Корнелия вынула из папки с документами, оставленной герром Штайнером, большую цветную фотографию, на которой была запечатлена молодая темноволосая женщина в сером деловом костюме.
– Я же сказала: отец узнает о смерти Натальи, – сказала она. – И весть не будет подложной, девице придется умереть.
– Ты меня пугаешь, Корнелия! – вздохнул Мориц. – Наталье нет и тридцати, она выглядит весьма здоровой и спортивной. Отчего она вдруг умрет? Да еще в ближайшие две недели?
– Ты не знаешь, отчего умерла ее мать, Марианна? – спросил вкрадчиво Карл. – И почему она вообще оказалась в южноамериканской тюрьме? Поверь, мой тонкокожий братец, убить не так уж и сложно!
Мориц поежился и заговорил жалобно:
– А нельзя обойтись без крайних мер? Может, оставим девчонку в покое? Она ни о чем не подозревает, отец скоро отдаст концы...
– А если он успеет найти ее и решит подарить пару миллиардов? – прервал его Отто. – Нет, Корнелия права, эта русская должна умереть. Причем как можно быстрее.
Корнелия обвела взглядом трех своих братьев – Карл нагло улыбался, Отто исподлобья смотрел на нее, Мориц с испуганным выражением на холеном распутном лице сплетал пальцы в замок.
– Наша цель – получить наследство отца в полном объеме, – провозгласила Корнелия. – Не знаю, как ты, братец, но я не желаю мириться с тем, чтобы часть денег получили те, кто не имеет на них ни малейшего права. То есть Сашá и Наталья. Поэтому они обе должны умереть.
– Мы – корпорация безжалостных убийц, – усмехнулся Карл.
– Следи за выражениями, Карл! – вспылил Отто. – Я, профессор юриспруденции, не потерплю, чтобы меня обвиняли...
– Ты предпочтешь отказаться от своей доли? – иезуитски поинтересовался Карл, и профессор, поправив очки, после короткой паузы заметил:
– Свои деньги я никому не отдам.
– Предлагаю поставить вопрос на голосование, – обвела взглядом братьев Корнелия. – Отныне мы будем действовать коллегиально, чтобы никто в случае неудачи не мог спихнуть ответственность на других. Итак, кто за то, чтобы ликвидировать Сашá и Наталью?
Она первой вскинула правую руку, безымянный палец которой был увенчан перстнем с травянисто-зеленым изумрудом. Вслед за ней поднял руку, в которой был зажат бокал с виски, Карл.
Отто фон Веллерсхоф, тряся головой, забормотал:
– Я, профессор юриспруденции, не могу одобрить ваш аморальный план.
– Да или нет, Отто? – спросил мягко, но с угрозой в голосе Карл.
Профессор неохотно взмахнул кистью и заявил:
– Так и быть. Но я слагаю с себя всяческую ответственность! Я вынужден действовать так под нажимом обстоятельств.
Все уставились на Морица, который ерзал в кресле. Еще до того, как он успел что-то сказать, полилась мелодия «Dancing Queen», и младший отпрыск Карла-Отто фон Веллерсхофа вытащил из кармана крошечный мобильный телефон, украшенный разноцветными сияющими камешками.
– Звонит Диди, мой... хороший знакомый, – с запинкой сообщил Мориц, – он хочет знать, не могу ли я встретиться с ним...
– Забудь о своих дружках! Позорить имя нашего рода будешь после того, как мы разделим империю отца! – рявкнул Карл и, выхватив мобильный телефон, раскрыл его и произнес: – Мориц сейчас не может подойти, он сдает кровь на ВИЧ.
– Что ты наделал! – заломил руки Мориц. – Диди, бедняжка, до смерти перепугается.
– Ты с нами или против нас, братец? – спросила вкрадчиво Корнелия.
Мориц залепетал:
– Я противник всяческого насилия, я не хочу, чтобы кто-то умирал...
– Но свою долю ты получить желаешь? – усмехнулся Отто.
– Представь: с двумя миллиардами ты сможешь купить себе целый легион всяких Диди и прочих прихлебателей, – грубо заметил Карл.
Мориц закрыл глаза и медленно поднял вверх дрожащую руку:
– Да, я с вами.
– Вот и отлично! – Карл осушил бокал. – Корнелия, что ты намерена предпринять? Подослать к Сашá и Наталье наемных убийц? В гангстерской России наверняка можно найти пару бомжей, которые за сотню евро перережут девице горло в подворотне.
– Или алкоголиков, – заметил уже оправившийся от шока Мориц. – Впрочем, в таком случае не потребовалось бы даже никого и нанимать, ты сам мог бы все проделать, дорогой братец.
Корнелия, призвав всех к тишине, сообщила:
– Завтра я вылетаю в Москву, где займусь решением проблемы под названием «Наталья». А вам, дорогие мои братцы, поручаю задачу по устранению Сашá.
Карл фон Веллерсхоф, в очередной раз наполнив свой бокал виски, отсалютовал Корнелии:
– Прекрасный план, сестричка. Уверяю тебя, на нас можно положиться. Пока ты в Москве будешь заниматься судьбой Натальи, мы избавимся от Сашá.
Анна. 1942—1979 годы
– Немцы! Немцы на подходе! Их колонна из-за леса показалась! – Димка, влетев в избу, задыхаясь, выпалил зловещие фразы.
Анна попыталась приподняться, но не смогла – слабость охватывала все тело.
– А ну кыш отседова! – раздался грозный голос бабы Шуры. – Не видишь, кончается она, а ты со своей брехней лезешь. Какие тебе немцы, к лешему!
– Баба, да не вру я, честное пионерское! – воскликнул подросток. – Фрицы на мотоциклах прут, а за ними – танки. Ты что, не слышишь, как все гудит?
Анна различала все нарастающее гудение, которое она считала игрой своего воспаленного воображения.
Скрипнула дверь, появился дед Василий.
– Дедушка, подтверди, что немчура на деревню надвигается, – повернулся к нему Димка. – А то баба не верит, думает, что я обманываю.
Дед Василий, перекрестившись на красный угол, в котором когда-то висели иконы, а теперь красовался портрет товарища Сталина, кивнул:
– Не врет малой, Шура, ох не врет. Фрицы вот-вот в деревне будут.
– А где наши-то? – обомлела баба Шура, всплескивая руками. – Кто нас от иродов германских защитит? Что с нами будет-то?
– Красная Армия вот-вот подоспеет и всех их в два счета разобьет! – заявил с пионерской горячностью Димка. – А нам в партизаны уходить надо, так товарищ Симончук говорит.
– Тьфу на тебя! Какие здесь партизаны? – заголосила баба Шура. – Господи, что же делать, Василий? Да еще Анька кончается! Горе-то какое – сначала малыш, а вот теперь и она сама!
Дед Василий, игнорируя женские крики, подошел к красному углу, взгромоздился на табуретку и взялся за портрет Сталина.
– Дед, что ты делаешь? – закричал, бросаясь к нему, подросток. – Не трожь товарища Сталина!
Мальчишка толкнул старика, табуретка под ним пошатнулась, и дед Василий грохнулся на дощатый пол. Баба Шура, ахая, бросилась к мужу.