– Говорят еще, здесь живут окуни, – сказала
Ольга. – Очень опасные звери.
– Ну, окуни – это несерьезно, – чуточку
покровительственно отозвался Капитан.
– Говорят...
– Ох, металлисточки вы мои... – сказал
Капитан. – Говорят еще насчет глазастых пирогов в славном городе Рязани...
Однако нужно как-то переправляться? Что думает так и не ставшая любимой женой
хана княжна Анастасия?
Анастасия покосилась на него, но резкая отповедь с языка так
и не сорвалась. Странноватые установились у них отношения. Анастасию он
признавал предводителем, но сплошь и рядом не упускал случая подпустить
колкость. Иногда это получалось прямо-таки по-детски. Анастасии приходилось все
время напоминать себе, что все ужасно сложно, что в том, прежнем мире он сам
был, перевод на нынешние мерки, сотником, и теперь трудно, тягостно врастает в
другой мир, где все, что ей кажется естественным и непреложным, его удивляет,
смешит, злит, порой не на шутку. А то, что кажется непреложным ему, удивляет и
злит Анастасию, и она тоже не всегда сдерживается. Вдобавок еще ответственность
за него чувствуешь, как за младшего – как-никак это она его выхватила из боя,
из смерти, из его времени, спасла... Ситуация – голова пухнет! А тут еще
усердно притворяешься перед собой что не замечаешь, как нравишься ему. И все
остальное... А вообще-то он не знал, что собаки приучены еще и служить
разведчиками. В таких вот случаях. Анастасия промолчала. Она только свистнула
особенным образом, медленно вытянула руку вперед (не без побуждений сделать это
эффектнее, честно говоря) – и собаки, склонив лобастые головы, принюхиваясь,
медленно двинулись по широченному гребню гигантской серой стены, перегородившей
некогда высохшую ныне реку. Иногда они останавливались – просто ждали
дальнейших приказов, и Анастасия громким свистом посылала их вперед. Они шли
настороженно, как и следовало ожидать, но спокойно. Один только раз Бой замер
на миг и покосился куда-то в сторону, но тут же пошел дальше. Вот они уже на
той стороне, где серый гребень моста переходит в серую растрескавшуюся полосу,
косо сворачивающую влево к горизонту, серую дорогу посреди сухой земли,
покрытой странными буграми. Вот они возвращаются назад – гораздо быстрее и
совершенно спокойно. И все же, все же... Чего-то в их поведении Анастасия не
поняла, а рассказать они, понятно, не могли.
– Ну что, собачки? – спросила Анастасия,
наклонилась с седла и протянула руку. Собаки подпрыгивали, тыкались холодными
мокрьми носами в ее ладонь. – А впрочем, ничего нам не остается, друзья
мои.. Поедем быстро, держаться строго гуськом, строя не нарушать, то есть не
обгонять. Собак на ремни. Расстояние меж конями – два корпуса. Вперед!
Она подхлестнула Росинанта концом повода, и конь размашистой
рысью понес ее по серому гребню. Гребень выглядел крепким, его серая
поверхность не крошилась под копытами, подковы гулко стучали по ней, как по
хорошо обожженому кирпичу. «Строить Древние умели хорошо, – подумала
Анастасия. – Река высохла, а Серый Мост остался. Но если они так хорошо
умели строить, зачем возводили поперек рек эти глупые стены, о которых Капитан
отозвался так зло? Стоп!»
Строй смешался, всадники остановились бок о бок. Из серых
развалин на том берегу, из-под странных бугров выныривали темно-зеленые, юркие,
гибкие, прижавшиеся к земле силуэты, сливаясь в поток, бесшумно и грозно
скользили к Серому Мосту, живой пробкой, стеной закупорили тот его конец, куда
стремились всадники. Зеленые звери величиной с крупную кошку – чешуйчатое,
сильно сплющенное с боков тело, четыре лапы, узкие головы, огромные пасти.
Больше всего похожи на щуку, которая обзавелась лягушачьими лапами, вылезла на
берег и стала там жить, приобретя еще скверную привычку приставать к проезжающим.
Так подумала Анастасия, хотя ей было не до смеха – зеленых тварей наберется не
менее сотни, они стоят стеной – слишком уверенно стоят, слишком спокойно. Бьггь
может, это оттого, что они никогда не видели человека. А может, все наоборот,
гораздо хуже – видели не раз, и встречи эти оканчивались так, что зеленые
исполнились уверенности в себе... Вот первые ряды колыхнулись, двинулись
вперед...
– Ни хрена себе окуньки, – сказал Капитан.
Спокойно поднял автомат, застучала очередь и ближайшие щуки-ящерицы покатились
по гребню, одни так и остались лежать, Другие беззвучно корчились, и по ним,
прямо по ним с тупым упорством надвигались задние ряды. Они же не боятся,
поняла Анастасия. Не испугались автомата. Никак не связывают этот железный
перестук с гибелью своих сородичей, с ними нужно совсем иначе...
Кони попятились, храпя. О бок Анастасии промелькнула
желто-палевая спина – один из псов вырвал ремень из рук Ольги и, яростно лая в
боевом восторге от такого изобилия врагов, врубился в зеленые шеренги, как
топор в кашу. Капитан опустил автомат. Пес исчез – по гребню катался шипящий
клубок, сплетение зеленых тел, в нем на миг промелькивало желто-палевое,
отлетала в сторону мертвая ящерица, но со всех сторон бросались новые. Клубок
закатайся далеко в боевые порядки ящериц – но основные их силы упорно
надвигались на всадников, и Анастасия поняла обостренным чутьем рыцаря – еще
миг, и переломный миг схватки будет безвозвратно упущен, начнется свалка, дикая
неразбериха, враг окажется со всех сторон...
– Держите второго пса! – крикнула она. –
Держите коней!
И спрыгнула с седла, бросилась вперед. Длинное узкое лезвие
меча зеркально сверкнуло и тут же утратило блеск, замутилось бледно-розовой
кровью, воздух, весь мир вокруг стал плотным, зеленым, состоящим из одних глубоких
пастей, щерившихся со всех сторон, – они подпрыгивали, целя в лицо,
вгрызались в сапоги. Скрежетали по кольчуге зубы. Длинный узкий клинок бешено
метался в этом зеленом, оскаленном, холодноглазом воздухе, с усилием рассека
его. Бой был не на жизнь, а на смерть. Анастасии пришлось нелегко, но она
приказала себе стать молнией – быстрой, как молния, нерассуждающей, как молния,
не дающей промаха смертью. Шпорой! Концом клинка с разворота! Сапогом!
Кинжалом! Боль ниже колена – кинжалом! Твари понимают только ярость и наглядную
смерть!
Время от времени коротко хлопал автомат, свистела стрела –
Капитан с Ольгой били на выбор, осторожно, боясь зацепить Анастасию. А она
стала Смертью. Для любых других чувств и ощущений не было ни места, ни времени.
Клубок укатился влево, к краю пропасти, полетел с гребня,
далеко внизу угас испуганный собачий визг, и, подхлестнутая яростной болью этой
утраты, Анастасия колола и рубила, пока не сообразила, что впустую рубит
воздух. Уцелевшие ящерицы разбегались, вот последние мелькнули меж бугорков, у
развалин, и больше живых не видно. Серый гребень усыпан зелеными трупами,
сапоги скользят в белесо-розовых лужах.
Анастасия, как слепая, медленно побрела вперед, к тому
берегу. Сердце бешено колотилось о кольчугу, болела спина, мурашки бегали по
всему телу – ныли, отходили от напряжения мускулы. Окровавленный меч, ставший
ужасно тяжелым, оттягивал руку, бороздил концом сухую землю. Анастасия до
рукояти вогнала его в бугорок, очищая от крови, выдернула, со стуком бросила в
ножны. Безвольно стояла, чуть покачиваясь. Ужасно жалко Боя – теперь она
видела, что рядом с Ольгой, рыча и щеря зубы на мертвых ящериц, бежит как раз
Горн, оглядывается, ищет брата, а брата-то и нет... Подошел Капитан, взял за
плечи, заглянул в глаза: