— Еще Торгерд и Ирпе носят множество золотых колец, по одному на каждом пальце, — сказал Одд. — Но негодяй Иггвальд ограбил их святилище и забрал кольца. Вы пришли за ними, и мы их вернем.
Яромила слегка кивнула, осторожно наклонив голову в тяжеленном шлеме. Он слишком давил на голову, и голова заболела, поэтому обе девушки сразу их сняли, решив надеть снова только непосредственно перед врагом.
— И как они такую тяжесть носят? — шепнула Яромиле Дивляна. — Все равно что ведро с водой на голове держать. — И с неким новым уважением покосилась на мужчин вокруг, носящих такие же шлемы.
Теперь девушек взяли на корабль Одда, но спрятали в кожаной палатке на корме. Подглядывая в дырочку, Дивляна восхищалась выпавшим им приключением, а Яромила думала о другом. Ладожане снова идут в битву. И для кого-то из родичей этот день может оказаться последним. Если они не одолеют Игволода и позволят ему закрепиться на Сяси, то время свейского владычества вернется. Опять у самого порога появятся враги, заново начнутся набеги и сбор дани, чтобы от них откупиться… Снова не будет на ладожской земле мира и покоя. А они, предки, ждут. Ждут того, кто даст мир этой земле, на которой им когда-нибудь суждено возродиться. И теперь у нее было чувство, что не от кого-нибудь, не от витязя из сказаний, а от нее самой предки ждут исполнения их воли.
Корабли и вслед за ними лодьи вошли в устье Сяси. В самых низовьях река была проходима даже для больших кораблей, но дальше начинались пороги — естественная защита Вал-города и других поселений, находившихся выше по реке. Там, где вода бурлила на высоко поднятых гранитных выступах дна, при воеводе Хранимире завели целое хозяйство: здесь стояли клети для товаров, сараи для морских кораблей, которые торговые гости могли оставить, получив взамен лодьи для прохода по рекам. Многие тут и ночевали, и сюда из Вал-города местные жители по прибытии купцов привозили на обмен свои товары. Через пороги ни большие, ни малые корабли не водили, перевозя товар по суше и сгружая снова на воду уже за порогами.
Но сейчас тут не было обычного для лета оживления. Перед порогами на берегу стояли все три знакомых корабля Игволода, а рядом суетились дозорные. Поднимался в небо дым от костра. Приближающееся воинство уже было замечено, и люди Игволода торопливо снаряжались, застегивали шлемы, хватали щиты и образовывали стену. Их было немного — десятков пять. Надеяться на успех в сражении с многократно превосходящим войском они не могли, но отступать не собирались.
У берега корабли Одда остановились, и хирдманы стали прыгать в воду и выстраиваться на прибрежной полосе. Из-за торжищ, которым требовалось место, лес здесь вырубили, и он довольно далеко отступал от воды — только гранитные взлобки по берегам смотрели своими серыми безглазыми лицами да березки трепетали на их макушках, так что казалось, будто у валунов волосы встали дыбом от ужаса при виде стольких вооруженных людей.
Одд, не покидавший корабля, сделал знак, и один из его людей, Вальгаут Синица, направился к противнику. Его ждала стена плотно сомкнутых разноцветных щитов, из-за которых виднелись приготовленные жала мечей и поблескивали шлемы.
— Вы — люди Иггвальда сына Хали, по прозвищу Кабан? — спросил Вальгаут, подойдя достаточно близко, чтобы его можно было услышать.
— Да, — ответили ему из-за щитов. — Здесь я, Торвинд Котел, с моей дружиной. Мы — люди Иггвальда конунга. А вы кто такие и что вам здесь нужно?
— Здесь Одд сын Свейна, по прозвищу Халейг, из Халогаланда. Он ищет Иггвальда, чтобы отомстить ему за разорение халогаландцев и смерть своего брата Хакона. Мы не станем сейчас нападать на вас, а ты пойди и передай Иггвальду конунгу, что Одд конунг ждет его. Если он не появится до вечера, мы подожжем его корабли, чтобы светлее было сражаться. А если он не появится вообще и попытается уйти по реке, то за остаток лета их отстреляют, как хромых зайцев.
— Иггвальд конунг никогда еще не заставлял врагов ждать себя.
— Однако нам пришлось немало походить по морям, прежде чем мы нашли его!
— Да любой беременный тюлень шевелится быстрее, так что же, нам было вас дожидаться?
— Ни один тролль не сможет так ловко спрятаться в норку, едва загремит небе Торов гром, как вы прятались, прослышав, что поблизости появился Одд Халейг!
— Ну так мне послать за Иггвальдом конунгом или твоего вождя устроит перебранка? — со злобой выкрикнул Торвинд, понимая, что теряет драгоценное время.
— Ступай, ступай. Ловкость своих языков вы уже доказали, теперь посмотрим, так ли ловко вы управляетесь с оружием. Мужчинам это как-то больше пристало.
Торвинд Котел ушел вместе со своими людьми: теперь противник не имел права до начала битвы трогать оставленные корабли, а сам Торвинд и его дружина гораздо больше принесут пользы своему вождю в составе его войска. Свои корабли Одд отвел назад, подальше, чтобы огонь не достал до них, если суда Иггвальда действительно придется поджигать. Все его люди высадились и приготовились к битве.
Домагость тем временем, выбрав на опушке гранитный лоб повыше, взобрался на него и взглянул в небо. Боги были рядом — они смотрели на него с пасмурного неба, из серых валунов, поросших мхом, и выступов, из речной воды, из потоков ветра, из шелестящего леса. Нужно было только обратиться к ним — и они услышат. Для этого настало время.
Словно пробуя силы, Домагость ударил колотушкой в кудес и прислушался. Пока это был просто звук. Тогда он вспомнил, как стоял недавно на вершине Дивинца, вспомнил голос грома из-за края небес и позвал:
Уж ты гой еси, Перун батюшка!
Возгреми ты громами в небе ясном!
Гряди, Перуне, в зареньях светлых,
Гряди, Перуне, в проблесках молний,
Води, Перуне, силы несметны,
Днесе, Перуне, нас мощью исполни!
Он ударял колотушкой в кудес все сильнее и чаще, и уже рука его двигалась сама, будто знала лад и ритм. И звук покатился, прокалывая невидимой иглой ткань бытия, разносясь по невидимым мирам, от Прави до Нави. Ветер враз усилился и загудел в вершинах деревьев. Плотный, немного влажный вихрь навалился, словно стена, — со стороны далекого моря шла гроза.
Святобор у подножия гранитного лба, чувствуя, как сдвигаются волны силы, не выдержал — засвистел, загудел, заревел нечеловеческим голосом, стал махать руками, прыгая, будто синец, и от ветра его седеющие волосы встали дыбом. Они заклинали каждый по-своему, но вместе — будто Перун на вершине Мер-горы и Велес в темных глубинах ее недр.
Матушка-гроза, огненны глаза!
Иди, Перун тебя кличет!
— взывал тем временем Домагость, продолжая бить в кудес, и теперь ему почти приходилось перекрикивать ветер.
Услышь нас, Перуне!
Тебя призываем!
Пошли свои стрелы на ворогов наших!
Десницей взмахни, слово грозное молви!
Славься, Перуне! Яви себя!
[19]