Страж в синих одеждах долго стоял у края причала, провожая взглядом лодку. Затем его внимание привлек невнятный короткий звук. Обернувшись, воин увидел на краю доски плоский мокрый камень, прижимающий такой же мокрый листок. По багрово-розовой волне бежали темные круги, окольцованные золотыми ободьями бликов. Оримэо хмыкнул, подобрал записку и со всей доступной ему скоростью помчался в замок сирина, от пристани которого и ушла лодка. Листок в ладони был надежно расправлен, так он мог просохнуть без угрозы для текста. Подобным образом — записками — араави предупреждали о неприятностях уже не раз. Было вполне надежно установлено: сведения доставляют пловцы из дворца его великолепия. Но кто распоряжается ими, кто составляет тексты? Этого не знал и сам Роол.
Эраи Граат, осунувшийся и повзрослевший за время мятежа сирен, прочел записку, не говоря ни единого слова. Оглянулся на пожилую дочь моря, временно заменившую Элиис в крепости:
— Энэи Ютэо, у нас опять беда. Вы устали, но более мне некого просить об одолжении.
— Ты вежливый мальчик, — улыбнулась сирин. — К тому же любая из нас мечтает оказаться в море. С тех пор как я с ним познакомилась, в моей старой глупой жизни появился смысл. Иди собирай людей. А меня проводит мой милый Боу. Он такой хорошенький, я обожаю его угощать и гладить по голове.
Молодой хранитель с отчаянием глянул на своего араави. Потом на огромное блюдо с пирожными, украшающее низкий стол. Все они предназначались ему одному, любимцу энэи Ютэо, самому миленькому и хорошенькому, так похожему на сына…
— Я охрипну, у меня зубы склеятся от сладкого, — шепотом взмолился Боу: он знал, что сирин глуховата. — Лишусь голоса!
— Плыть нам предстоит далеко, — пряча улыбку, сообщил Граат, жестом подзывая стражей. — Упакуйте пирожные, в дороге пригодятся. И спешите к лодке. Газур намерен захватить жену Роола.
— Да как он смеет, — ужаснулась сирин. — Вот подлец! Меня сманивал к себе во дворец, сына в могилу свел… А ведь какой был даровитый малыш! Одна беда, родился в дурное время. Как подрос, отняли его, во дворец отвезли, газуру подарили. Уж он и послушный был, и разумный, а разве угодишь этому гнилодушному спруту?
Старушка судорожно вздохнула, привычно смахивая слезинки. Боу бережно поддержал сирина под локоть и повел коридорами к пристани. Он слышал историю сына Ютэо так часто, что давно выучил наизусть. Но до сих пор от повторения легче на душе не становилось. Если бы не араави Граат, его собственная мама могла бы, узнав о гибели сына в крепости, точно так же отчаяться и погаснуть. Как и Ютэо, хранительница Лоота могла бы попытаться укрыться от непосильного груза беды в прошлом, отрекшись от приятия настоящего. С нездоровым упрямством она повторяла бы каждому слушателю, как выглядел сын, как он рос и до чего был умен. В крепости на Итоозе пожилую Ютэо, невнятно бормочущую и постанывающую, все до единого стражи полагали безумной. Однако с осени женщине по приказу Роола дозволили бывать на берегу моря, приставив к ней лекаря и опытную сирену. И теперь Ютэо вполне уверенно осознавала окружающий мир, охотно общалась с людьми, без ошибки выговаривала имена знакомых и даже находила интерес в развитии своего дара, изрядно потускневшего от времени и горя. Перемены к лучшему стали особенно заметны с тех пор, как на Итоозу приплыл араави Граат и сирин впервые увидела его хранителя, которого то и дело, сбиваясь или намеренно ошибаясь, называла сыном…
— Вооти, мы ведь поплывем в одной лодке? — Сирин погладила синюю рубаху Боу и бережно одернула ее, удаляя случайные складки.
— Конечно, матушка, — отозвался хранитель. Он привык откликаться на чужое имя и звать Ютэо матушкой. Ей это было очень важно. — И вы, и я, и араави.
— А твоя вторая мама, Лоота? — забеспокоилась сирин. — Как она, тоже поплывет? Она у тебя хорошая, Боу. Даже не сердится, что я пеку тебе пирожные по редким рецептам далекого севера и ты кушаешь их лучше, чем всякие иные, не домашние.
— Мама тоже поплывет, она станет вас оберегать. Лоота будет с вами постоянно, я и араави несколько позже, может статься, перейдем на другую лодку, но ненадолго.
— Хорошо, идите себе, — загадочно улыбнулась Ютэо. — Мы с Лоотой сможем вволю о тебе поговорить. О-о, я намереваюсь начать очень важный разговор. В храме во славу Сиирэл поет столько красивых девушек! Ты им всем нравишься. Я вижу, а она как-то и не задумывается, хотя давно пора. У тебя в голове есть мысли о ком-то, я вижу, Вооти. Они пустые, их надо выбросить, но мысли — они не песок, их нельзя просто вытряхнуть, их надо заменить на иные.
Боу опасливо покосился на свою самозваную маму. Тема о мыслях и девушках была совсем новой. По крайней мере сам он впервые слышал подобное и поежился от неприятного предчувствия, скорее даже подозрения: две его матушки могут сойтись во взглядах по указанному вопросу. И что тогда? Им обеим, пожалуй, сам араави не возразит…
Стражи уже ждали на причале. У воды аоори выстроил десяток воинов древней крови, и все уважительно поклонились сирину, прижимая ладони к сердцу. Ютэо гордо выпрямилась, плотнее вцепилась в руку «сына» и повела его на лодку. Вот какой у нее мальчик! Самому араави хранитель, и никак не меньше.
— Когда хор вернется с западных островов, — добавила сирин, не забыв важную для себя мысль, — я тебя познакомлю с хорошими девочками. Сколько можно с оружием прыгать по каменным плитам двора! Ты слишком уж старательный, ничуть не жалеешь себя, не уделяешь себе времени, не отдыхаешь. Того и гляди похудеешь от непосильных трудов… а где же твои любимые пирожные?
— Их упаковали и отложили в запас, — понадеялся Боу.
— В другой раз сама присмотрю, — заверила Ютэо, широко улыбнулась и продолжила иным, более рассудительным тоном: — Не хмурься. Мало ли что я бормочу. Ты такой славный, как я могу удержаться? Сядь со мной. Теперь объясни толком: куда плывет лодка с малышкой Онэи? Мне ведь волну вести, а я не самая сильная из дочерей моря.
— Вы справитесь, — улыбнулся Боу, устраиваясь на циновке в ногах сирина и расправляя карту островов близ Гоотро. Он быстро указал ладонью направление, затем стал рисовать пальцем возможные пути движения лодки в путанице каналов. — Вы не бросите хороших людей в беде. Араави потому и сказал, чтобы вас больше не ограждали стенами крепости, вы и без того остров не покинете.
— Не покину, — согласилась сирин. Отошла к борту, села там и опустила ладонь в воду, поглядывая на карту. Кивнула, когда совпали указания руки Боу и ее собственные ощущения. Вернулась, шепнула в самое ухо хранителю: — Как тебя увидела, так и дала слово, что буду здесь до самой смерти. Это ведь Сиирэл мне второй раз доброту свою показывает, погибшего в волнах возвращает. Моего Вооти утопили. Его голос не давал спать, в волнах шумел, то звал, то прощался, то жаловался на боль… мне и было худо. Теперь я слышу его наяву, свободный и взрослый, и могу жить спокойно.
Гребцы расселись у бортов, араави протиснулся к середине лодки, следом скользнула Лоота. Эраи Граат выглядел мрачнее мрачного. На вопросительный взгляд своего хранителя нахмурился и того пуще. Сел возле сирина. Огляделся и дал знак к отплытию.