Разорванный круг - читать онлайн книгу. Автор: Том Эгеланн cтр.№ 53

— Никогда!

— Но как же…

Она поднимает руку. Лицо обращено в другую сторону.

— Я не желаю об этом говорить!

— Это не столь важно. Я хочу сказать… Для меня… И сейчас.

— Ларец еще у тебя?

— В надежном месте.

— Надежном… — бормочет она, проверяя слово на вкус.

— Грета, что в этом ларце?

— Понятия не имею.

Мне кажется, что она сожалеет об этом.

— Но что-то ты ведь знаешь? — спрашиваю я. — Это Евангелие Q? Или что-то совсем другое?

Она садится на постели почти прямо. Кажется, будто она хочет стряхнуть с себя болезнь, слабость, немощность. От напряжения она тяжело дышит. В глазах, устремленных на меня, невероятное упорство.

— Тебе известно, что некоторые ученые думают, будто старейшие французские и британские аристократические роды происходят от дохристианских племен, которые были изгнаны с Ближнего Востока? — спрашивает она.

— Знать не знал…

— А что некоторые королевские семьи — происходят напрямую от наших библейских предков?

— Возможно, я слышал о таких гипотезах, — размышляю я. Меня сейчас больше интересует вопрос, насколько сильные лекарства дают ей врачи.

— Но откуда мне это знать… — обращается она сама к себе, как будто мое недоверие заразило ее. — Должно же быть право домысливать, не так ли? Использовать дедукцию? Рассуждать?

За закрытой дверью я слышу, как маленький ребенок радостно кричит: «Дедушка!»

— Есть некая… группа, — начинает она.

В коридоре кто-то смеется. Я представляю себе, как дедушка поднимает в воздух внука.

— Я о ней мало знаю, — объясняет Грета. Она попеременно разговаривает то со мной, то сама с собой. Как будто пытается убедить себя, а не меня. — Но она существует.

— Группа? — помогаю я ей.

— Ее члены происходят из древних французских аристократических родов. Некое объединение.

— Но чем она занимается?

— Можно назвать ее масонской ложей, если хочешь. Закрытой сектой. Тайной. Мало кто слышал о ней.

— Но в таком случае, откуда ты это знаешь? — Я начинаю смеяться. — Я хочу сказать, как ты можешь о ней рассказывать, если ее существование — большой секрет?

Она бросает на меня быстрый взгляд, сердитый, горячий. Словно я мог бы и сам догадаться, а не спрашивать. Но взгляд тут же добреет. Она объясняет:

— Может быть, я знакома с кем-то… — Она тут же обрывает себя. — К тому же даже посвященным неизвестны другие члены ордена. Каждый член ордена знает в лучшем случае двух-трех других. Каждому известен только его начальник. Структура ордена — очень сложна и хранится в секрете.

— Куда ты клонишь?

— Может быть, эти люди и охотятся за ларцом, Малыш Бьорн.

— Тайный орден?

В вопросе звучит оттенок недоверия. Или высокомерия, если быть более точным. И она на него не отвечает. Я спрашиваю:

— Ну уж они-то, во всяком случае, представляют, что внутри ларца?

Грета смотрит прямо перед собой:

— Они всегда что-то искали. Всегда. И я думаю, что искали ларец. И теперь все становится на свои места. Все части головоломки. — Ее глаза обращены в мою сторону. Но они бегают. Я не уверен, что она меня видит.

Я встаю и подхожу к окну. От яркого света начинаю моргать. Вдоль соседнего здания несколько рабочих возводят леса. Вид у лесов весьма ненадежный.

— Ты устала. Я пойду, — обращаюсь я к Грете.

— Это не имеет смысла, — бормочет она. И громче: — Я же говорила Биргеру!

Я не понимаю, о чем она.

— Я его предупреждала! Я сказала ему!

Она тяжело дышит, покрывается потом, но затем ее глаза светлеют. Кажется, что она возвращается к действительности. К своей особой действительности.

— Все на свете не такое, как нам кажется, Малыш Бьорн!

Я сжимаю ее руку:

— Мне пора уходить. Ты измучилась.

— Очень многое нам, собственно говоря, и не хочется знать. — Она смотрит на меня, как будто именно это самое главное во всем нашем разговоре.

— Я знаю, — тихо отвечаю я. — Но мне надо уходить.

— Есть много вещей, которые мы не хотим знать, — повторяет она. — Хотя нам кажется, что хотим. Много такого, о чем нам не следует знать. Много такого, о чем нам знать вредно.

— Что ты пытаешься мне сказать?

Она закрывает глаза; многократное повторение слов не делает их более понятными.

— Ты боишься, Грета? — спрашиваю я.

Она снова открывает глаза.

— Боюсь? — Она качает головой. — Ты умираешь только тогда, когда все забывают о том, что ты существовал.

По дороге из больницы я останавливаюсь у телефонной будки. Наверное, мне следовало бы купить мобильный телефон. Но мне больше нравится жить без него. Это дает абсурдное ощущение свободы. Никто не знает, где я. Никто не может меня найти. Если только я сам этого не захочу.

Сначала я звоню Диане. Только для того, чтобы услышать ее голос. Она не отвечает. Наверняка сидит на террасе.

Потом я звоню Каспару.

Он взволнован, дрожит. У него был взлом. И дома, и на работе. Он не может понять, кому могло понадобиться обыскивать его квартиру и кабинет. В один и тот же день! Он слишком не в себе, чтобы разговаривать со мной. Да, все это малоприятно.

3.

На всякий случай я паркую Боллу на соседней улице за углом, подальше от моей многоэтажки, и крадусь к двери по тропинке между деревьями у спортивной площадки.

Десять лет назад дома строились серыми и исключительно функциональными. Были страшны как черт. Теперь архитекторы решили их украсить. Новые фасады, новые краски, новые балконы, новые окна. Но дома по-прежнему страшны как черт.

На лифте я поднимаюсь на десятый этаж и отпираю свою дверь. Меня встречает запах замкнутого пространства. Я чувствую его всегда, когда возвращаюсь домой из отпуска. Кроме того, я ощущаю аромат старой сигары.

После обыска здесь царит страшный беспорядок, все вещи разбросаны. Даже постельное белье разорвано. Книги кучами валяются на полу.

Ящики шкафов открыты.

Что-то не так. Не понимаю, что именно. Это моя интуиция. Не надо было уезжать.

Проверяю автоответчик. Четыре сообщения от мамы. Восемь из университета. Одно из СИС. На шести записях только молчание. И на трех тонкий писклявый голос с нарастающим раздражением требует, чтобы я вступил в контакт с полицией.

Как можно скорее!

Со вздохом я снимаю трубку и делаю то, что обязан сделать. Я звоню маме. Она отвечает сразу. Холодным голосом она повторяет свой телефон. Как будто ее фамилия имеет слишком личный характер, чтобы делиться ею с первым попавшимся, набравшим ее номер.