Зимний зверь - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Дворецкая cтр.№ 63

Веселка выбралась из дупла, затянула получше пояс и оправила волосы. Она стояла на берегу, на том же месте, откуда Моровая Девка зашвырнула ее в Правь. Все кругом было засыпано снегом, снег густо валил из плотных сероватых туч. Он заполнил все пространство между землей и небом, заглушил воздух, на весь мир накинул плотную частую сеть, и деревья беспомощно путались в ней, не в силах выбраться. И никого вокруг – ни человека, ни даже следа. Весь берег вокруг дуба был засыпан свежим пушистым снегом, скрывшим старые следы и самой Веселки, и Громобоя.

Куда же он подевался? Веселка огляделась по сторонам. Не дождался? А сколько ее не было? Веселка вспомнила предания и обеспокоилась: все знают, что в Яви и в Прави время идет неодинаково. В прошлый раз они с Громобоем умудрились вернуться почти в то же мгновение, из которого и ушли, а теперь? Вдруг все вышло наоборот – что, если она пробыла в Прави целый год? Или целый век, и теперь на всей земле нет живого человека, кроме нее?

Беспокойство стало нестерпимым; Веселка торопливо направилась к Убору. Если там нет Громобоя, то есть, по крайней мере, люди, которые знают, где он. Только бы Убор был на месте!

Идти быстро не получалось: ноги вязли в мягком снегу, хотя проваливалась Веселка не так уж глубоко: должно быть, старый наст был крепок и держал ее. Но двигаться было трудно: шуба казалась как-то по-особенному тяжелой, непрерывно падающий снег слепил глаза, налипал целыми тучами на ресницах, то и дело приходилось протирать лицо. Рукавицы скоро намокли, голова без платка мерзла. От тропинки не осталось и следа, Веселка плыла через снег напрямую и тонула в нем, ее одолевало чувство беспомощности и почти отчаяния: не скоро же она таким путем куда-то доберется! Одолев один береговой пригорок, Веселка совсем запыхалась, и путь до Убора теперь казался неодолимо длинным. Присесть бы посидеть, но за плотной пеленой падающего снега нельзя было разглядеть ни поваленного дерева, ни пенька… Да и скрылись все пеньки под сугробами по самую макушку. Ох, Матушка Макошь! Похуже Полей Зимерзлы!

С трудом взобравшись на пригорок, Веселка остановилась, чтобы отдышаться, и вдруг заметила на льду реки какое-то неясное движение. Прикрывая рукавицей глаза от снега, она вгляделась: сквозь пелену неясно вырисовывалось что-то похожее на сани. Лошадь, совсем белая от снега, помахивала головой, шагом пробираясь по сугробам на льду. Сани ехали в сторону Убора.

– Эй! Человек добрый! – Еще не разглядев, кто сидит в санях, Веселка замахала рукой и пустилась бежать вниз по откосу. – Погоди!

Скользя на заснеженном обрыве, часть пути проехав на боку, она наконец спустилась вниз, вся извалянная в снегу и белая, как новогодняя Снеговая Баба, и побежала к саням.

Сани стояли и ждали ее. Сидел в санях, держа вожжи, маленький, сгорбленный, бородатый старичок без шапки и пояса, в сером лохматом кожухе. Снег висел у него на волосах, на бороде, на бровях, на ресницах; старичок моргал, глядя на Веселку, снежинки с ресниц падали ему на колени, им на смену садились новые.

– День тебе добрый! – с трудом выговорила запыхавшаяся Веселка, тоже моргая от снега. – Не в Убор ли едешь?

– И тебе добрый день, девица! – тихим и ровным голосом ответил старик. – Буду и в Уборе. Садись, довезу.

Именно об этом Веселка хотела попросить, когда бежала за санями, но теперь вдруг заколебалась. Что-то в этом старике было не то. Не верилось, что он живет в Уборе или хотя бы в каком-нибудь из окрестных огнищ. Уж очень он какой-то тихий, спокойный… как будто и не дышит. Не удивляется, не спрашивает, кто она и откуда, как будто заранее знает ее. И не может этот старик удивляться, не из тех он, кто удивляется… Волосы на лбу, густые брови, такие что и глаз не видно, а ниже почти сразу начинаются усы и борода. Черты неподвижные, белые морщинки в углах глаз… Это спокойствие напомнило Веселке что-то неприятное, такое неприятное, что она содрогнулась. Перед ней был не человек, это было совершенно иное существо в облике человека, внутреннее чувство ясно говорило ей об этом.

Веселка попятилась и тут же ощутила, как трудно ей двигаться. Вблизи саней было гораздо холоднее, чем на высоком берегу; Веселка заметила это, когда спускалась, но решила, что просто на реке ветер дует сильнее. Теперь же она ощутила, что холод исходит от самого старика; холодом дышал каждый волосок его бороды, холод распространялся от него во все стороны сплошным полем и образовал плотное кольцо, внутри которого оказалась Веселка. Войти, вбежать с разгону в это кольцо было нетрудно, но выйти из него было невозможно, как нельзя пройти насквозь через стену из сплошного льда.

При виде ее испуганного движения глаза старика из-под заснеженных бровей вдруг блеснули острым холодным блеском, таким неожиданным в этих застывших равнодушных чертах. Только глаза и были в этом лице живыми, но они мертвили каждого, на кого глянут… И Веселке вдруг вспомнилось видение, мелькнувшее в серебряном блюде Мудравы сквозь пелену падающего снега: белая фигура, окутанная белыми волосами, слитая с метелью… Она видела, она была предупреждена, но не сумела избежать этой встречи…

– Погоди, куда ты, милая? – тем же тихим голосом произнес старик и протянул за ней следом свой посох. – Погоди, не беги! Теперь уж вместе поедем, раз повстречались.

– Не поеду я с тобой, – дрожащим, прерывающимся голосом ответила Веселка. Губы немели от холода, и она едва могла говорить. – Не по дороге нам…

Она не отрывала глаз от нижнего конца старикова посоха. Это был не посох, а метла. Мороз с каждым мгновением крепчал, сама кровь, казалось, замерзала в жилах и грозила их разорвать; было больно и еще больше жутко. В этом старике была ее гибель, которой она сама так опрометчиво вышла навстречу.

Серая лошадь, белый старик на саночках, снег… метла… Сивый Дед! Зимний дух, отец тех чудовищ, матерью которым приходится Зимерзла! Всю зимнюю половину года Сивый Дед объезжает землю на своих саночках и сковывает ее морозами и льдом. И всякого, кого встретит, он возьмет с собой, в свои ледяные хоромы. От него не уйти, земные дороги человеческие при встрече с ним кончаются.

Но Веселке не верилось, что с ней случится то же. Этого не может быть! Этого не должно быть и потому никак не может! Она не может достаться Сивому Деду, потому что ей надо идти дальше! Именно сейчас, когда Веселка не могла ни двинуться, ни даже оглянуться, далекая цель, к которой она шла, показалась особенно живой и яркой. Где-то за краем небосвода сияло солнце, цвели цветы, березовые ветки бросали кружевную тень на зеленую траву, пели птицы; все это было близко, казалось, только поверни голову – и увидишь впереди яркое радужное сияние над снегами. Все это звало, ждало Веселку, и она всей душой рвалась туда. Почему-то она знала, что она – единое целое с тем солнечным сиянием и пением птиц, что все это не может жить без нее, как она – без него. Но Сивый Дед, не шевельнув и пальцем, крепко держал ее и не давал даже оглянуться.

– Не по дороге, говоришь? – бормотал он. – Нет, как раз по дороге! Где я, там и ты, без того не бывает! Хожу я, ищу тебя, давно ищу тебя, внученька! Нашел наконец, теперь уж не потеряю! Мне, старому, на покой пора, а тебя все нет! Теперь-то нашел! Мой дом и тебе домом будет. Будешь жить в палатах хрустальных, спать на лежанке серебряной, на белом пуху. Будет метель тебе песни петь, баюкать, сны навевать сладкие, несказанные…