– Скажите, пожалуйста! – удивилась я.
– Так вот, мы с внуком гуляли возле подъезда, и я видела, как этот молодой человек вышел от своей любезной тоже страшно недовольный.
– Тоже хлопнул дверью? – догадалась я.
– Хлопнул, гаденыш! – Хозяйка лупанула по столу ладонью. – И что они все срывают зло на нашей входной двери?! Она-то им чем не угодила?
– А во сколько это было? – тут же уточнила я.
– Ну, до минут я вам не скажу, но где-то в шесть или в начале седьмого, может, в восемнадцать десять, вот так…. А почему вы сахар не кладете? – спохватилась вдруг хозяйка.
– Я кладу, кладу… Любовь Григорьевна, а вы случайно не видели, больше к девушке никто не приходил?
– Случайно видела, – многозначительно сказала женщина и хитро сощурила глаза.
Я прямо застыла, не донеся бокал до рта.
– Кто, кто приходил? – Я чуть не вцепилась в женщину.
– А вот кто конкретно, не скажу, потому как не знаю, – доверительно сообщила хозяйка.
Я растерялась:
– Почему ж вы тогда думаете, что кто-то приходил к сороке, если никого не видели? – В моем голосе, наверное, против моей воли сквозило возмущение.
Любовь Григорьевна снова хитро прищурила глаза:
– В половине седьмого я посмотрела на часы и решила, что хватит нам гулять, пора внука кормить. Пока ему руки помоешь, пока ужин разогреешь… Короче, мы напоследок вокруг дома обошли, – я Марсика за ручку держала… Потом мы с ним в подъезд заходим, поднимаемся по лестнице на первый этаж, и я только увидела, как в дверь к этой вертихвостке кто-то шагнул, и дверь сразу – хлоп! – Хозяйка снова шлепнула ладонью по столу.
Ее бокал подпрыгнул. Любовь Григорьевна торжественно смотрела на меня.
– И вы совсем не видели входившего? Ни краешка одежды, ни обуви? Ну, хоть что-нибудь! – взмолилась я.
– Нет, – вздохнула женщина и подлила себе еще воды в бокал. – Только потом, когда мы с внуком уже в квартиру поднялись и разделись, я услышала, как они начали скандалить. И что за девица такая была?! Кто к ней ни придет – со всеми она ругается!
– То есть третий посетитель заявился к сороке в половине седьмого? – уточнила я.
– Чуть позже. В половине седьмого я на часы посмотрела. Пока мы с внуком дом обошли… В восемнадцать тридцать пять, вот так точнее.
– И сколько времени они скандалили?
– В этот раз совсем недолго, прямо вот минуты две-три. Мы, помню, еще и за стол не успели сесть, я только ужин разогревала. А дочка салат резала, и я ей еще сказала: «Опять к нашей шалаве посетитель явился! И откуда она их только берет!»
– А какие голоса были слышны? И что именно кричали?
– Да вроде как женские, но точно не скажу. А про что кричали?.. А! Один голос кричал, чтобы кого-то оставили в покое, а еще я слышала, как кто-то просил кого-то пожалеть. А потом мы услышали хлопок, как будто пробка из шампанского вылетела. Я еще дочери сказала: «Все, наскандалились! Сейчас мириться начнут: вино открывают…»
Я кивнула. Потом полезла в сумочку и достала фотографию четы Удовиченко:
– Вы здесь кого-нибудь узнаете?
– Узнаю. Вот этот приходил к сороке первым… – женщина ткнула пальцем в Виталия Яковлевича.
Я уже собралась убрать фото в сумку, как вдруг Любовь Григорьевна добавила:
– …А вот эту фифу я тоже видела в тот день: она крутилась возле нашего дома…
– Кто? – не поняла я.
– Да вот эта дамочка. – Любовь Григорьевна показала пальцем на Маргариту Игоревну.
– Именно эта женщина приходила к вашему дому в тот день? Вы ничего не путаете?
– Как же я могу спутать? Крутилась она возле нашего дома, это точно, потому что мы с внуком гуляли вокруг, и я видела, как она подъехала на машине и оставила ее за домом, а сама окольной дорогой прошла вокруг и встала возле ларька. Видели напротив овощной ларек? Вот, она за ним и встала, и все смотрела на дверь нашего подъезда. Точно говорю: это она была. Лет сорок – сорок пять на вид. Такая симпатичная, в больших темных очках. И одета так… Хорошо, в общем, одета, богато. Плащ светлый и пестрая косынка на шее, а прическа – точно такая, как на фото…
– Она была в очках, а вы ее все равно узнали? – удивилась я.
Любовь Григорьевна усмехнулась:
– Так я, голуба моя, последние пятнадцать лет вахтером в студенческом общежитии работала. У нас там двести человек «молодняка» проживало, и всех я знала в лицо, а многих и по имени, и по фамилии. А когда из соседних общаг к нашим ребятам гости шли либо просто друзья потусоваться, так я всех их отшивала, и всех таких гостей тоже быстро запоминала и не пускала. У меня глаз наметанный: если я раз человека увидела – считай, на всю жизнь!
– Здорово! – искренне восхитилась я.
Вскоре я поблагодарила женщину за сведения и чай и покинула ее гостеприимную квартиру.
Я вышла из дома и села в машину. Мне надо было все хорошенько обдумать, систематизировать сведения, которые удалось собрать.
Итак, соседка сверху слышала все то же самое, что и соседка сбоку. Кто-то просил кого-то пожалеть и оставить в покое. Это раз. Второе и очень важное: мадам Удовиченко все-таки была возле дома Карины и не просто в день убийства, а в момент ее убийства. Интересно? Более чем! А третье, и самое главное, что мне удалось узнать, что последний посетитель, который был у девушки в восемнадцать тридцать пять, – это и есть убийца. Потому что сразу после короткого скандала раздался выстрел. А мадам Удовиченко мне солгала, сказав, что весь день находилась в своем магазине, проводя инвентаризацию, и практически до часа ночи никуда, ну, совершенно никуда, не выходила! Вот и верь после этого людям!
Что касается моего подзащитного, то плохо, конечно, что соседи слышали, как Евгений грозил девушке убийством, очень плохо! Это просто готовые свидетели обвинения. Но, с другой стороны, чего не скажешь в сердцах! Сколько раз я слышала от других, да и сама тоже говорила эту фразу: «Я его (ее) убью!» Но ведь это вовсе не значит, что все эти обещания выполнялись.
Я посмотрела на часы: было уже без двадцати минут одиннадцать. Мне пора было ехать к Мельникову в отделение. Я выжала сцепление и вырулила со двора на улицу.
В коридоре полицейского отделения было прохладно, перед дверью Андрюшиного кабинета сидел конвойный. Я присела с ним рядом. До меня едва слышно доносилось:
– …Ты грозил ей убийством, и это слышали соседи!
– Но это были только угрозы. Я не собирался убивать ее!
– Ах, ты все-таки грозил! Ты признаешь это?
– Я был обижен на нее…
– За что? За то, что она встречалась не только с тобой, но и с твоим отцом?
Дальше все было неразборчиво. Из-за двери доносилось бормотание, потом Андрей вскрикнул: