Это была чистая правда. Обычно советовала, заклинала и
ставила диагнозы Дарья, но теперь — теперь совсем другое дело. Одно лишь
упоминание о Канунниковой, один лишь слог ее имени действуют на мою подругу как
красная тряпка на быка.
А то, что я собираюсь совершить, иначе чем предательством не
назовешь. Я попрала нашу многолетнюю дружбу, я растоптала память об
университетской спайке и попугае Кеше, я супостатка, сволочь, вероотступница —
и буду оставаться такой до конца дней своих. Или до конца дней Аглаи
Канунниковой…
…Но до конца было еще далеко, и следующим вечером, в
половине десятого, со свеженьким клеймом предательницы на щеке, я уже
прогуливалась возле Университета профсоюзов, бросая косые взгляды на плакат:
"ТВОРЧЕСКИЙ ВЕЧЕР
АГЛАИ КАНУННИКОВОЙ.
НАЧАЛО В 19.30”.
За плечами у меня болтался рюкзак со шмотками на первое
время, а на душе скребли кошки: перед самым выходом из дома на меня обрушился
телефонный звонок.
Звонила Дарья.
Дарья, вестей от которой я и ждать-то перестала! Она начала
в своем обычном стиле — с наезда без знаков препинания: куда пропала архаровка
я тут рву за тебя задницу пробиваю место поздравляю твоя статья вышла в
последнем номере ты понравилась есть серьезное предложение приезжай без проблем
поживешь у меня первое время а кройку и шитье пинком под зад тебя ждет Москва
ну и как тебе такие новости?
Я выдержала мхатовскую паузу, а потом бухнула, как мне
казалось, совершенно нейтральную фразу:
— Я подумаю.
Дарья откликнулась только через минуту:
— Не поняла? Что значит — “подумаю”? После того, что я
сказала, ты уже должна быть на вокзале и штурмовать кассу.
— Я понимаю… Но у меня изменились обстоятельства…
— Какие обстоятельства?! Замуж вышла? Или уже родила,
не дай-то господи?
— Нет, но…
— Ты что? Не въезжаешь? — Дарья терпеть не могла,
когда ее благородным порывам вставляли палки в колеса. — Место может
уплыть…
— Вот если бы через месяц… Через месяц я бы могла
сказать тебе точно…
— Через месяц ты будешь нужна только своей швейной
машинке. Два дня. У тебя есть всего лишь два дня.
В трубке послышались безапелляционные гудки. Засранка! Ну
почему, почему ты не позвонила неделю назад?.. Или хотя бы в понедельник
утром?..
Я едва не расплакалась. Все было бы проще, если бы я не
согласилась на предложение Аглаи, — тогда бы у меня была свобода маневра.
Но я согласилась и уже не могу взять свои слова обратно. Потому что
обязательность — главная черта моего характера. Наряду с застенчивостью, мнительностью,
первым разрядом по шахматам и абсолютной неприспособленностью к жизни. Дарья
называет это “синдромом Курочки Рябы”. По большому счету, я и девственности
лишилась только потому, что не смогла сказать “нет” первому попавшемуся
подслеповатому мини-плейбою то ли с мехмата, то ли с геофака.
…Пока я мучилась угрызениями совести и проклинала
собственную мягкотелость, из дверей Университета профсоюзов хлынула толпа
просветленных фанатов Аглаи. Сама же Канунникова появилась только в начале
одиннадцатого. К ней прилагались цветы и эскорт, который состоял из одинаково
скучных мужчин и женщин. Аглая сразу же заметила меня и, спускаясь по
ступенькам лестницы, бросила:
— Вы пришли. Очень хорошо. Поедете со мной.
И мы поехали.
Сначала был представительский “Мерседес”. Потом — “Красная
стрела”.
А потом — в самом конце пути — Москва, в которую я не чаяла
вернуться. И в которую возвращалась самым удивительным образом: по прихоти мало
знакомой мне женщины, знавшей толк в украденных поцелуях.
Если бы я только знала тогда, чем все обернется!..
* * *
…Аглая свила себе гнездо у метро “Аэропорт”, в серой
“сталинке”, выходящей окнами на Ленинградский проспект.
Попасть в гнездо оказалось довольно затруднительным делом: и
все из-за частокола людей, через который нам пришлось продираться. С таксистом,
доставившим нас на место, все прошло более или менее гладко: очевидно, книжек
Аглаи он не читал, многочисленные передачи с ее участием видел в гробу в белых
тапках и потому попытался содрать с нас вдвое больше денег, чем стоила сама
поездка. Мелкая склока завершилась победой Аглаи (в том, что она создана, чтобы
побеждать, мне еще предстояло убедиться).
— Вы жлоб, голубчик, — сказала таксисту Аглая,
когда мы покидали салон. — Рвач и хапуга, поверьте моему жизненному опыту!
Двор, куда привез нас таксист, был самым обыкновенным
московским двором, отделенным от Ленинградки чугунной оградой и заросшим
тополями.
Во дворе прогуливались мамаша с коляской, мужчина с
ротвейлером, дворничиха со шлангом и два бездельника-подростка с дурными
намерениями испытать китайскую пиротехнику. Чего я только не наслушалась за те
три минуты, которые мы шли к угловому подъезду:
«Здравствуйте, здравствуйте-здравствуйте! Прочли последнюю
книгу, видели вас по телевизору, очень удачная программа, и вы такая замечательная!..»
А консьержка, охранявшая ближние подступы к подъезду, даже
вышла из своего закутка, чтобы лично поприветствовать Аглаю (“Не подпишете
книжечку племяннице, она просто с ума по вас сходит!”).
Аглая на ходу подписала “книжечку” и потащила меня к лифту.
…Дверь нам открыла женщина лет сорока пяти.
— Здравствуйте, Искра, — вежливо поздоровалась
Канунникова. — Ну, как наши дела? Как…
Договорить она не успела. Между ног обладательницы
революционного имени проскользнуло какое-то странное существо, напомнившее мне
освежеванную тушку кролика. Существо неистово залаяло и принялось прыгать на
Аглаю.
— Здравствуй, Ксоло! Здравствуй, моя хорошая!.. Да,
мама приехала! Да!
От радости собака тотчас же сделала лужу, и Аглая,
оторвавшись от Ксоло, холодно бросила женщине:
— Что же вы стоите. Искра? Берите тряпку и за работу.
Женщина исчезла в глубине квартиры, а Аглая повернулась ко мне с тем же
вопросом:
— Что же вы стоите, Алиса? Поздоровайтесь с Ксоло.
Возможно, это один из тестов, входящих в программу испытательного срока. И хотя
меня выворачивало от одного только вида собаки, я присела перед ней на корточки
и елейным голосом произнесла:
— Здравствуй, Ксоло.
Собака тяпнула меня за палец. Не больно, но достаточно
ощутимо. Аглая рассмеялась.
— Очень хорошо. Меня она тоже укусила при первой
встрече. И за тот же палец, представьте себе. Думаю, вы подружитесь.
Еще не поздно было уйти. И из квартиры, и из жизни Аглаи;
уйти, сославшись на аллергию на собачью шерсть. Но шерсти у проклятой Ксоло не
было, и я сделала еще один неверный шаг в цепочке неверных шагов.