К моему огорчению, семья Ладдока так и поступила. Они уселись у стола и с аппетитом набросились на пирог с телятиной, а нам Ведьмак позволил лишь по жалкому кусочку желтого сыра и стакану воды.
Я сидел, грыз свой сыр и думал об Алисе, о том, где ей приходится жить. Если бы не этот домовой, Ведьмак занялся бы Морганом, и, возможно, в том доме стало бы легче дышать. Однако сейчас нам предстоит иметь дело с этим пращником, и кто знает, когда Ведьмак освободится…
У Ладдоков не было лишних спален, и мы провели ночь не слишком комфортно — на кухонном полу, завернувшись в одеяло, поближе к тлеющим в очаге углям. Холодно и жестко. Встали мы задолго до рассвета и отправились в ближайшую деревню под названием Бельмонт. Идти было легко, все время под горку, но я ни на миг не забывал, что вскоре придется подниматься обратно и тогда будет гораздо труднее.
Бельмонт оказался крошечной деревушкой — всего лишь дюжина домов на перекрестке дорог и кузница, куда мы и направились. Кузнец особой радости при виде нас не выразил — скорее всего, из-за того, что своим стуком в дверь мы подняли его с постели. Как и большинство кузнецов, он оказался крупным, мускулистым человеком — из тех, с кем шутки плохи, — однако поглядывал на Ведьмака настороженно и, казалось, чувствовал себя неловко.
— Мне нужен новый топор, — сказал Ведьмак.
Кузнец кивнул на стену позади кузнечного горна, у которой стояли несколько лопастей, пока лишь грубо сформированных, но готовых к завершающей обработке.
Без долгих раздумий Ведьмак выбрал самую большую из них, причем обоюдоострую. Кузнец оглядел моего учителя сверху донизу, как бы оценивая, хватит ли у того сил воспользоваться таким топором.
Однако без дальнейших разговоров приступил к делу. Я стоял около кузнечного горна, глядя, как кузнец раскалил лезвие, а потом колотил по нему на наковальне, придавая нужную форму и часто охлаждая в кадке с водой, откуда с шипением поднималось облако пара.
Насадив готовый топор на длинную деревянную рукоятку, он заострил его на точильном камне, так что во все стороны полетели искры. На все про все ушло около часа; наконец кузнец остался доволен своей работой и вручил топор моему хозяину.
— И еще мне нужен большой щит, — заявил Ведьмак. — Достаточно большой, чтобы прикрыть нас обоих, но в то же время легкий, чтобы вот этот парень мог поднять его над головой на высоту вытянутой руки.
Кузнец, похоже, удивился, но принес из своих запасов большой круглый щит, деревянный, с металлическим ободом. Еще в центре него была железная выпуклость с острием, и кузнец начал с того, что удалил ее и заменил куском дерева, чтобы сделать щит легче. Потом он покрыл его снаружи белым оловом.
Но такой щит я смог удержать над головой, только вцепившись в края обеими руками. Ведьмак сказал, что так не годится, потому что могут пострадать пальцы и я уроню щит. Тогда обычный кожаный ремень заменили на две деревянные рукоятки с внутренней стороны щита, у самого обода.
— Ну, давай посмотрим теперь, на что ты способен, — сказал Ведьмак.
Он долго заставлял меня удерживать щит в самых разных положениях под самыми разными углами. Наконец учитель остался доволен тем, как у меня получается, расплатился с кузнецом, и мы отправились в обратный путь.
Ведьмаку пришлось оставить посох, потому что руки у него были заняты топором и собственным мешком, а я тащил тяжелый щит, радуясь, что не приходится нести еще и хозяйский мешок. Когда мы добрались до места, где погиб человек, Ведьмак остановился и твердо посмотрел мне в глаза.
— Собери всю свою храбрость, парень. И нам придется действовать очень быстро. Домовой поселился под корнями старого боярышника, вон там. Мы должны будем срубить и сжечь дерево, чтобы выгнать его вон.
— Откуда вы это знаете? — спросил я. — Что, пращники живут под корнями деревьев?
— Они живут везде, где им вздумается. Однако обычно домовые любят селиться в расселинах, и в особенности под корнями боярышника. Пастуха убили на краю вот этой самой расселины, а мне известно, что чуть выше растет боярышник, потому что именно там я разбирался с последним домовым почти девятнадцать лет назад, когда Уильям был младенцем, а Морган моим учеником. Однако в тот раз домовой прислушался к моему почти дружескому увещеванию и вылез, когда я его попросил, а сейчас мы имеем дело с закоснелым пращником, то есть с таким, который уже убил человека, так что слова на него не подействуют.
Ну, мы и пошли по расселине, Ведьмак впереди, очень быстро, я за ним; вскоре мы оба тяжело дышали. Грязь постепенно сменилась камнями, и идти стало еще труднее.
Сначала мы шли близко к верхнему краю расселины, но потом спустились к самому ручью. Узкий и мелкий, он бежал очень быстро и вскипал на камнях. Мы пошли против течения, берега все круче уходили вверх и в конце концов почти сомкнулись у нас над головами, оставив лишь узкую полоску неба. А потом, несмотря на шум ручья, я услышал, как в воду перед нами упал первый камень.
Это не стало для меня неожиданностью; вскоре посыпались новые камни, заставив меня снять щит со спины и выставить его над головой. Ведьмак был выше меня, щит пришлось держать высоко, и очень скоро у меня заболели руки и плечи. И все равно Ведьмаку приходилось пригибаться, и идти нам было очень нелегко.
Вскоре мы увидели боярышник — очень большое, старое дерево, темное, искривленное, с изогнутыми, похожими на когти корнями. Стойкое, непокорное дерево, на протяжении сотни или даже больше лет противостоявшее любой непогоде. Подходящее место для жилища домового, в особенности пращника, — этот вид домовых предпочитает одиночество, избегая общества людей.
Чем дальше, тем более крупные камни падали сверху. Мы уже почти добрались до дерева, когда один, размером больше моего кулака, с лязгом ударил в щит, едва не оглушив меня.
— Держи щит крепко, парень! — закричал Ведьмак.
И вдруг камни перестали падать.
— Вон там…
Проследив за взглядом учителя, я увидел, как во тьме под ветвями дерева начинает формироваться домовой. Ведьмак рассказывал мне, что домовые этого типа представляют собой бесплотный дух и не имеют собственных костей, крови и плоти; но иногда, стремясь напугать людей, они покрывают себя чем придется и становятся видимы для человеческих глаз. На этот раз домовой использовал камни и грязь у подножия дерева. Они большим, быстро вращающимся облаком взлетели вверх и облепили его, придавая видимую форму.
Мерзкое зрелище. У него было шесть огромных рук, которыми, надо полагать, очень удобно бросать камни; неудивительно, что это так хорошо у него получалось. Голова тоже была несоразмерно большая, а лицо покрывали грязь, липкий ил и камни, которые двигались, пока он сердито таращился на нас. Еще на лице выделялись черная щель рта и два темных провала на месте глаз.
Не тратя времени даром и не обращая внимания на домового, под возобновившимся градом камней Ведьмак направился прямо к дереву и обрушил на него топор. Шишковатое старое дерево было крепкое, и понадобилось несколько ударов, чтобы срубить крупные ветки. Я был так занят, прикрываясь щитом от падающих камней, что на какое-то время упустил из вида домового. Казалось, щит с каждой минутой становился все тяжелее, и мои руки дрожали от напряжения, удерживая его.