Восемь бусин на тонкой ниточке - читать онлайн книгу. Автор: Елена Михалкова cтр.№ 6

С одноклассниками так и получалось: за короткое время Маша становилась своей. Ее записная книжка за годы их переездов разбухла от адресов и телефонов. Мать сбрасывала все старые знакомства вместе со сменой места жительства, словно стряхивала старую шкуру. Она никогда потом не общалась с теми людьми, с которыми дружила до переезда, забывала о них, словно их никогда и не было.

Маша копила все, имевшее отношение к прошлому: вещи, фотографии, людей. Помнила имена, биографии, дни рождения, не прикладывая к этому усилий. Мать смеялась: «Ты – всемирная сиротка, везде ищешь родных». Маша не могла скрывать от себя, что в жестоких словах есть большая доля правды.

Когда подруга предложила составить Машино генеалогическое древо, Успенская сразу отказалась.

– Олеся, у нас никого нет, – грустно сказала она. – И я не хочу получать этому известному факту документальное подтверждение. Мы с мамой всю жизнь переезжали с места на место, ее замкнутый характер не выдерживал ни один из тех мужчин, которых я звала дядей Колей, дядей Сережей, дядей Вовой… Отца я не знаю. Бабушка Зоя умерла до моего рождения. Не стоит ворошить прошлое. Там ничего нет, кроме ожидаемого разочарования.

Но Олеся все-таки уговорила ее. В то время она страстно увлеклась «семейными раскопками» и хотела опробовать на Маше свои новые умения.

Результат поразил обеих.

Полтора месяца назад

– Олеся, этого не может быть! Ты где-то допустила ошибку!

Маша присела на подоконник, потрясенно перебирая бумаги.

– Никакой ошибки! – запротестовала Олеся. – Машка, все оказалось даже проще, чем я думала. Поверь мне, эти документы не врут. У тебя куча дальних родственников! Многие из них живут в Москве. Представь, ты даже могла с кем-нибудь из них случайно встречаться!

Случайно встречаться… Почему бы и нет? Вчера в парке она беседовала с седой старушкой, которая по возрасту вполне могла бы быть ее…

– Олеся, кто она мне? – спросила Маша, изучая свое фамильное древо. – Вот эта Марфа Олейникова?

Подруга задумалась.

– Могу сказать одно: она племянница твоей бабушки. Наверное, тебе приходится какой-нибудь двоюродной или троюродной теткой.

Выходит, та старушка в парке могла бы оказаться ее двоюродной теткой Марфой Степановной. Имя-то какое… основательное.

– Мама не могла не знать, – вслух подумала Маша. – У нее даже есть альбом с фотографиями, я сейчас вспомнила. Фотографии середины двадцатого века… Снимки не подписаны, и мама всегда говорила, что эти люди не имеют к нам отношения. Думаю, хитрила: конечно, она вряд ли их когда-нибудь видела, но отлично понимала, что некоторые из них – наши родственники. Но почему мне ничего не рассказывала?!

Ответ на этот вопрос Маша получила неделей позже, когда приехала в Эстонию.

Анна Успенская теперь осела в Таллине. Ей полюбился этот город, и она могла целыми днями бродить с этюдником по его улочкам. Квартиру мать превратила в мастерскую, как делала всегда, и десятки видов Таллина смотрели на Машу со стен.

– Картины продаются? – спросила Маша.

– Более чем успешно, – кивнула мать. – Думаю, ближайшие пару лет я точно не соберусь переезжать. К тому же мне по душе здешний климат.

Маша прошлась мимо картин, отмечая, что у матери появилась новая, свободная манера письма. Неудивительно, что ее работы пользуются спросом. Наверняка их покупают туристы, желающие увезти с собой пойманные на холсте впечатления о старом городе.

Маша обернулась. Мать наблюдала за ней.

– Почему ты не рассказывала мне о том, что у нас есть родственники? – прямо спросила Маша. – У бабушки было два брата, а у них – куча детей. Но я ничего об этом не слышала. Почему?

– Вопрос не в этом, – возразила Анна. – Почему тебя это так задело – вот в чем загвоздка. Подумаешь, родственники! Уверяю тебя, очень дальние.

Ответ матери подтвердил то, о чем Маша и так догадывалась: Анна обо всем знала. Задавая свой вопрос, Успенская блефовала и была готова увидеть недоумение на лице матери. Но та не удивилась.

Маша отодвинула лист ватмана и присела на краешек стола. Мать с любопытством смотрела на нее.

– Как бы тебе объяснить, – задумчиво проговорила Маша. – Мы с тобой носились по всему свету, как перекати-поле, я мечтала зацепиться за что-нибудь или за кого-нибудь. Мне казалось, что где-то живет человек, который заставит тебя остановиться. Например, властный дед. Или авторитетный дядюшка. Я понимала, что все это сказки, мечты, но все равно хотела в них верить. И вдруг выясняется, что такие люди действительно были! Мои мечты могли стать реальностью…

– Не могли, – оборвала мать. – Не говори глупостей. Я не рассказывала тебе не потому, что это страшная семейная тайна, а потому, что эти люди меня не интересовали и были крайне далеки от нашей жизни. Твоя бабушка встречалась с некоторыми из них и брала меня с собой, но мне это быстро надоело. Ты ведь знаешь, я не очень-то нуждаюсь в людях.

Маша обвела взглядом десятки картин, ни на одной из которых не было человеческого лица – ни в окнах, ни на улицах, ни в парках нарисованного города.

– Но я нуждаюсь! – настойчиво сказала она. – Мне это важно!

Анна вздохнула.

– Хорошо, я расскажу. А ты сама решай, нужны тебе эти родственники или нет.

…………………………………………………

1924 год

В колхозе «Знаменский» среди односельчан ходили слухи о том, что в семье Олейниковых один ребенок не от Михаила. Иначе как объяснить, что Михаил с женой Татьяной коренастые и черные, как татары, и двое их сыновей, пятнадцатилетний Степан и четырнадцатилетний Николай, такие же: крепкие, чуть раскосые, черноглазые и свирепые. А младшая дочь Татьяны тонкая, гибкая, как плеть, высокая и рыжая. Даже брови светло-рыжие, как два пшеничных колоска, перестоявших на солнце.

Татьяна назвала девчонку на городской манер – Зоей, чем только усугубила подозрения соседей. Значит, точно связалась с кем-то из приезжих.

Девчушка росла хоть и забавная, но некрасивая: глаза огромные, карие, и тоже с рыжиной, губы тонкие, щеки впалые. А ручонки такие, что хочется схватить ребенка и откармливать, откармливать, пока не поправится. Виданное ли дело: такая худоба у здорового дитяти! Малыш должен быть крепкий, как поросенок. Чтобы щечки румяные, ручки и ножки в перетяжках и животик мешочком.

Правда, все признавали, что дочь Татьяны – на редкость смышленая девочка. Татьяна с ней возилась, с рук не спускала, нянчилась так, что над ней смеялись: нашла себе куклу на старости лет. Раздобыла в библиотеке старую книжку со сказками и в любую свободную минутку читала Зойке, качая девчушку на коленях.

В четыре года Зоя начала читать сама. Изумляя окружающих, четко произносила слова, даже самые сложные.