Перекресток зимы и лета - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Дворецкая cтр.№ 60

Разбив чашу, он когда-то разбил и весь тот жестокий мир, в котором был вынужден отказываться от того, что любил, и примиряться с нежеланным, подчиняясь необходимости. И этого мира больше не было. Теперь у него была священная роща, в которой его всегда ждала его единственная любовь – богиня, единственная во всем мире, что по-настоящему стоит любви. С ней он забывал обо всем, что тревожило его и раньше, и теперь. Только в роще ему было хорошо, а за ее пределами на него снова нападали все беды мира – он давно сошел бы с ума, если бы думал о них и о будущем. Но Светловой не хотел об этом думать, мысленно закрывал глаза и думал только о ней – о Леле. И уже скоро Ладина роща стала для него единственной явью, а Славен, родной дом, даже мать и отец – только тенями, только неприятным сном, который хочется скорее забыть. Будучи дома, он сам себе казался сном. Хотелось скорее сбросить с плеч этот досадный груз, проснуться, открыть глаза – и увидеть вместо снега зеленую траву с золотыми блестками первоцветов… Тепло, покой, отрада – только такой и должна быть явь. Ничего другого он не хотел знать.

Светловой шел через рощу вверх по склону, поглядывая по сторонам, потом остановился. Вдалеке между деревьями показалась легкая девичья фигура. Стройная девушка в белой рубахе с широкими рукавами шла к нему из глубины рощи; ее длинные, ниже колен, светлые волосы сияли отблесками солнечного света, и венок из первоцветов на голове казался золотым. Она шла не спеша, бережно ступая по траве и будто плыла над землей в потоках теплого воздуха; на ходу она ласково поглаживала по стволу каждую березу, и деревья трепетали от счастья под ее прикосновением, и теплый, ласковый ветер летел вслед за ней, вдыхая новую жизнь в каждую былинку. Это ее силой цвели цветы, распускались листья, дышала земля. Он была сердцем и духом этой рощи, и все здесь было ее продолжением.

Светловой видел Лелю бесчисленное множество раз, но вид ее всегда околдовывал, и он стоял, зачарованный, как впервые, переполненный всепоглощающим счастьем. От ее красоты захватывало дух, и ему хотелось стать березкой в ее волшебном краю, чтобы она, проходя мимо, гладила его ладонью…

– Здравствуй, мой свет! – Леля подняла глаза, увидела его и улыбнулась.

– Здравствуй, лебедь моя белая! – прошептал Светловой. Он не мог при ней говорить громко, будто боялся спугнуть чудесное легкое видение. – Как я по тебе стосковался… А ты ждала меня?

– Я? Ждала? – Леля опять улыбнулась, и к его чувству счастья примешалась мучительная боль. Он любил дочь Лады со всем пылом человеческого сердца и никак не мог примириться с тем, что богиня так любить не может.

– Радость моя! – не желая об этом думать, Светловой шагнул к ней ближе и обнял ее.

Леля обняла его в ответ, его обдало запахом листвы, нагретой первым солнечным лучом, нежные губы коснулись его губ… И тут же она исчезла. Светловой поднял голову: Леля стояла в трех шагах, прислонившись к березке, и смотрела на него с той же безмятежной улыбкой. И так тоже бывало всегда, при каждой их встрече. Он давно смирился с этим. Весна – только обещание. «Если я стану твоей женой, это буду уже не я!» – сказала ему Леля давным-давно. А оставаясь собой, она могла только обещать любовь, но не давать ее. И с этим она сама ничего не могла поделать. Не могла она даже желать чего-то другого: в ее природе не было даже сознания другой жизни. Она – Весна, только цветок. Ягода – уже другая…

Светловой вдруг вспомнил Даровану. Где-то в мире есть другая Леля. И, может быть… Если силу божества примет на себя та, другая, что же станет с этой? Может быть, она сумеет остаться с ним, утратит божественный дух и станет простой девушкой? Если бы только это сбылось, если бы она, эта ненаглядная краса, без которой он уже не умел жить, осталась с ним навсегда! Если бы он мог вывести ее из этой рощи, привести в свой дом…

Нет. Полет мечты оборвался. У нее нет тела, того самого, которое он напрасно пытается обнять – это морок. Да он и не хотел иного. Красота Лели так покорила его именно потому, что была неземной. А привести ее в дом, жить с ней – это будет не она, и он не будет счастлив с ней. Ему нужна только эта – богиня, сама юность и красота, которую нельзя вывести за пределы священной рощи…

– Что ты опечалился, сокол мой ясный? – ласково спросила Леля. Она снова подошла, нежной теплой рукой погладила Светловоя по щеке. Он взял ее руку, и на сей раз она не исчезла. – Отчего так невесел? Или ты мне не рад?

– Что ты говоришь, солнце мое ясное! – ласково ответил Светловой. – Да я тебе одной только и рад, а без тебя света белого не вижу!

Чистое, нежное, почти детское личико богини было так близко, что он мог разглядеть каждую ресничку. Но он уже знал, что вглядываться не надо: тогда вместо черт лица глазам предстанет переливчатое радужное сияние, похожее на игру солнечных отблесков росы на листве. И зримый ее образ исчезнет. Нет, она не может утратить божественный дух и стать земной девушкой – в ней ведь нет ничего, кроме этого духа, он уйдет – и от нее ничего не останется, просто ничего. У нее нет смертного человеческого тела, нет того, что называется душой. Ее сияющее юной прелестью лицо и есть ее душа – душа мировой юности и красоты. Ей ничего нельзя объяснить про мир и людей.

– Тогда отчего ты так грустен? – продолжала Леля. В ее глазах появилась тревога, и даже рука, которую держал Светловой, немного похолодела. – От тебя холодом веет! – пожаловалась она. – Это все Старуха! Боюсь я ее! Погубит она меня!

На голубых глазах показались слезы, головки желтых цветов в ее венке опустились, и сама ее кожа стала холодной, как кора молодых березок на морозе. Светловой поспешно обнял ее. У него щемило сердце от пронзительной нежности к ней и страха за нее.

– Не бойся, лебедушка моя! – заговорил он. – Не достанет тебя Старуха! Ей сюда никак не войти! Ты от нее навек ушла!

Леля успокоилась, ее кожа опять потеплела. Светловой хотел спросить ее о том, что было у него на уме, но не смел, боясь снова растревожить ее. Они медленно брели по роще, и березки склонялись к ним, что-то шептали своими листочками, обещали вскоре распуститься в полную силу и зашуметь, загомонить, запеть… Они лгали, и Светловой уже не верил им. В блеске первоцветов ему виделись золотые глаза Дарованы, и они смотрели на него строго, требовательно. Светловой гнал от себя ее образ, старался вернуть ощущение блаженного покоя и счастья, но не мог. Этот светлый весенний мир уже не казался ему безопасным. Он казался призрачным, словно его благотворные силы на исходе, и первый же порыв зимней бури опрокинет радужную стену, ударит морозом эти нежные листья и цветы, и сама Леля растает легким облачком…

– Скажи мне, душа моя! – вдруг начал он, крепче сжав руку Лели.

– Что, милый мой? – Богиня обернулась к нему, и ее глаза сияли блаженным теплом весеннего неба.

– А нет ли из рощи пути в Ледяные горы? – Светловой не знал, как подойти к этому вопросу, и начал прямо с него.

– В Ледяные горы? – Леля остановилась и задрожала. От нее покатились волны почти зимнего холода и легкий запах оттепели. – Зачем в Ледяные горы? Мне туда не нужно. Мне туда дороги нет. Там другая спит.