После дюйма шла хитрая единица, равная четырем дюймам или где-то двенадцати сантиметрам. Для фута она была коротковата, поэтому Димка назвал ее ладонью, по образцу английского хэнда.
Раз уж пошли английские меры длины, то мера в восемь ладоней, то есть чуть короче метра, была окрещена ярдом, следом шел чейн – двадцать ярдов, ну и напоследок миля – сто чейнов и лига – двести чейнов. В общем, хитро сделанная система, в которой сам черт поломал бы ноги. Хотя в Великобритании была не проще…
Подошла очередь разобраться с объемом, временем и весом, но тут поднялась суматоха в мастерских, и Димка вышел наружу посмотреть, что происходит, оставив Флоранс выяснять, сколько пирожков может поместиться в ее маленький животик.
Повод для суеты был веский и печальный.
Мага земли нашли под утро с перерезанным горлом. Сюрприз, который он собирался сегодня показать сеньору Франсуа, исчез.
Глава 37
У его мастерской столпились, пожалуй, все обитатели дворца сеньора Франсуа, несколько сотен человек. Суетились городские полицейские в количестве, соответствующем положению хозяина дома. Димка, ведомый извечным любопытством, которое заставляет любого человека лично взглянуть на изуродованные трупы на месте автокатастрофы, попытался было пробиться поближе к месту преступления, но понял, что с его габаритами осторожно протиснуться не получится, а расталкивать людей было не слишком уместно.
На выходе из толпы Димку изловил мастер Арман и передал ему слова господина Шарля, который с утра пораньше уже куда-то скрылся. Он велел Димке через пару часов быть готовым к началу осуществления задумки.
Мандражировать еще два часа в своей комнате Димке не хотелось – идея господина Шарля по-прежнему ему не нравилась, поэтому он решил проводить Флоранс до дома.
Пирожки остались почти не тронуты, зомбяшка сказала, что наелась. Похоже, она не была таким проглотом по жизни, просто голодные дни до знакомства с кулинарией яггаев заставили ее стать такой.
По улице шел огромный яггай в черном костюме и котелке. На одной руке висел зонтик, на другой – девушка-зомбяшка. И вроде бы все хорошо, но веселья не было. То ли убийство испортило Димке впечатление от прогулки, то ли город испортился, но на глаза Димке попадались только неприятные моменты.
Зигующие последователи «Света сердца» встречались чуть ли не на каждом углу, особенно не скрываясь. Тайное общество, говорите…
Полиция делала вид, что выкрики: «Счастья всем!» – часть народной традиции. Димка тоже на их месте не трогал бы местных революционеров – те ходили толпами, а полицейские – максимум по трое-четверо. К тому же Димка несколько раз увидел на лицах тех же полицейских несомненное одобрение. Один из стражей порядка, встретившись с кучкой революционеров, сам выбросил руку вперед от сердца, а потом мирно беседовал с ребятами.
Иногда показывались разъезды жандармов. При их появлении скопления народа рассасывались, и все делали вид, что просто прогуливаются. Прекращались выкрики, хотя один раз из-за спины жандармов послышался детский голос: «Счастья всем!» Зато во множестве появлялись на одежде прохожих зеленые бантики. Судя по косым взглядам жандармов, бантики означали принадлежность к тому самому «Свету сердца», но сделать жандармы ничего не могли, разве что попытаться арестовать половину улицы.
Вели себя революционеры мирно, к прохожим не цеплялись, были трезвыми, и все равно Димке ситуация не нравилась. Достаточно группкам собраться в кучу побольше – и хана. Толпа трезвая и толпа пьяная – никакой разницы, порвут любого, кто им не понравится.
Флоранс смотрела на происходящее с улыбкой, судя по всему, носители зеленых бантов ее не пугали, она продолжала рассказывать Димке разнообразные городские сплетни. Может, все-таки ничего страшного не происходит? Кстати, как называть этих ребят? Светляки? Сердечники? Зеленые? Флоранс в разговоре названий не упоминала, а спросить Димка не мог: орать на всю улицу «Что это за люди?» не хотелось, а тихо спросить яггайским голосом не получилось бы.
Тут поток слов Флоранс доплыл до зеленых бантиков. Оказалось, особенно всерьез остроголовых – так вот как они называются – никто не воспринимает. Ребята хотят всеобщего счастья. Это в принципе понятно из их выкриков. Вот только, во-первых, в категорию «все» не попадают дворяне, священники, прислужники дворян и те, кто не хочет немедленного счастья для других. То есть практически любой, кто косо поглядит на остроголовых. Название им придумали из-за городских головных уборов, тех самых конусов, в которых ходят все.
«Интересно, – подумал Димка, – яггай в черном костюме, в котелке и при зонтике попадет в категорию врагов народа?»
Никто его не цеплял, то ли на врага народа он таки не походил, то ли походил, но все опасались ему это сказать.
На некоторых стенах Димка разглядел непонятные надписи зеленой краской. По словам Флоранс, несмотря на то что надпись состояла из трех слов, она означала все то же набившее уже оскомину обещание счастья для всех.
У дома Флоранс попрощалась с Димкой, подпрыгнув, чмокнула его в щеку и убежала. Димка двинулся в обратный путь. Настроение было не из лучших.
Для полного счастья у Димки начались непонятные приступы, короткие, но успевшие напугать Флоранс. На несколько секунд Димка отключался от действительности, ничего не видел, не слышал. Со стороны при этом он выглядел как зависший робот – внезапно останавливался и замирал в той позе, в которой застал приступ.
В комнате стоял господин Шарль, он обернулся на звук открытой двери:
– Вам повезло, господин Хыгр. Мое недоумение по поводу вашего отсутствия не успело перерасти в ожидание. Я ведь велел вам быть на месте.
Димка открыл рот, чтобы уточнить, что два часа еще не прошли, а потом понял, что два земных часа и два здешних часа – разные промежутки времени.
– Моя виновата.
– Некогда сожалеть. Нам нужно идти.
Димку встряхнул легкий мандраж. Вот так сразу – к королю?
– Для начала нам нужно вернуться в мою квартиру, проверить кое-что, подготовить позиции. Меня вы уже сделали?
– Да.
Димка вытащил из-под кровати мешок с ночным изделием, закинул его на плечи.
– Идти.
В квартиру господина Шарля был один вход – через лестничную площадку. По крайней мере, так думали все. На самом деле существовал еще один путь – а может, даже и не один – для незаметного выхода из квартиры. Или для менее заметного проникновения в нее.
Они вошли в маленькую дверь в стене дома на соседней улице – как можно было прикинуть, этот дом примыкал к стене дома, где жил господин Шарль, – поднялись по темной, захламленной лестнице на самую верхнюю площадку, там Длинный открыл своим ключом дверь в маленькую темную квартирку. Они вошли…
– Господин Хыгр…
Димка очнулся. Он стоял посреди темной комнаты. Опять приступ. Да что же это такое? Может, какая-нибудь чисто яггайская хвороба привязалась? А лечится ли это вообще?