Корни гор. Битва чудовищ - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Дворецкая cтр.№ 56

– Конечно, тебе виднее, – задумчиво согласился Хьёрлейв. – Но сейчас, когда многие люди убиты, а остальные… – Он слегка приподнял свою искалеченную руку и не договорил.

– Я предпочту того, кто совершает подвиги по зову своего духа, – твердо выговорила Эренгерда. – И пусть у него будет одна рука.

Хьёрлейв не ответил, и что-то вдруг толкнуло Эренгерду поднять на него глаза. Он смотрел в пол между колен.

– Зачем ты так говоришь? – тихо сказал он, почувствовав ее взгляд.

– А почему мне нельзя так говорить? – осторожно спросила Эренгерда, уже чувствуя, что догадалась.

– Потому что я тоже… не слепой, – с трудом выговорил Хьёрлейв, не глядя на нее.

Эренгерда помолчала. Она вспомнила, что те два года, что он прожил в Аскефьорде, Хьёрлейв Изморозь часто смотрел на нее с каким-то сдержанным, уважительным восхищением. Но она не обращала внимания: на нее многие смотрели так или почти так.

– Тогда почему ты… приходил с ним? – нерешительно напомнила она о сватовстве Гельда. Ей не верилось, что можно сватать для другого девушку, к которой охотно посватался бы сам. – Это что… подвиг Сигурда? [20]

– При чем тут Сигурд? – устало ответил Хьёрлейв. – Даже наш конунг говорит: никто не заставит женщину полюбить. Ты сама должна решать свою судьбу.

– И сейчас ты опять говорил за него…

– Потому что это правда. Он действительно хорошо показал себя и достоин… Не вижу, почему я должен был скрыть это от тебя. Сам я теперь не…

– Молчи! – Эренгерда порывисто схватила его за здоровую руку, пока он не успел ничего сказать. – Молчи! Я выйду за тебя, если ты хочешь. Я сама скажу об этом и отцу, и Асвальду, и конунгу, и кому угодно. Никто не скажет, что я выбрала недостойного! Никто не скажет, будто я чего-то боюсь!

Хьёрлейв наконец посмотрел на нее.

– Не торопись, прошу тебя, – мягко попросил он. – Ты слишком взволнована всем этим… Потом ты будешь жалеть.

– Нет! – Эренгерда засмеялась и сжала его руку в ладонях. – Я не взволнована! Я счастлива! Я никогда не пожалею об этом!

Ей вдруг стало так легко и хорошо, будто она вырвалась из темного леса на простор морского берега. В груди закипело чувство горячей привязанности к Хьёрлейву, точно это он вывел ее из мрака на свет. Он был как скала, на которую она наконец-то сможет опереться. Любовь ее родится из уважения, а не из страсти. Так гораздо надежнее. И сердце ему не противится – смотреть Хьёрлейву в глаза не страшно, как Торбранду конунгу, а приятно, спокойно, надежно… Как она раньше не догадалась? По уму, по нраву, по летам, по всем понятиям он так ей подходит, будто создан богами нарочно для нее… И глаза у него такие красивые – серые, умные… Даже не умные, а понимающие, а это гораздо важнее.

Все кончилось, все ее сомнения, метания, неуверенность, несбыточные желания, тревоги и страхи. Она обрела защиту, и ей хотелось обнять Хьёрлейва, который больше не позволит ей терять саму себя.

Вернувшись в Ясеневый Двор, Гельд заметил на заднем дворе Борглинду. Она стояла, прислонившись к стене дома, на том самом месте, где они прощались когда-то давно, когда он собирался за теми проклятыми мечами… Целую вечность назад. Гельд остановился, глядя на девушку и вспоминая тот вечер и свои тогдашние мысли. Он был счастлив в тот вечер, потому что отправлялся в путь, как ему думалось, к исполнению своих самых дорогих и сладких надежд. Сказала бы Эренгерда сразу, что она никогда не выйдет за него, он ни за что бы не связался со всем этим: с конунгами, с мечами, с битвами… Торговал бы себе, как привык, жил бы в мире с людьми и с собой… И сейчас ему не мерещились бы мертвецы с выпученными глазами, раскрытым ртом и кровавой пропастью вместо горла.

Борглинда не замечала его, а Гельд вдруг сообразил, что она выглядит очень бледной и потерянной. Какое-то очень давнее чувство шевельнулось в глубине души, и он двинулся к ней. Вспомнился еще один вечер: в усадьбе Лейрингов, когда он так жалел ее, юную, одинокую и обиженную на весь свет. Теперь она выглядит гораздо взрослее, но нисколько не счастливее.

– Что ты тут мерзнешь? – спросил он. Весенний вечер выдался теплым, но вид у нее был именно такой – озябший.

Борглинда подняла на него глаза.

– А, это ты! – Она попыталась улыбнуться, но глаза у нее оставались пустые и сумасшедшие от тоски. – Великий герой… Ну, что? – вдруг жалобно спросила она. – Ты на ней наконец женишься?

Хотя теперь ей было все равно… Должно было быть.

– Нет. – Гельд мотнул головой. – Не женюсь. Я для нее недостаточно хорош, потому что не радуюсь, что поубивал столько народу, который мне ничего не сделал. Можешь попрезирать меня заодно с ней, я даже не обижусь. Драли бы их всех тролли – этих знатных ярлов, конунгов, их славные битвы… Славное битье. Мне их башмаки не по ноге. Наверное, я и правда сын рабыни! Как ты думаешь?

– Не знаю. – Борглинда опять дернула уголком рта в такой нехорошей усмешке, что Гельду захотелось потрясти ее за плечи и как-нибудь вытрясти на свет прежнюю Борглинду, пылкую и прямодушную. – Но скоро буду знать. Я ведь скоро стану… хи-хи… валькирией.

Она предпочитала думать о более почетном исходе из двух возможных.

– Что ты несешь? – размеренно осведомился Гельд. Похоже, не он один сошел с ума. – Какой валькирией? Будто их было мало! Видел я этих валькирий… Оставайся лучше как есть.

– Я бы осталась… – Борглинда вдруг сглотнула, ее лицо оживилось и стало отчаянно-горестным. – Ты что, не знаешь? Они же меня хотят… в жертву…

Гельд протяжно просвистел и взял ее за плечи. В последние дни он слишком сосредоточился на собственных делах, но сразу сообразил, почему она так сказала.

– Это кто говорит? – тихо спросил он, надеясь, что все это лишь вздорная женская болтовня.

– Все говорят. – Борглинда всхлипнула, уже не пытаясь сохранить достоинство. – Все говорят… Вот вернется конунг… А я не хочу! Не хочу валькирией! Я же не виновата, что Гримкель…

И она разрыдалась, бурно и горько, уткнувшись лицом в грудь Гельду, единственному, кто остался своим, когда все стали чужими. За одно доброе слово она простила ему его любовь к Эренгерде и пренебрежение ею, потому что ее любовь к нему крепче цепи Глейпнир привязывала ее к жизни.

Гельд обнимал ее, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. Это дико, нелепо, жестоко – заставить ее отвечать за предательство мерзавца Гримкеля. Ну, да, ее никто не винит. Спроси любого, считает ли он Борглинду виноватой, и каждый ответит: конечно нет. Просто так принято. Если жалеть заложников, то зачем их брать? А если их не брать, то как заставишь врага повиноваться? Жертвы нужны, чтобы боги были милостивы к оставшимся. За благополучие племени ведь надо платить? И если шестнадцатилетняя девушка должна платить за благополучие чужого племени – значит, так уж ей не повезло.