Седьмая пятница - читать онлайн книгу. Автор: Артем Тихомиров cтр.№ 31

Я замахал руками, но защититься не сумел. Гермиона отступила на пару шагов, извлекая волшебную палочку из сумочки.

— Я не могу нести тебя на себе. Так или иначе, до столовой ты побудешь… чернильницей…

Взмах волшебной палочкой, повелительные нотки в словах заклинания, слабая вспышка — и вот я чувствую, что уменьшаюсь в размерах. Сестрица, наоборот, увеличивалась до тех пор, пока ее верхняя часть не исчезла в безумной выси, каковой и была высота человеческого роста для чернильницы, стоящей на полу.

— Получилось, смотри-ка ты! — Гермиона пару раз подпрыгнула на месте, хлопнула в ладоши. — А сколько бедных мышек окочурилось, пока я обрела сноровку!..

Ответить я не мог. Чернильницы, даже волшебные, редко разговаривают.

— Я похоронила их в нашем саду и положила на их могилку плиту из гранита, которую наколдовала по старому рецепту в книге…

Едва я услышал о трагической судьбе грызунов, мои волосы стали дыбом. Образно говоря, конечно, потому как волос сейчас у меня не было. Это, выходит, мне еще повезло? Я не окочурился, как те несчастные зверьки, и, значит, опыт можно считать удачным? А разве никто не говорил Гермионе, что обращать людей в неодушевленные предметы — дурной тон? Хотя наверняка говорили, но ей, разумеется, на условности плевать. Она бы, конечно, расстроилась, расплещись я по всему коридору, однако сожалела бы лишь о том, что испортила платье.

— Красота! — сказала юная волшебница, поднимая свой шедевр с пола и приближая к глазам. С моей точки зрения глаза эти были огромными, что твой дворец. — Как я раньше не додумалась? Всего-то и надо превратить тебя во что-нибудь, что легко переносить. Думаю, так ты можешь даже путешествовать… почтой, в посылке.

Я рассвирепел от негодования, а Гермиона сунула меня в карман и потекла к честной компании, готовой принять порцию-другую отличной жратвы.

— Квирсел разнюхивает обстановку, — сказала Гермиона, дуя по коридору со скоростью почтового дилижанса. — Судя по его морде, что пару раз промелькнула на моем горизонте, ему удалось что-то нарыть. Правда, сейчас, после вновь открывшихся обстоятельств, не знаю, пригодятся ли нам его сведения. Нам известно, что Талула и Изенгрим состоят в… некоем обществе… и оно призвано предотвратить вселенский катаклизм. Ох, побыстрее бы завтра наступило! Я так хочу узнать все до мелочей! Это так… есть такое слово, Браул, — «заводит». Его употребляют мещане, охочие до разнузданных удовольствий. И они правы, в том смысле, что это словечко весьма подходит для описания моего душевного настроя. Меня так заводит это дельце, что я готова из платья выпрыгнуть!..

Может, и хорошо, что я чернильница. Нет, я определенно шокирован! Юная аристократка (пусть и прогрессивная) выражается как дочь чокнутого шляпника, вы только подумайте! Заводит ее, видите ли! Из платья выпрыгнуть… Нет, я все понимаю — возраст у Гермионы в самый раз для страстной любви и всего такого прочего, с этим связанного, но всему же есть предел.

«Браул, — сказал внутренний голос, — ты становишься брюзгой и ханжой!»

Я мысленно зарычал. Гермиона вошла в раж и трещала как сорока:

— Чем больше я об этом думаю, чем больше сопоставляю, тем сильнее мне кажется, что все неспроста. Мы теперь знаем правду о твоем походе в пустой дом, знаем о блокноте и шифре — кстати, я отдала их Талуле — но тут, я думаю, взаимосвязи более глубокие… Космические и судьбоносные, я бы сказала…

И далее в таком же духе. Хотя голов у чернильниц не бывает, но я вполне явственно ощущал, что она зверски раскалывается.

Наконец путешествие по дому закончилось, и Гермиона влетела в столовую, где уже собралась вся поттеровская шайка. Говоря «вся», я имею в виду, что прогульщиков не было, семейство предстало в полном составе.

Помимо Талулы и Зубастика, за столом сидели младшие отпрыски чародейской фамилии: близнецы Ортун и Зепирон, а также рыжая девица Карла шестнадцати лет от роду, замыкающая вереницу новоиспеченных волшебников. Ортун и Зепирон успели распрощаться со школьными годами и потому выглядели, словно молодые задорные петушки, уверенные, что им море по колено. Я помнил их тощими пронырливыми двоечниками и удивился, как сильно они возмужали внешне. Внутри, впрочем, оба остались теми же шалопаями, прячущими в кармане рогатку. У Карлы, отставшей от близнецов на три года, выпускные экзамены на право называться чародейкой были впереди, и это обстоятельство, судя по ее виду, ничуть бедняжку не радовало. Девица не отрывала взгляд от стола и вспыхивала, как фаербол, с периодичностью в двадцать секунд. Спровоцировать очередной приступ застенчивости могло, по моим наблюдениям, все что угодно, даже взрыв громкого смеха. Реакцией было красное половодье, заливавшее Карлу до корней волос, и дрожащие руки, из которых то и дело выпадала ложка. Будущая чародейка была единственным человеком в семье Поттеров, кто не разделял всеобщей любви к шуму и веселью. Печаль и сосредоточенная задумчивость были уделом Карлы. Глядя на нее, ваш покорный слуга испытывал жалость. Точно так же я сочувствую мокнущему под проливным дождем котенку и ничего с этим поделать не могу.

Поттеры приветствовали Гермиону ревом и улюлюканьем. Зубастик тут же поинтересовался, почему она пришла одна, и сестрица, всплеснув руками (это она нарочно!) сказала, что «совсем позабыла».

Вытащив меня из кармана, чародейка сделала несколько пассов и выговорила заклинание. Сразу после этого я сообразил, что уже стою на ковре рядом со столом, живой и здоровый, и слышу бурные овации. Гермионин фокус пришелся Поттерам по душе. Даже Карла, эта умирающая лебедица, осмелилась оторвать взгляд от столешницы, воздела очи на гостью и стала красной, словно свежесорванный цветок мака. На Гермиону девица взирала с неподдельным восхищением и, верно, мечтала, что станет такой же. Увы, рыжее дитя, Гермионой Скоппендэйл надо родиться. Воспитать ее в себе невозможно.

Сестрица усадила меня на стул и положила на колени салфетку. Видя, что со мной возятся, словно с малым дитем, Поттеры хохотали во все горло и тыкали пальцами. Даже Талула, моя любовь, находила это забавным, так что говорить о других. Оставалось стоически сжать зубы, готовясь к продолжению.

И оно последовало — уже через минуту ваш покорный слуга стал гвоздем программы. Вы не представляете, сколько поттеровского юмора вылили на меня за тот час, пока мы сидели за столом и наполняли чрева разными блюдами. Поттеры полагали, что не имеют никакого права унывать и даже просто быть серьезными, если компанию им составляет такой рохля. В чем-то они были правы, ведь только рохля может позволить троюродной сестре носить себя в кармане, но против такой логики восставала моя гордость. Я как мог заталкивал ее глубже в себя, боясь, что душевная буря способна вмиг превратиться в настоящую и разнести этот проклятый дом по кирпичику. Вот был бы пассаж.

Наконец пытка закончилась. Я ощутил, как побочное действие заклинания уходит, и понял, что, несмотря на сыплющиеся со всех сторон удары, сумел съесть почти все, что подавали на стол. Странно, а я думал, не смогу впихнуть в себя ни кусочка.