Последний секрет Парацельса - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Градова cтр.№ 55

Он запнулся, прежде чем назвать имя собственного брата, и я подумала, что так ему, должно быть, легче работать, воспринимая близнеца просто как очередную жертву, а не близкого человека.

– Что вы выяснили? – спросил Лицкявичус.

– Все очень непонятно, – покачал головой патологоанатом. – Во всех тканях я обнаружил те же бионеорганические соединения, что и в предыдущем случае. Но я понятия не имею, что это такое и как оно действует!

Впервые за время нашего знакомства с Кадреску патолог выглядел по-настоящему озадаченным. Было очевидно, что он потратил немало времени и сил, пытаясь разрешить эту загадку.

– По-вашему, эти соединения могли вызвать газовую гангрену? – задал следующий вопрос Лицкявичус.

– Трудно сказать, но, похоже, так и есть – другого объяснения я не вижу. Бактерии явно имеют анаэробную природу. Судя по всему, при попадании в организм кислорода из воздуха – во время операции или каким-то другим способом – они мгновенно гибли. Процесс их разложения, в свою очередь, мог вызвать спонтанную нейтропению и, как следствие, гангрену.

– Фантастика какая-то! – развел руками Лицкявичус.

И я склонялась к тому, чтобы с ним согласиться: ничего подобного в жизни не слышала!

– Да уж! – крякнул Павел, снимая очки и принимаясь яростно протирать их замшевым лоскутом, как всегда делал, находясь в недоумении или затруднении. – Остается лишь выяснить, каким образом эта гадость попала в организмы наших покойников?

– Уж не случайно, это точно! – заметил Никита.

– Значит, давайте посмотрим, что мы, в конце концов, имеем, – задумчиво произнес Лицкявичус, присев на краешек стола. – Некое соединение – возможно, лекарственный препарат или что-то в этом роде – при попадании кислорода в тело человека разлагается, и продукты разложения вызывают спонтанную нейтропению, приводящую к столь же спонтанной гангрене. Удивительна скоротечность процесса, ведь обычно газовой гангрене требуется несколько суток для того, чтобы она стала по-настоящему заметна, не говоря уж о вялотекущей гангрене, вызываемой спонтанной нейтропенией, – по крайней мере, такой, которая описана наукой.

– Вот именно! – подтвердил Кадреску.

– Далее, – продолжал глава ОМР. – Жертвы – люди, потерянные для общества, пьющие или, как в последнем случае, наркоманы. Тем не менее вы говорили, что следы инъекций застарелые – скорее всего, он не употреблял наркотиков несколько месяцев, так?

Патологоанатом молча кивнул.

– По словам приятелей жертв, они некоторое время придерживались более или менее «здорового» образа жизни – почему? В случае Олега Ракитина всплывает некий «доктор», который платил ему деньги – за что? За то, чтобы он некоторое время не пил? Зачем? Кроме того, на запястьях Полетаева, по словам Олега Шилова, и Кадреску обнаружены татуировки в форме буквы «Р» и цифры – не самая популярная тату, верно? Похоже на то, что кто-то пометил наших покойников! Цифра всплыла на сайте «Парацельс. com», чей домен находился в съемной квартире погибшей Ляны. Кто-то несколько раз похищал тела из моргов до нашего прибытия. Агния высказала предположение, что этот кто-то имеет не менее разветвленную сеть информаторов в больницах города. Не думаю, что кучка студентов-второкурсников, какими бы ушлыми они ни были, способна создать такую организацию!

– Итак, – подытожил Карпухин, – надо понять цель. Очевидно, что дело не в простом развлечении: у нас, пардон, несколько трупов, причем два из них нарисовались вовсе не в связи с этой нейтро… в общем, как бы она ни называлась! Я скажу вам, что собираюсь делать: прижму этих студентиков и вытрясу все, что они знают. А они точно что-то знают!

– Погодите! – прервала я Карпухина. – Может, мне стоит сначала поболтать с Денисом?

– Что вы надеетесь узнать? – пожал плечами майор. – Думаете, он признается – вот так, запросто?

– Думаю, – сказала я с нажимом, – Денис что-то знает, но также уверена, что он просто не мог совершить ничего противозаконного – по крайней мере, преднамеренно. Может, он проявит откровенность, если я найду правильный подход?

– Агния, бросьте! – возразил Лицкявичус. – Если мы правы, эти ребята опасны, и ваш Денис – один из них.

– Я все помню. И тем не менее хочу попытаться. Не волнуйтесь, я не стану рисковать, не поеду с ними в темный лес или на подземную автостоянку. Просто встречусь один на один и дам ему шанс.

Лицкявичус передернул плечами и отвернулся – видимо, он согласился с моими доводами, пусть и нехотя. Когда он снова повернул голову, то обратился к майору:

– А как насчет отца Дениса Агеева? Ты говорил, Артем Иванович, что его имя есть среди доноров Института физиологии и геронтологии, так?

– Так-то оно так, – почесал в затылке Карпухин. – Вот только Агеев со мной даже разговаривать на эту тему не стал, подослал адвоката. Тот явился ко мне с утра пораньше, разъяснил, понимаешь, права своего клиента, показал документы, по которым Агеев поддерживает также некоторые другие организации, в том числе чисто благотворительные. Институт – единственное научно-медицинское учреждение в этом списке, но это ничего не доказывает, – тут адвокат абсолютно прав. Так что придется повременить с привязкой нашего депутата к делу – если его вообще можно связать!

В больнице в тот день было непривычно тихо. Обычно практиканты создавали вокруг себя суету, вели себя шумно, путались под ногами – но только не сегодня. Смерть Ляны, видимо, подействовала на всех угнетающе, и ребята вели себя тихо и серьезно работали, стараясь не вызывать нареканий среднего медперсонала.

Мне ни разу не удалось встретиться ни с Денисом, ни с Русланом. Хотя с последним, пожалуй, я мечтала увидеться меньше всего, вспоминая взгляд, брошенный на меня в ту ночь в реанимационной палате. Взгляд хищника, притаившегося в засаде. Я не сомневалась, что рано или поздно хищник совершит бросок.

Однако я была полна решимости побеседовать с Денисом, потому что верила: мне удастся до него достучаться. Возможно, парень просто не до конца понимает, во что вляпался. Не дозвонившись ему по сотовому, я оставила несколько sms с просьбой перезвонить, но так и не получила ответа. В конце концов написала, что хочу поговорить, что он может подойти в ординаторскую в любое время после четырех. Еще я добавила, что это очень важно и касается его матери и Ляны, – решила, что так он быстрее среагирует, сообразив, что дело действительно серьезное и не терпит отлагательств.

К четырем часам в отделении стало тихо. Ходячих пациентов мы не держим, а врачи, как правило, уходят как раз между тремя и пятью, когда заканчиваются все плановые операции. Иногда, правда, приходится задерживаться, ведь никогда не знаешь, как дело пойдет: невозможно точно рассчитать продолжительность работы с отдельно взятым пациентом.

Луткина заглянула ко мне в кабинет перед тем, как уходить.

– Остаетесь еще, Агния Кирилловна? – спросила она. – Одна совсем?

– Ну почему же одна? – улыбнулась я. – Вера сегодня дежурит, она в приемном, а в палатах медсестры.