Слонов потребуется много, думал царевич. Сонмы слонов. Все, что есть на этой планете. Да, он отдавал себе отчет в том, что это будет грандиозный и немыслимо дорогостоящий проект! Но если гнать слонов в Москву своим ходом, то можно будет сэкономить на транспортных расходах. И ничего, что они загадят по дороге полмира. Можно было бы, конечно, напилить бивней на месте, а мясо гигантов оставить аборигенам. Во всяком случае, это выглядело бы гуманнее. Но что такое гуманизм в сравнении с эпичностью? Мясо аборигены съедят, потом аборигенов съедят львы или другие соседи по эйкумене… Плоть – тленна, а легенды – вечны. Соображения эпичности проекта превосходили гуманитарные с большим отрывом.
Внутренний дуализм царевича не позволял ему простить жестокосердную Москву за то, что она «слезам не верит», но в то же время он любил ее как женщину: отчаянно ревнуя и молясь на нее. А она вдруг восстала, обманчивая, как транссексуал. И он не понимал, что ему теперь со всем этим делать. Или это восстал в ней кто-то другой – новый молодой любовник Москвы, возжелавший довести ее до оргазма? А затем, восторженную и расслабленную, использовать в своих целях? Он продолжал любить ее как женщину и хотел удивить, порадовать развратницу достойным, соразмерным ее пышному телу лингамом из слоновой кости, но ее уже пользовал кто-то другой или она больше не была женщиной. Царевич впадал в отчаяние, но тут же находил, что все эти мысли были, пожалуй, слишком прямолинейны, слишком тестостеронны… Оставалось одно проверенное средство: запереться дома и напиться.
После свидания, проводив девушку, Бобрище поспешил к другу и застал его у окна с фужером в руке. По всему было видно, что друга накрыл отечественный осенний сплин.
– С Бомелием чуть не столкнулся на въезде. Что он у тебя делал? – с тревогой спросил сокольничий, зная, что царевич и аптекарь никогда не были близкими приятелями.
– Печеньки, дурак, с изумрудами привез. Как их есть? Наверное, хотел, чтобы я клыки обломал.
– Это Жу-Жу упражняется в гламуре.
– Да и черт с ними! Тут другое. Я с ним поделился своими опасениями относительно торчащих башен, а он сказал, что это наш строительный департамент холдинга ЗАО МОСКВА их заказывает. Представляешь? А я-то думал… я-то опасался, что это чьи-то чужие линга… башни, а это, оказывается, – наши… ПРА-напорные. Они уже набиты органикой и деньгами по самые макушки. ПРА качать будем…
– Ну так, значит, все хорошо? – Бобрище с некоторым беспокойством заглядывал другу в глаза. – Я, правда, ничего не понял… Так что печеньки?
– Понимаешь, – царевич взял со стола нелепый и подозрительный десерт, – есть какие-то отличия между мыслью, сказанным словом и тем, что имеет место быть. Дельта. Сухой остаток. Дефект массы.
– Человек так устроен, – вздохнул Бобрище.
– А ты его вскрывал? – разозлился Уар, качнувшись на уже нетвердых ногах.
– Конечно, все одинаковые, один ты – уникальный перец, – проворчал Бобрище, покосившись на пустую бутылку Remy Martin.
– Да, внезапно пьян… – без всякого чувства вины признался царевич. – Знаешь, иногда мне кажется, что жизнь не то чтобы говно, но занят я не тем…
– …сказал один вампир другому. Прикинь? – хмыкнул сокольничий, но понял, что царевичу не до шуток, и устыдился. – А чем бы ты хотел заниматься?
– Если я пойму это, других вопросов у меня не будет.
– Ну ты это… ты не грусти… – Бобрище положил свою могучую лапу на плечо друга. – Я нашел тебе нескучное занятие. Это тебя развлечет. На некоторое время…
– А потом?
– Потом еще что-нибудь придумаем.
– Надолго ли? У нас с тобой такое длинное, такое бесконечное «потом»… Ты знаешь, меня ведь никто никогда не любил. И я их пил. Надрывно, захлебываясь, мстя им за нелюбовь. А теперь я и сам утратил эту способность – любить. Наверное, она не рассчитана на такой долгий срок эксплуатации. Износилась.
Бобрище, далекий от столь хрупких чувств и тонких переживаний, смущенный откровениями друга, вертел в руках очередную бутылку.
– А ты хотел, чтобы они позволяли тебе пить себя из большой любви? – спросил он деликатно. – Вот тогда бы ты их залюбил до полного всасывания…
– Не мучь меня. Я и сам не знаю, чего хочу. Ну что ты на меня смотришь? Наливай! Или дай я сам. – Уар разлил коньяк по фужерам, расплескав половину. – И что за наказание – наши ледяные руки?..
Бобрище вдруг вспомнил, что у друга сегодня день рождения, и по-настоящему испугался. Он понял, что царевич в этот момент решает ежегодный мучительный вопрос: уйти или остаться. «Да что ж ему не живется-то? – недоумевал сокольничий. – И хорош, и богат, и родовит, а поди ж ты…»
– Послушай, я нашел тех, кто будет давать себя пить по любви, – поспешил утешить царевича сокольничий и увидел обращенный к нему взгляд друга, исполненный нежности и печали. Не вынеся распиравших грудь чувств, Бобрище отвел глаза, подозрительно хрюкнул над фужером, уронил что-то со стола и полез поднимать.
В этот момент встрепенулся телефон царевича.
– Докладываю, – заговорила трубка специальным офисным голосом, который отрабатывался на многочисленных тренингах и мастер-классах, – на данный момент на Земле живет от тридцати до пятидесяти тысяч азиатских слонов. Во всей Азии насчитывается около тринадцати тысяч рабочих слонов, а в самой Индии имеется всего лишь пять тысяч одомашненных слонов. Вам какие конкретно нужны? Одомашненные или дикие?
– Вы что там, спятили?! – обиделся Уар. – Какие к черту слоны?
– Э-э-э… а в Африке – около двухсот пятидесяти тысяч… Есть кустарниковые, а есть саванные… Каких предпочитаете?..
– Идите к дьяволу с вашими слонами!.. – закричал царевич и швырнул в сердцах трубку. Ну всё сегодня было против него! Решительно всё! Он оглянулся на друга в поисках поддержки. Но тот по-прежнему сидел под столом, похрюкивая, но теперь уже как-то неделикатно.
Оставшись в одиночестве, Уар полез в Сеть в поисках информации о новых знакомцах сокольничего. Таковых оказалась чертова уйма. Открыв один из форумов, он обнаружил в нем близкую сердцу и радующую глаз фиолетовость бэкграунда и углубился в изучение контента. Чем дальше читал царевич ленивую перебранку готов, тем лучше представлял их. Тем роднее и ближе они казались ему.
«Вот у меня, например, никого нет, – писал, как Уару казалось, молодой человек с трагическим выражением лица, непременно трагическим! – Где мне найти тепло?»
Ах, как близок был Уару мучивший юношу вопрос! Он и сам хотел найти на него ответ.
«В крематории», – ответил другой, бестрепетный.
«Ну и сцуко же ты, Кролик», – без лишних эмоций констатировал третий.
«А что такого? Нагнетаю депресняк. Издевательства над готом делают его еще более депрессивным. То есть – тру. Так что все в порядке. И Кролик – не сцуко, Кролик – циничный и озабоченный тру», – объяснялся персонаж под ником Кролик.