А Хирон тем временем продолжал рассказывать о библиотеке. Якобы здесь находится более сотни посетителей. А на самом деле Мандред не встретил на всем пути никого, кроме кентавра.
Человек-конь вел их дальше сквозь сплетение коридоров и залов, и со временем даже Мандред понял, что объем хранящихся здесь знаний просто потрясающий. Он даже представить себе не мог, что можно записать на таком количестве свитков, книг, глиняных дисков и стен. Может быть, везде одно и то же, только другими словами? Может быть, с книгами так же, как с женщинами, которые встречаются на стирке у ручья и при этом могут бесконечно разговаривать об одних и тех же незначительных вещах, и никому при этом не скучно? Если действительно все, что можно найти в этой библиотеке, важно и стоит того, чтобы знать это, то человеку придется от этого отказаться. Даже десяти человеческих жизней не хватило бы на то, чтобы прочесть все записи. Быть может, даже сотни. Так что люди никогда не смогут познать мир, поскольку он ускользает от них в своем многообразии и непостижимости. В этой мысли было что-то освобождающее. С этой точки зрения было все равно, сколько ты книг прочел — одну, сотню или тысячу — или даже не одной, вот как Мандред. Все равно не станешь понимать мир лучше.
Путники добрались и до тех областей библиотеки, в которых можно было встретить посетителей: кобольдов, нескольких эльфов, одного фавна. Мандред заметил странное существо, у которого было тело крылатого быка, а грудь человека. Затем он увидел эльфийку, возбужденно спорившую с единорогом, а потом гнома, карабкавшегося по полкам с полной корзиной книг. Посетители не обращали на них внимания. Два эльфа, человек и кентавр — похоже, это ни у кого здесь не вызывало удивления.
Наконец Хирон привел их в зал с ярко раскрашенным крестообразным сводом, в котором стояло множество пюпитров. Здесь сидел один-единственный посетитель, стройная фигура его была закутана в песочного цвета рясу. На лоб был глубоко надвинут капюшон, он читал книгу со страницами пурпурного цвета, которые были исписаны золотыми чернилами. Рядом с пюпитром к немалому удивлению посетителей стояло несколько корзинок с увядшей листвой. В воздухе витал странный запах, в нем было что-то гнетущее и в то же время знакомое. Пахло пылью и пергаментом. Даже запаха листвы Мандред разобрать не мог. Но было и еще кое-что… скорее, предчувствие, чем что-то конкретное.
Хирон негромко откашлялся.
— Мастер Генгалос? Простите, пожалуйста, если я мешаю вам, однако через врата над галереей альвов в библиотеку пришли три посетителя. Они заблудились в гранитных коридорах. А этот пытался убить меня секирой, — кентавр бросил на Мандреда исполненный презрения взгляд. — Я думал, что будет лучше отвести их к вам, мастер, прежде чем они успеют причинить сколько-нибудь серьезный вред.
Некто в рясе поднял голову, однако из-за капюшона лицо все равно осталось в тени. Какой-то миг Мандред помышлял ловким движением сорвать капюшон. Он привык видеть того, с кем говорит.
— Хорошо поступил, Хирон, я благодарю тебя. — Голос Генгалоса звучал тепло и приветливо; он был полной противоположностью неприступности, которую излучал незнакомец. — Я снимаю с тебя бремя заботы о новичках.
Хирон коротко поклонился, а затем ушел.
— Мы хотели бы… — начал Фародин, однако Генгалос жестом оборвал его.
— Здесь нет никакого «мы хотели бы»! Тот, кто приходит в библиотеку, должен сначала послужить ей, прежде чем получит в дар толику ее знаний.
— Извините. — Нурамон взял на себя обязанности дипломата. Он тоже склонился перед хранителем знаний. — Мы…
— Это меня не интересует, — отмахнулся Генгалос. — Кто бы ни пришел сюда, он подчиняется законам библиотеки. Повинуйтесь или ступайте прочь! — Он сделал небольшую паузу, словно для того, чтобы подчеркнуть свой резкий ответ. — Если вы хотите остаться, то должны сначала оказать ей услугу. — Он указал на корзины, стоявшие рядом с его пюпитром: — Это поэзия цветочных фей, записанная на листках дуба и березовой коре. Поскольку за много веков мы не сумели найти подходящий способ консервировать листки, стихотворения нужно записать. При этом необходимо помнить о том, что написанное находится в гармонии с прожилками на листке, которую нужно передать, чтобы не пропали глубокие уровни смысла стихотворения.
Мандред подумал об озорных крохотных существах, которых он видел во время своих посещений Альвенмарка. Он и представить себе не мог, что эти болтушки могут сочинить что-то, что стоит увековечить.
Генгалос повернулся к человеку.
— Внешний вид обманчив, Мандред Торгридсон. Почти никто, кроме фей, не умеет так точно облекать в слова нежные чувства.
Ярл судорожно сглотнул.
— Ты… ты видишь то, что у меня в голове?
— Я должен знать, что движет посетителями, которые приходят сюда. Знание драгоценно, Мандред Торгридсон. Нельзя предоставлять его кому попало.
— В чем заключается наша задача? — спросил Фародин.
— Вы с Нурамоном возьмете одну корзинку и запишете стихотворения на пергамент. Если я останусь доволен вашей работой, то помогу вам в том, что вы ищете. В этой библиотеке найдется ответ практически на все возможные вопросы, если знаешь, где искать.
— А как насчет меня? — смущенно спросил Мандред. — Чем мне заслужить право находиться здесь?
— Ты расскажешь свою историю писцу. Во всех подробностях. Мне кажется, что это такая история, которую стоит записать.
Ярл смущенно уставился в пол.
— Это… Моя жизнь должна быть записана? — У него возникло нехорошее ощущение, словно у него хотели что-то отнять.
— Разве ты не хочешь прикоснуться к краешку вечности, Мандред Торгридсон? Историю будут читать и тогда, когда ты обратишься в прах. Не стоит зарывать талант в землю. Слыхано ли, чтобы два таких эльфа как Фародин и Нурамон избрали себе в спутники человека?
Мандред нерешительно кивнул. Ему по-прежнему казалось, что он отказывается от чего-то драгоценного, когда повествует о своей жизни. Но может быть, это всего лишь суеверный страх? Нельзя мешать товарищам. Им пришлось многое пережить, чтобы попасть сюда.
— Согласен на сделку.
— Великолепно, сын человеческий! Благодарю тебя за дар, который ты делаешь библиотеке, — слова Генгалоса оставили у Мандреда в душе приятное чувство. Вроде водки, согревающей изнутри в холодную зимнюю ночь. — А теперь я покажу вам, где вы будете жить. Библиотека величиной с небольшой город. Город знания, построенный из книг! Есть три кухни, открытые днем и ночью, две большие столовые. У нас даже термы есть в отдаленном боковом крыле, — он снова обернулся к Мандреду. — И у нас есть очень хороший винный погреб. Некоторые хранители знания, к числу которых принадлежу и я, не считают аскезу важной. Как дух может быть свободным, если мы заковываем тело в цепи? Так что все наши учащиеся обеспечены наилучшим образом.
По следам Юливее
Нурамон все никак не мог поверить в то, что джинн в Валемасе действительно сказал правду. Даже если тоска по Нороэлль с готовностью заставила его идти по следу, он тем не менее испытывал сомнения по поводу того, что духу можно верить. А теперь оказалось, что он поступил верно, рассказав своим товарищам об Искендрии.