяся было к мусорной корзине, застыла в воздухе. Павел развернул бумагу. Листок оказался исписанным старообразным убористым почерком. Страничка была без начала. Строчки шли ровными рядами, буквы четкие, круглые, с росчерком. Пригляделся – ба-а-а! Да тут «яти», и текст по-итальянски имеется. Это еще откуда взялось? Вот чудеса. Кто бы это мог?.. Глаза пробегали строчку за строчкой, пока не уперлись в стоявшую в самом низу подпись. Изящная, не размашистая, и вместе с тем не без пафоса… Carl Brulloff.

Удивление ураганом пронеслось у Павла по лицу… чудеса продолжались.

Он присел на краешек дивана и углубился в чтение. Но все, о чем читалось, не задерживаясь, мгновенно вылетало из головы. Он понимал только одно – перед ним доказательство. Документ, подтверждающий его правоту! Все, что с ним случилось, – не фантазия, не бред больного воображения… ЭТО БЫЛО. БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Болезнь моя вынудила меня взять нового доктора, владеющего дивным секретом излечивать сердечные недуги, и уже три опыта, как мне сказывали, служат тому подтверждением. По прошествии четырех недель положение мое улучшилось. В подтверждение признательности моей доктору я предложил написать портрет маслом его молодой жены. Что же касаемо рода, в котором госпожа Элена Гомэш пожелала иметь картину, тут приключилась забавная история. Будучи большой поклонницей Востока, где она провела несколько лет, Элена пришла в восторг в ответ на мое шутливое предложение изобразить ее на манер одалиски. Два дня кряду в мастерскую мою в Quinta da Rosas по ее распоряжению сносили всякий восточный хлам, из которого я, устав противиться, отобрал два-три предмета.

Нынче портрет почти окончен, и я, не имея иной возможности рассказать тебе о результатах, представляю подробное его описание.

Вообрази себе обитательницу гарема, облокотившуюся на ложе из подушек и валиков, с черными локонами распущенных волос, облаченную в шальвары. Левой рукой она обнимает тонкой работы кальян, правая небрежно закинута за голову. Полная гладкая шея украшена смарагдовым ожерельем в виде двух переплетенных меж собою змей, ставшим чуть ли не причиною наших разногласий, расставаться с ним госпожа докторша наотрез отказалась. За окнами проглядывают покрытые дымкой горы Felice isola di Madeira, послужившие источником вдохновения для еще одной моей работы, о которой непременно тебе напишу, потому что ничья благосклонность не будет мне лестнее, чем твоя.

Прижимаю тебя к своему слишком часто бьющемуся сердцу, твой постоянный друг

Carl Brulloff.

Выставка, о которой говорила Милка, находилась в буквальном смысле на шишигином болоте. Каширское шоссе, четыре остановки на автобусе от метро, свернуть во дворы… Как житель центра, Лиза редко выбиралась в новые районы и, откровенно говоря, с большой неохотой. Метро знала плохо, так как работала в двадцати минутах ходьбы от дома. И думать было нечего добираться туда на гортранспорте – сгинешь. Прикинув, во что может встать поездка на такси, она тяжело вздохнула. Денег было, конечно, жалко, но… с другой стороны, как она на каблуках, с прической, нарядная потащится на край Москвы? Сомнения улетучились, и она продолжала наматывать круги по квартире, то добавляя к своему туалету какую-то деталь, то поправляя прическу, то меняя туфли на босоножки, то отхлебывая из бокальчика холодный коктейль. Звонок мобильного прервал затянувшиеся сборы. Трубка бодро сообщила, что «они с Любишем уже выехали и будут ждать ее в холле в семь часов». Потоптавшись напоследок у зеркала, Лиза поправила еще не совсем высохшие кудри и вышла из дома. Опоздав на полчаса, она с трудом протискивалась сквозь бурлящую толпу. Художники, критики, фотографы и прочие праздношатайки оживленно беседовали и смеялись. Было жарко, липко. Официальная часть мероприятия задерживалась. Едва различив в толпе Милку с каким-то бравым красавцем, почти что Marlboro-меном, правда, пожалуй, чересчур молоденьким, отчего про себя Лиза определила его как Marlboro Light, она начала плавно продвигаться в их сторону. Вдруг ряды посетителей пришли в движение. Всех пригласили в зал. Там, под светом вспышек, в окружении гостей стояла крупная, коротко стриженная женщина лет тридцати пяти, виновница торжества художница Наталья Ротс.

Как только она заговорила, Лизе стало ясно, что живой отсюда не уйти. Громкий, хорошо поставленный голос сообщил, что выставка картин приурочена к созданию Художественного фонда Зигмунда Фрейда, который она, Ротс, собственно, и возглавляет. Не без гордости Наталья призналась, что уже несколько лет ее посещают знаковые сны, которые она, не решаясь передать психотерапевту, доверяет холстам, постигая таким образом основы психоанализа. Для нее живопись – это то самое «говорящее лечение», о котором писал Фройд, так на немецкий манер называла его художница. Далее для более глубокого понимания ее работ, а также в качестве иллюстрации конфликта между чувством долга и вожделением, художница решила-таки пересказать какой-то из своих снов. На этом этапе Лиза перестала слушать и, отделившись от взгрустнувших гостей, стала рассматривать картины. Среднестатистическая работа представляла примерно следующее: под неким концептуальным, небрежно выписанным образом (будь то дерево, гроб или собачья морда) была проведена жирная черта. Нижняя половина холста полностью посвящалась цитатам мэтра психоанализа. Чувствовалось, что Наталья Ротс каллиграфом не являлась и отдавала предпочтение скорописи. Получив некоторое представление о творчестве художницы, Лиза завертела головой в поисках Милы. Собравшиеся тем временем, прослушав наиболее интимную часть спича и отдав должное смелости и красноречию художницы, стали поглядывать на часы.

Ощутив хлопок по плечу, Лиза обернулась и увидела, впрочем, не сразу узнав, Лешку Машковского, давнишнего, еще школьной поры, приятеля.

– Привет, Лизка. Ты т-т-тоже тут? П-п-приятный сюрприз.

– Вот так встреча, Лешка, сколько лет… очень рада тебя видеть.

– Сейчас фуршет в третьем зале. П-п-пшли…

Теперь она отчетливо вспомнила, что несчастный интеллигентный Лешка еще тогда, в школе, ужасно заикался, но, несмотря ни на что, нисколько не робел и, можно сказать, даже любил поболтать. Правда, беседы с ним, особенно когда он что-то рассказывал, носили изнуряющий характер, и нетерпеливой Лизке с трудом удавалось продержаться до развязки.

Стоявший рядом с Лешкой высокий темноволосый господин, внимательно рассматривающий Лизу, заулыбался и, кашлянув, настойчиво затеребил его рукав.