Например, прямо сейчас Ритуля ковыряла в своем носу пальцем, явно стараясь добраться через него до головного мозга. И кажется, это ей почти уже удалось.
– Ну чего, – поковыряв от души и вытерев козявки об обивку под задним сиденьем, произнесла она. – Едем?
– Да, – с трудом превозмогая дрожь отвращения, пробормотала Кира. – Ты готова?
– Вполне!
Подруги не ожидали от этой экспедиции ничего хорошего. Они были уверены, что Ритуля все напутает и наврет им. Они даже не пригласили Эльзу поучаствовать в их марш-броске, потому что твердо знали: такое существо, как Ритуля, не способно удержать в своей памяти чей-то адрес более чем на одну минуту.
Оказалось, что способно. Ритуля очень точно и быстро нарисовала подругам маршрут, куда им предстояло ехать. Ни разу не запнулась на перекрестках. Ни разу не призналась, что не знает или плохо помнит, как двигаться дальше. И через полчаса ткнула пальцем в небольшой симпатичный коттеджик на маленькой и зеленой Синявинской улице, причудливо петляющей среди окрестных дворов.
То есть сама-то улица была ровной и прямой, хоть и совсем короткой. Но вот дома, которые числились по ней, прыгали по сторонам, словно кролики. Все они находились по обе стороны от улочки почти на расстоянии ста метров в глубь дворов.
Так что подругам никогда бы не пришло в голову, что дом, который отделяет от соседней Большой Пороховской улицы всего один корпус, на самом деле числится по Синявинской, до которой нужно пройти еще целых пять домов.
– Но ты уверена, что это тот самый дом, куда ты ездила?
– Конечно, уверена! Во-первых, он зелененький, а зелененьких тут других больше нету. А во-вторых, вон!
– Что?
– Вон стоит!
И Ритуля ткнула пальцем в симпатичного черноглазого малыша с круглым пузиком, которое туго обтягивала хорошенькая трикотажная маечка. Шортики тоже плотно облегали круглый задик мальчугана. И хотя ему было на вид лет шесть, гулял во дворе он совершенно один.
– Мальчик, – позвала его Рита. – Мальчик, подойди сюда.
Ребенок сделал один шаг в их направлении, но тут же замер.
– Нет.
– Почему? Подойди, я тебе шоколадку дам.
На лице мальчугана отразилась настоящая борьба. Наверняка мать сто раз предостерегала его против таких вот добрых теть на машинах, которые прельщают маленьких детей конфетами, а потом увозят далеко и продают злым дядям. Но ребенок есть ребенок. Что им не познано на собственном опыте, то подвергается сомнению. Мама для ребенка пока еще была авторитетом, но жажда познаний, сгубившая с начала времен, увы, многих, уже начала оказывать свое губительное разъедающее влияние на личность мальчика.
– Киньте сюда свою шоколадку! – сказал он.
Ритуля поискала в своей огромной ярко-красной сумке с золотыми нашлепками.
– Вот! Держи!
Ребенок с неожиданной для его тучного тельца ловкостью поймал шоколадку, но бдительности не потерял.
– Отравлена? – поинтересовался он.
– Нет, что ты!
Мальчик подумал и предложил:
– Докажи.
– Как?
– Съешь.
– Всю?
– Нет. Кусочек.
– Но я тут, а ты там. Как же я съем шоколадку? Она ведь сейчас у тебя?
– Я подойду.
И мальчик смело подошел к машине с сидящими в ней тетями, которые очень даже запросто могли увезти его к злым дядям, продать на органы, в притон для малолетних, а также просто убить исключительно развлечения ради.
Вывод таков! Дорогие родители, если вы хотите, чтобы с вашим ребенком все было более или менее в порядке, не оставляйте его одного без присмотра ни за что! Детское воспитание отличается от взрослого. Детей легко обмануть или запутать. Поэтому будьте бдительны и не слишком-то доверяйте благоразумию своего малыша.
Вы же ведь не оставляете свою новенькую иномарку с невключенной сигнализацией или с открытыми окнами? Нет? А почему? Потому что она дорого стоит? Ну а ребенок, скажу я вам, стоит еще дороже. А уж для вас самих он вообще бесценен. Ведь вы его рожали, кормили, поили и растили. Вы его любите больше всего на свете. Но, увы, надеяться на его разумность – наивно. Надо отдавать себе отчет, что ребенок – это всего лишь ребенок.
Не прошло и трех минут, как мальчик уже сидел в машине, весело болтая и поедая шоколадки, которые подсовывала ему Ритуля. При этом он не забывал сообщать с важным видом:
– От сладкого у меня прыщики. На лице, на попе, на ручках. Доктор сказал, шоколадки, конфетки, соленое – это все мне нельзя.
– Так зачем же ты ешь?
– Мне много сладкого нельзя! Но одну конфетку можно. Так доктор сказал!
Но малыш не успокоился, пока не слопал целых семь штук. Лишь после этого он тяжело вздохнул и сказал:
– Ну, мне пора. До свидания.
– Погоди! – остановила его Ритуля. – Ты знаешь всех, кто живет в вашем доме?
Мальчик важно кивнул головой и обстоятельно ответил:
– У нас живут дядя Коля, дядя Никита, дядя Валера и мы с родителями.
– А на втором этаже?
– Мы с родителями и дядя Никита.
– Он сейчас дома?
– Он всегда дома, когда не работает.
Ритуля торжествующе посмотрела на подруг.
– Ну? Что я вам говорила? Я все правильно сказала. Пойдемте.
Обожравшийся сладкого мальчик остался на улице. Он сказал, что ему нужно следить за фигурой и много гулять. А подруги поднялись на второй этаж.
– Вот его квартира! – уверенно ткнула пальцем Ритуля в самую обычную деревянную дверь. – Сюда я приносила второй конверт от того типа.
Подруги несколько раз позвонили в дверь, но им никто не открыл. За соседней дверью, где жила мать симпатичного малыша, слышался шум, но дверь тоже никто не открыл. Похоже, отец отсутствовал, а мать одна не справлялась с выводком своих детишек. Судя по шуму, который они издавали, их было не меньше десятка. Неудивительно, что самого старшего и, по ее мнению, разумного мать выставила на улицу.
Граждане, рожайте ровно столько детей, сколько вы можете потянуть. Зачем заводить семерых, а потом не знать, куда их девать? Не стоит уподобляться крестьянкам дореволюционной России, которые метались по соседкам, выпрашивая рубашечку от умершего от скарлатины или крупа ребенка, чтобы одеть своих детей и таким образом избавиться хотя бы от пары лишних ртов в своей собственной семье.
Бедных женщин можно было понять хотя бы отчасти. В те времена противозачаточные таблетки еще не существовали. О презервативах в российской глубинке никто и не слышал. Поэтому люди плодились, словно кролики, но вот только до зрелого возраста доживали от силы две трети их отпрысков.