Милованов чуть напрягся. Неужели Полесский знает?
Нет, он ничего не может знать. Он пришел к старинному другу, который работает в Комитете, чтобы просить о помощи.
— Витя, ты же знаешь, чем я занимаюсь, — произнес Николай Леонидович. — Ловлю преступников, разведывательная деятельность не по моей части. Да и вообще, мне уже намекали, что пора на пенсию. Сам знаешь, старые кадры уходят, новые приходят.
Милованов лукавил. Он не собирался в ближайшие годы уходить со своей должности. Неудача с «Рыжей лисой» мобилизует силы, она подстегнет реформы в Комитете. Несколько лет, всего несколько лет — и КГБ станет самой могущественной организацией в мире.
Юрий Владимирович именно тот человек, который понимает, что нужно Советскому Союзу. Америка окончательно зарвалась, ее следует поставить на место.
— Коля, — продолжил Виктор Викторович, — помоги мне. Я вижу, что со мной никто не хочет беседовать.
Никто не желает вытащить Таню из этой передряги.
У тебя есть знакомства, ты вхож на самый верх. Не мог бы ты…
Постучавшись, вошла пожилая секретарша с подносом, на котором стояли две дымящиеся чашки с кофе.
Николай Леонидович поблагодарил секретаршу. Та скрылась за массивной, красного дерева полированной дверью.
— Не мог бы ты навести справки, Коля?.. Таня — моя единственная дочь, ты же как отец меня понимаешь. Я не могу допустить, чтобы она осталась в тюрьме.
— Конечно, Витя, я тебя понимаю. Кстати, попробуй кофе, настоящий, из Бразилии. Я в последнее время стал настоящим кофеманом…
Милованов посмотрел на Полесского. Что же, Витя, именно тебе пора на пенсию. Неужели ты еще не понял, что поступил неверно, когда угрожал и по-бабски истерично заявлял, что дашь пресс-конференцию иностранным журналистам. Еле удалось отговорить его от этой нелепой и опасной затеи. В любом случае допустить этого было нельзя, Милованов уже готовился к тому, чтобы применить силовые меры, но они не понадобились. Постарался Игорь. Николай Леонидович знал: пройдет двадцать лет, и Игорь займет его место. Способный молодой человек. Именно такие и нужны Комитету.
— Для меня это крайне важно, — Виктор Викторович вжался в кожаное кресло. Он практически не спал четыре дня, иногда только проваливаясь в забытье, которое вновь сменялось бодрствованием. Таня, он предал ее, оставил одну в Бертране. Он ненавидел себя…
Ненавидел.
— Витя, ты меня знаешь сорок пять лет, — сказал Милованов. — Я, можно сказать, отношусь к тем, кому известна твоя подноготная, как, впрочем, и тебе моя.
Я никогда не бросаю друзей в беде.
— Значит, ты мне поможешь? — встрепенулся окрыленный надеждой Виктор Викторович. — Коля, как я тебе благодарен, Таня, моя девочка…
— Будешь благодарить меня, когда Танюша окажется в Москве, — произнес Милованов. — Я попробую поговорить, но ничего обещать не могу. Сам понимаешь, что Советский Союз прилагает все усилия к тому, чтобы ее освободить. Рано или поздно мы этого добьемся. Ей придется предстать перед судом, но согласись, это огромная победа нашей дипломатии, что Таню не выдали США, а оставили в Бертране. Бертран, как ты сам знаешь, независимое государство, там судебная система независима от верховной власти. Князь Клод-Ноэль обещал нам всемерную поддержку. Все будет хорошо.
На самом деле Николай Леонидович давно принял решение, которое поддержало и руководство, — Полесскую не спасти, а ломать из-за нее копья на мировой арене чревато непредсказуемыми последствиями. Девушка — неизбежная жертва. Отношения с Америкой и так донельзя скверные. Рейган, того и гляди, затеет войну, нужен только повод. Бертранская история слишком дурно пахнет, да и Комитет оказался в ней не на высоте. Теперь необходим крупный успех. Николай Леонидович уже работал над новой операцией. «Рыжая лиса» осталась в прошлом. Как и Полесская.
— Подожди немного, — сказал Милованов. — И прошу тебя, Витя, никаких глупостей.
Они еще немного поговорили, затем генерал вежливо намекнул гостю, что у него есть важные дела. Дверь за Полесским захлопнулась. Николай Леонидович поднял трубку кремлевской «вертушки» и подробно доложил обо всем. Шеф, разговаривавший с ним тихим голосом, на этот раз остался доволен и даже похвалил генерала за деятельность на своем посту.
— Я вижу, что не ошибся в тебе, ты мне еще пригодишься.
Николай Леонидович получил указания — закрыть это дело, и как можно быстрее. Милованов вынул из большого сейфа, расположенного в смежной комнате, большую папку в сером кожаном переплете. Это и есть дело Татьяны Викторовны Полесской. Вот она, ее судьба.
Он пролистал страницы, заполненные машинописью и редкими фотографиями. На первой папке написал размашистым, малопонятным почерком: «В архив». Поставил дату и подпись.
Ну что же, участь Татьяны, как и ее отца, решена.
Все равно ничего изменить нельзя. В деятельности разведок неизбежны жертвы. Советский Союз не собирается обменивать Таню на западного шпиона или вызволять ее из Святой Берты. Таня — отличный повод для эскалации международного скандала. Она постепенно уходит в прошлое. Операция завершена.
Милованов закрыл папку, нажал клавишу селекторной связи:
— Кофе, пожалуйста, и побыстрее. Я для всех занят.
Судебный процесс над Татьяной Полесской стартовал третьего октября. Массмедиа успели к тому времени уже найти новые сенсации дня, однако сообщения о том, что начинаются разбирательства по делу советской шпионки — представительницы истеблишмента, как писали газеты, — вновь всколыхнули общественный интерес.
Таня к тому времени прошла несколько стадий допросов. С ней обращались вежливо и корректно, не давили и не кричали, однако от этой любезности ей становилось тошно. Она видела, как любой вопрос, всякая мелочь сводилась к одному — нарыть как можно больше доказательств ее виновности.
Отца она так больше и не увидела. Один раз он позвонил, они говорили не больше пяти минут. Он сказал, что приехать в Бертран не сможет. Доминика сообщила Тане, что ее отца срочно отозвали на родину и место посла пока вакантно. Официально он все еще занимал этот пост, но наверняка Полесскому уже подыскали замену и ждали решения суда.
Если сначала Таня надеялась на помощь, то теперь иллюзии рассеялись. Она должна надеяться только на себя. Роджер Ли появлялся каждое утро, приносил ей прессу, иногда — милые пустячки. Адвокат ей явно симпатизировал, но Таня не замечала, что он упорно занимался ее делом. Несколько раз он пытался уговорить ее признать вину, однако она отвергала его предложения.
Камера, в которой она находилась больше месяца, превратилась в родной дом. Таня различала уже шаги надзирательниц и могла довольно точно определить, кто именно заступил сегодня на дежурство. Ей разрешили прогулки во внутреннем дворике, она смогла увидеть других женщин, которые отбывали заключение в Святой Берте.
Она представила, что и ей, возможно, предстоит так же нарезать круги по бетонированной площадке.