Его появление было настолько неожиданным, что девушка тщетно пыталась объяснить себе происходящее. Она спрятала лицо в ладонях, нагнула голову и прошептала:
— Кто бы вы ни были, добро пожаловать! Я готова на все, лишь бы не принадлежать этому негодяю!
Теперь читателю понятно, отчего соловей не пел в этом парке, где происходили столь страшные события.
XIX. ОБЪЯСНЕНИЯ
Вначале, как видели читатели, Мина сильно испугалась, да это и понятно. Однако она вслушалась в ласковые, приветливые слова Сальватора и увидела, что он остановился в трех шагах от нее и стоит там, не смея подойти ближе, чтобы не напугать ее еще больше; тогда она медленно отняла руки от лица, заглянула Сальватору в глаза и поняла, что молодой человек сказал правду: пришло ее спасение.
Она поверила, что перед ней друг, и сама подошла к нему поближе.
— Ничего не бойтесь, мадемуазель, — ободрил ее Сальватор.
— Как видите, я и не боюсь, сударь, раз сама иду вам навстречу.
— И правильно делаете, потому что у вас не было друга лучше, нежнее, вернее, чем я.
— Друг!.. Вот уже во второй раз вы произносите это слово, сударь, а я даже не знаю, кто вы такой.
— Вы правы, мадемуазель. Сейчас вы все узнаете…
— Прежде скажите, — перебила его Мина, — давно ли вы здесь?
— Я был здесь еще до того, как вы пришли посидеть на этой скамейке.
— Так вы слышали?..
— Все! Вы это хотели знать, прежде чем ответить мне, не так ли?
— Да.
— Ну что ж! Можете мне поверить, что я не упустил ни слова из того, что вам сказал господин Лоредан де Вальженез, ни слова из того, что ответили ему вы. И мое восхищение вами и презрение к нему возросли в одинаковой степени.
— Теперь, сударь, еще один вопрос.
— Вы, очевидно, хотите знать, как я очутился здесь?
— Не то, сударь… Я верую в Бога, которого призывала в ту минуту, как вы мне явились, и верю, что само Провидение привело вас ко мне. Нет, — девушка окинула любопытным взглядом охотничий костюм Сальватора, по которому невозможно было определить, к какому классу общества принадлежит молодой человек, — нет, я хотела спросить, с кем имею честь говорить.
— Зачем вам знать, кто я такой? Я загадка, а разгадка — в руках Провидения. Имя же мое… Я представлюсь вам под тем именем, под каким меня знают все. Меня зовут Сальватор. Воспримите это имя как добрый знак: оно означает «Спаситель».
— Сальватор! — повторила девушка. — Прекрасное имя, и я готова довериться вам.
— Существует другой человек, которому вы доверились бы еще охотнее.
— Вы о нем однажды уже упомянули, не так ли? Вы говорите о Жюстене?
— Да.
— Так вы знакомы с Жюстеном, сударь?
— Я расстался с ним сегодня в четыре часа пополудни.
— О, сударь, надеюсь, он меня еще не разлюбил?
— Он вас обожает!
— Бедный Жюстен. Ему, наверное, плохо?
— Он в отчаянии.
— Понятно… Но вы ему скажете, что видели меня, не правда ли? Скажите, что я его по-прежнему люблю, что я люблю только его, что я никого никогда не буду любить, кроме него, что я скорее умру, чем буду принадлежать другому.
— Я скажу ему о том, что видел и слышал. Знаете, мы должны воспользоваться этим странным стечением обстоятельств, которое в тот самый час, как я иду по следам одного преступления, приводит меня к другому, словно сплелись воедино тайные нити убийства и похищения. Нельзя терять ни минуты: ночь коротка. Вы должны многое мне рассказать; есть нечто такое, что необходимо знать и мне и Жюстену…
Мина сделала нетерпеливое движение.
— Итак, начну я сам, чтобы у вас не оставалось сомнений, а вы заговорите, когда будете уверены в том, к кому обращаете свой рассказ.
— Сударь! Это ни к чему.
— Мне нужно поговорить с вами о Жюстене.
— О, я вас слушаю!
Мина села на скамейку и указала Сальватору на место, которого добивался, но так и не получил Лоредан.
Брезиль рвался в рощу, но Сальватор приказал ему лечь возле скамьи.
— Добро пожаловать, сударь, ведь вы пришли от ангела доброты, кого зовут Жюстеном. Расскажите, пожалуйста, подробно, что он говорил, что делал, когда не застал меня в Версале.
— Вы все узнаете, — ответил Сальватор, с братской нежностью пожимая руку, протянутую ему Миной; девушка не спешила отнимать ее, а Сальватор — отпускать.
Сальватор слово в слово рассказал ей о драме, при завязке которой мы присутствовали. Он поведал о том, как звуки виолончели привели их с Жаном Робером к школьному учителю и они предложили ему свою помощь; как, выходя от него, они повстречали Баболена; как тот принес письмо, в котором сообщалось о похищении Мины; как после этого Жюстен и Жан Робер отправились к Броканте, а он, Сальватор, поспешил в полицию за г-ном Жакалем и привез его в Версаль. Чтобы у Мины не осталось сомнений в том, какую роль сыграл рассказчик в этой экспедиции, он детально описал Мине расположение пансиона г-жи Демаре, комнату Мины, план сада, через которую ее вынесли, и не раз он чувствовал, как рука целомудренной девушки, испуганной и смущенной, вздрагивала в его руке, пока он раскрывал все эти секреты.
После того как Сальватор в мельчайших подробностях поведал о предпринятых им шагах, чтобы отыскать Мину (шагах, до сих пор не давших результата); когда он описал ее дом, вновь ставший печальным и мрачным, безрадостную жизнь матери, брата и сестры, — наступила очередь Мины.
В ту минуту как она собиралась начать свой рассказ, Сальватор остановил ее, чтобы дать последний совет.
— Дорогая невеста моего друга! Дорогая сестра души моей! Заклинаю вас: не пропустите ни одной подробности вашего похищения. Вы же понимаете: здесь важно узнать все. Мы боремся с врагом, которого делают безнаказанным его богатство и власть.
— Не беспокойтесь, — заявила Мина. — Я до конца своих дней не забуду ничего из того, что произошло в ту ужасную ночь, как я помнила это на следующее утро после похищения, как помню об этом сегодня!
— Я вас слушаю.
— Накануне я провела весь вечер в обществе Сюзанны де Вальженез; она сидела в кресле у изножия моей постели; почувствовав недомогание, я прилегла, закутавшись в широкий пеньюар; мы говорили о Жюстене, и время шло незаметно.
Мы услышали, как пробило одиннадцать часов. Я заметила Сюзанне, что уже поздно и пора прощаться.
«Ты хочешь спать? — спросила она. — Что до меня, то я совсем не хочу. Давай поговорим».
Она в самом деле казалась взволнованной, возбужденной, прислушивалась к каждому шороху, то и дело взглядывала в окно, будто могла сквозь двойные занавески разглядеть, что творится в саду. Я несколько раз спрашивала: