* * *
Когда одноглазый шагнул в лодку, та заскрипела, закачалась. Добря обеими руками ухватился за борта, беззвучно молил богов, чтобы посудина не перевернулась. Когда в руках Лодочника появилось весло, мальчик не заметил. С великим страхом наблюдал, как этот странный человек с обветренным лицом одним движением оттолкнул лодку от берега, как спокойные воды речушки враз превратились в медленный, но очень сильный поток, понесли.
Водчий стоял спиной, изредка опускал весло в воду, но казалось, не лодкой правит, а рекой. По берегу спешной рысью мчался Сребр. Язык высунут, болтается, как красная тряпица, но морда у волка довольная, радостная. Помощник одноглазого исчез, лишь впереди показалась просторная гладь озера и крики чаек стали оглушающе громкими.
Добродею сперва не верилось, что жуткий Лодочник решился доставить его в Русу. Воображение рисовало страшные картины, казалось, будто плывут не в город Вельмуда, а прямиком на тот свет. А куда еще может везти приспешник водяного царя? Но одноглазый вел себя как самый обычный человек, да и разговоры вел обычные, особенно вначале.
– Ты, значится, из Рюрикова города? – нарушил молчание он.
– Ага, – ответил мальчик осторожно.
– А правда, что князь ентов собственноручно Вадиму голову оторвал?
– Да… – выдохнул Добря.
Одноглазый усмехнулся. Мальчик отчетливо видел, как под истертой рубахой вздулись мышцы.
– И воинов Вадима покалечил?
– Всех до единого. Покалечил и прибил.
– А мужичье, стало быть, отпустил?
Добря стиснул зубы, кулаки сжались сами по себе. А одноглазый продолжал равнодушно:
– Да, беглецам самое место в Киеве. Тамошний князь – Осколод – Рюрика не жалует. Хоть и родня.
– Родня?! Как так?
Удивление в голосе Добри прозвучало до того громко, что Лодочник даже обернулся. Бросил на мальчика испытующий взгляд, продолжил:
– Пасынок, говорят, от первой жены, – и добавил, сдерживая смех: – Ее, видать по всему, Вадим на кол посадил. А после и сам, того, сел…
Добря похолодел до самых пят.
– Осколод этими водами как-то проходил, местных за собою на Киев звал, повезло ему, что князь русский – Вельмуд – при Гостомысле тогда был. Чего там Киев – аж на Царьград зазывал. Много молодых увел. Говорили еще, что поклялся он отчиму, Рюрику стало быть, в верности и дружбе, а тот самолично дал Осколоду лодьи и благословил в дорогу. Купились.
– Так почему же тогда Осколод Рюрика не жалует?
Лодочник молчал довольно долго, а после махнул рукой, сказал:
– Не поймешь. Мал ты еще. Скажи лучше, точно ли, что в Рюриковом городе и в Славне меня кличут прислужником водяного царя, а?
– Не… Не слыхал такого, – соврал Добря.
– Ну, в таком случае давай договоримся. Коли услышишь, не спорь. И приврать можешь, мол, так и есть. А я тебе за это тайну открою.
Добродей замер, во все глаза разглядывая собеседника, покраснел.
– Да ты не бойся, Добря! Не бойся. Вот как думаешь, что такое волшба?
– Волшба… она и есть волшба, – буркнул Добря.
Губы Лодочника растянулись в улыбке:
– А давай поспорим? Вот ты скажи, для того, чтобы дом построить, волшба нужна?
– Конечно, – пробормотал мальчик смущенно, глянул на хитрую физиономию лодочника, добавил поспешно: – Ну там, обереги в основание заложить, жертву принести звериную, а то и человеческую…
– А дальше?
Добря насупился, чуя подвох:
– Что? Дальше – знай себе работай. Дом построить трудно! Тут умение нужно! И ого-го какое! Я-то знаю!
– А для того, чтобы хлеб испечь, волшба требуется?
– Конечно, нет! Только разве что квашню от злого глаза укрыть, чтобы не скисла.
– А без паруса против течения пройти? – Голос одноглазого стал хитрее лисьего прищура.
– Да как же в таком деле без волхования! – выпалил мальчик. Почувствовал, как пламенеют щеки и уши, как сжимаются кулаки. – Это ж невозможно!
Смех Лодочника прокатился по округе, Добре даже почудилось, что от столь громкого звука рыба в озере вот-вот повсплывает кверху брюхом.
– Ну, тогда давай поколдуем, – отсмеявшись, заключил одноглазый. Он указал на устье вдалеке: – Это Ловать, а дальше – Полисть. Теченье встречное, но несильное. А чуть дальше – особая речушка, даже не речушка, а так, ручеек. О ней немногие знают, потому как большие лодки в те берега не вмещаются. А мы пройдем… – и, словно подслушав мысли Добри, Лодочник добавил: – Боги наделили тот ручеек особой силой, там течение другое.
– А разве так бывает? – выпучил глаза Добря.
– В наших землях и не такое бывает. Но если ходить только проторенными тропами, никогда о том, что совсем иначе, не узнаешь.
Они миновали устье, по бокам теперь не беспредельная озерная гладь, а болотистые берега. Мальчик с открытым ртом смотрел за борт, даже челюсти заболели.
– Ну, ничего себе! – наконец выдохнул он.
– А то! – В голосе мужчины послышалась усмешка. – Так теперь скажи, Добродей, есть тут волшба или нет?
Мальчик замолчал надолго, все пытался осознать случившееся с ним чудо. В то, что Лодочник не использовал волшебные силы или колдовство, не верилось. Может быть, он сам течение этого ручья перевернул?
– А касаемо спора… – отозвался вдруг одноглазый. – Зачастую выходит так, что человек путает волшбу и мастерство. Мастер спорит дело так, как никто не умеет. Оттого и кажется, будто не сам работает, а с божьей или еще какой помощью. На самом же деле у мастера есть тайна! Это моя тайна, ты о ней никому не рассказывай.
– Хорошо. А как же быть с волшебством?
– Да никак, – улыбнулся Лодочник. – Просто запомни: люди часто называют волшебством то, чего иначе объяснить не могут. А на поверку все оказывается проще простого. Но это не значит, будто волшебства не бывает вовсе.
Добря почувствовал, что краснеет, опустил глаза. Лодочник проговорил, как и прежде, не оборачиваясь:
– Да не печалься, парень! Мы с тобой, конечно, не до Киева, а хотя б до Русы проберемся. Ну, а там я тебя на какую-нибудь лодью передам, по знакомству. А дальше из речки в речку, да волоками… Не унывай! Всего-то тысчонка верст с гаком, – рассмеялся водчий. – Еще лист не опадет, а ты уже при Осколоде очутишься.
Глава 8
О русах Добря слыхивал всякое. Старые люди говорили, что прежде, во времена незапамятные, жили два брата, и один из них правил в Словенске. И город сей именем своим назвал, и от него, первого Словена, пошел весь род славян.
А младший брат звался Русом, он княжил на другом, южном, берегу Ильмерского моря. И боги рассудили так, что стал владеть он всей солью на многие сотни верст окрест, потому как нигде ее не сыщешь, лишь тот Рус сумел разыскать. Что сталось с князем, никто не помнил, только именем его прозвались все солевары, находники этих мест. И через промысел этот очень они обогатились.