Опустившись на стол, качающийся на волнах ножками кверху, я приказал своему быстроходному корвету мчать вперед. Пришлось добавить магии, после чего «Мудрость Браула» взяла курс на поместье Вольфрама Лафета. Ни дождь, ни ветер не могли всерьез помешать мне достичь своей цели. Я достиг ее, даже несмотря на то, что трижды стол едва не перевернулся, два раза протаранил лодку, на которой кучкой жались друг к другу промокшие дамы с кислыми лицами, и один раз закрутился в мощном водовороте на Деревянной площади. Мне удалось удержаться на плаву, и, замечу, это стоило немалых трудов. Я понял, какая это сложная работа — быть мореходом. Если даже здесь, в лабиринтах Мигонии, меня на каждом шагу подстерегали опасности, воображаю, что происходит в открытом море. Каким мужеством и нервами надо обладать герою, который противостоит ярости стихии и встречает ветры судьбы лицом к лицу. Ничуть не завидую тем, кто выбрал эту мокрую стезю. Теперь-то я испытал ее прелести на собственной шкуре, весьма пропитавшейся водой.
После долгих мытарств и сражений с волнами и ветром я вплыл в район, где находились богатейшие особняки волшебствующей и обычной аристократии. Тут было не лучше, чем в других местах. Дома за высокими оградами походили на странной формы корабли, попавшие в шторм. Не удивлюсь, если именно в эти минуты их хозяева проклинают все на свете.
Особняк Вольфрама Лафета Первого показался на горизонте вскоре после того, как «Мудрость Браула» перемахнула через новую волну. В ушах у меня засвистело, порыв ветра сорвал шляпу с моего черепа и унес ее вдаль, на что я издал протестующий вопль. К сожалению, шляпа канула в Лету, и у меня не было времени искать ее там. На повестке дня стоял вопрос правильной швартовки.
Приближаясь к большим чугунным воротам, украшенным статуями скалящихся монстров, я отметил немаловажную деталь: вода плескалась у подножия высокой каменной ограды Вольфрама, но не проникала внутрь. Ни одна капля не просочилась сквозь решетку — магия надежно отсекала волны, сохраняя первоначальный вид гравиевых дорожек и усыпанных цветочками клумб.
Чтобы не быть унесенным потоком мимо цели, я принялся отчаянно колдовать, однако злобный попутный ветер двигал «Мудрость Браула» вперед и вперед. Ему было начхать, что у меня важный визит и что я проделал слишком долгий и опасный путь и не собираюсь идти на попятную.
В тот момент, когда я понял, что мои попытки обуздать плавсредство тщетны и меня вот-вот близко познакомят с громадным дубом, растущим неподалеку, вмешалась некая сила. Вольфрам Лафет Первый пришел на помощь своему оппоненту, причем сделал это со свойственной ему экстравагантностью.
Из массы бешеного дождя, крича тонкими противными голосами, вылетели две горгульи. Я и охнуть не успел, как чудовища, размахивая кожистыми крыльями, разбрасывающими по миллиону капель в секунду, спикировали к «Мудрости Браула» и схватили ее за края. Я завопил, вцепившись в ножки стола, и в тот же миг мимо меня пролетела страшенная молния, испепелившая воду в том месте, где только что находился ваш покорный слуга.
Горгульи не собирались пожирать меня, во всяком случае, пока что. Наоборот, они несли Браула Невергора в сторону зловещего дома со всей возможной аккуратностью. Страхолюдина слева даже приветливо подмигнула. Видимо, чтобы приободрить. Ну, что делать, я приободрился, а в следующий миг меня вместе с «Мудростью Браула» уронили. Я не жалуюсь, это в порядке вещей. Если и есть на свете чародеи, которых горгульи опускают на землю как положено, то я, очевидно, не вхожу в их число, поэтому фыркать бесполезно. Смирившись с судьбой и сопроводив сие событие пронзительным воплем, я грохнулся с трехметровой высоты на траву. Лицом вниз. А стол, вы спросите? Отвечу: ему повезло гораздо больше, чем мне. Он упал на мягкое. Браул Невергор, конечно, не пуховая перина, но приземляться на него куда безопаснее и гораздо больше шансов не переломать конечности. Стол, видимо, подумал так же и разлегся на мне, словно только об этом и мечтал. Как бы то ни было, в этом происшествии имелась своя логика. Я плыл на сем предмете мебели, и теперь он имел полное право на компенсацию.
Я лежал без движения, в полной уверенности, что умер и все страдания позади.
Не тут-то было. Когда стол все-таки убрался с моей спины, а надо мной нависли две головы, выходящие из одного туловища, Браул Невергор подумал: «Вот ничего себе — сходил за хлебушком!»
18
После заклинания Тщательной Просушки я чувствовал себя, как проглаженное полотенце. Лучше, чем когда я был полностью мокрым Браулом, но все-таки странно.
Еще более странным было мое местонахождение. Если вы отправляетесь бросить вызов воплощению тьмы, вполне резонно ожидать, что при попадании в плен к оному вас подвергнут чему-нибудь неприятному, наподобие пыток в вонючих застенках. Однако ничего подобного не случилось. Вместо этого хозяин мрачного особняка стал мне родной матерью. Он усадил меня в кресло возле большого мраморного камина, вручил горячий глинтвейн, а сам устроился рядом. Можно было подумать, я дома у старого приятеля, а не у злого чародея, который в детстве оттаскал меня за ухо. В гостиной царил уют. Приглушенные оттенки интерьера — черное и золотое — успокаивали взор после бешеного сверкания молний, что не могло не сказаться положительно на моем настроении в целом.
После досадного происшествия с горгульями я увидел, что надо мной стоит двухголовый людоед. Милое такое создание размером, как мне показалось, с половину моего дома. Обе головы, лишенные растительности, приветливо улыбались. Решив, что это предсмертные видения или, того хуже, что меня выбрали в качестве обеда, я заорал, словно застрявшая в трубе кошка. Не хотелось покидать этот лучший из миров в расцвете лет. Я еще столько не успел сделать, столько не… Тут большие руки подняли меня с мокрой травы и куда-то понесли. Я подумал, что теперь-то увижу изнутри людоедскую берлогу, в которой закончили жизнь многие несчастные жертвы, и был крайне удивлен продолжением истории. Людоед вошел под своды громоздкого особняка Вольфрама, где его и встретил сам чародей. «Молодец, Гамб, положи его туда, только осторожно, — сказал похититель собственных внуков. — Нашему гостю нужна забота и внимание».
С того момента мои глаза выражали исключительно изумление, то есть были в три раза больше обыкновенного. Мысли окончательно перепутались, я уже не знал, кто я, а кто Вольфрам Лафет, и не мог дать гарантий, что все происходящее — не дурная галлюцинация, навеянная стрессами последних суток. Если вы помните, они, стрессы, валились на меня как из рога изобилия почти без передышки, и даже у самого крепкого нервами мага уже давно, уверен, поехала бы крыша. К числу последних я не отношусь, моя нервная система похожа не на сданный под ключ каменный дом, а на предназначенную к сносу деревянную хибару. Логично, что энергичная раскачка ей не на пользу.
— Как вы себя чувствуете, Невергор? — осведомился с видом участливого начальника стражи Вольфрам.
Я промычал, что вроде бы превосходно. Старик кивнул, оправляя пышные неровные седые бакенбарды, напоминающие меховой воротник, и потер крючковатый сизый нос. И в молодости он не блистал красотой, способной пачками валить с ног завидных невест, а теперь и вовсе. Поставьте Вольфрама посреди огорода и можете больше не беспокоиться о здоровье тыкв и огурцов. Даже насекомые будут обходить ваши грядки стороной.