– А ты почему во Вроцлаве притворился, будто не понял, к
чему я тебя склоняю? – вдруг спросила Маришка.
– Тогда ты маленькая была, – сказал Родион.
– Ох уж…
– Я человек старого закала, – усмехнулся он.
– Ага, а что это за блондинку Лика поминала, человек старого
закала?
– Ну, это мои дела, – сказал он, не особенно и смутившись. –
Или начинаются сцены ревности?
– Да ну, какие сцены, интересно просто… Я-то вижу, ты не
такой тюфяк, каким она тебя считает…
– Я загадочный, – согласился он, рассмеявшись. –
Ты поняла, а вот она не поняла…
– Я тебя, между прочим, лучше понимаю, чем ты
думаешь, – заявила Маришка многозначительным тоном.
Он усмехнулся во весь рот, полуотвернувшись, – девочка
хотела замуж и шла к цели на всех парусах…
– Слушай, – сказал он с интересом. – А не есть ли
я случайно твоя детская любовь? Так приятно было бы для самолюбия, сроду ничьей
детской любовью не был…
– Да нет, – сказала она серьезно. – Когда вы с ней
женились, я с одним шестиклассником гуляла, чисто платонически была влюблена…
Тут, наверно, получился сплошной синдром младшего ребенка. Я какую-то книжку
про это читала, сплошная психология, автор импортный… В общем, младший всегда
завидует старшему и хочет иметь все то же самое. Ты знаешь, и правда. Я стою
голенастым цыпленком, ни бюста еще, ни фигуры, а она – в пышной фате, госпожа
новобрачная, парень ей достался – отпад. Машина, квартира, вы с ней студенты
оба, а меня кавалеры на великах катают купаться…
– Это у тебя уже столь женские мысли были в двенадцать-то
лет? – фыркнул он.
– Ну, вряд ли, я, скорее всего, потом все это продумала и
проанализировала… А тогда просто завидовала, побыстрее повзрослеть хотелось.
– И повзрослела… – сказал Родион, нахально распространяя
руки. – И ты знаешь, стоило взрослеть…
Она какое-то время лежала молча, покоряясь и учащенно дыша,
потом вдруг, легонько отстранив его руку, выпалила:
– А она тебе с размахом изменяет, знаешь?
– Предполагаю, – после короткого молчания сказал
Родион.
Не рассказывать же ей про фешенебельное заведение и чертова
доктора?
– А я вот не предполагаю, а знаю. Хочешь, покажу что-то?
– Ну, давай…
Она вскочила, быстренько запахнувшись в халатик, – в
отличие от Лики, стеснялась расхаживать обнаженной перед лежащим в ее постели
мужиком, прошлепала босыми пятками к серванту, повозилась там и вернулась с
большой фотографией.
Родион всмотрелся – и не испытал особого потрясения, куда
там после камерного видеопросмотра… Скорее уж ощутил удовлетворение охотника,
узревшего на мокрой земле четкий след…
Интерьер был Родиону совершенно незнакомым – уголок комнаты,
оклеенной пестренькими обоями, больше похожей на обычную квартиру, чем на
какой-нибудь офис, красивый мини-диван, обитый вишневой тканью.
И обнаженная пара на этом самом диване – сидят в спокойной,
непринужденной позе, обнявшись и держа на лицах легкие улыбки довольных жизнью
и друг другом людей. Лика – и тот тип, что был с ней в усачевском заведении.
Родион его моментально опознал, совсем нетрудно было…
– Помнишь, у меня был день рождения? – сказала
Маришка. – Она тогда здорово поддала, вот и почирикали две сестрички за
жизнь крайне откровенно. Ты уснул, набравшись, а мы на кухне шампанское
доканчивали, она определенно жалела потом, что распустила язычок, жуткие клятвы
с меня брала, я и молчала старательно целых полгода – а теперь вот не
выдержала. Фотку то ли она забыла, то ли я сперла, уж и не помню сейчас, обе
были хороши. Она и не хватилась потом, там штук десять было – да и я ее только
через два дня нашла под книгой…
– А это что за хрен? – спросил Родион грубо. –
Говорила она?
– С ее фирмы, тоже какая-то шишка ее полета.
Родион замолчал, разглядывая фотографию в тусклом сиянии
ночника. Фыркнул сердито – представил, насколько безобидно она выглядит на фоне
иных запечатленных изысков…
– Только ты меня не закладывай… – с неподдельным
беспокойством сказала Маришка – молоденькая фермерша, боровшаяся за свое
счастье чисто крестьянскими методами…
– Могила, – сказал Родион серьезно.
Наконец-то он понял, что вывело его из себя: не цветной
снимок в стиле «ню», а поэтическое содержание, если можно так выразиться, мать
его за ногу…
Самое удручающее – в этой фотографии не было ни капли
вульгарного, порочного, похабного. Даже здоровой эротикой не пахло, пожалуй. И
не имело значения, что оба сидят обнаженными, – лица и позы столь
безмятежны, естественны, чисты, что любой, самый предвзятый наблюдатель узрит
непременно влюбленную пару. Людей, связанных настоящим чувством. У Родиона
хватило беспристрастности это понять.
Это-то и бесило неимоверно – не то, что Лика валялась под
чужим мужиком, не то, что они устраивали раскованные сексуальные забавы, даже
не то, что некий посторонний предмет побывал в ее губках – а то, что она,
сучка, была в этого скота влюблена. И сама была для него чем-то большим, нежели
обыкновенная любовница, с которой хорошо потрахаться на уютной безопасной хате…
Просматривая видеозапись, он злился, и не более того. Зато
теперь чувствовал себя обворованным. Ограбленным. Неимоверно униженным чужой
любовью, обращенной на принадлежащее ему, – любовью, не оставшейся
безответной…
– Слушай… – неуверенно протянула Маришка.
– Я спокоен, – сказал он сквозь зубы. – И даже
весел…
– Правда? – с сомнением спросила Маришка. – А лицо
у тебя злое…
– Ну, а что же ты хочешь? – хмыкнул Родион, поймав ее
за край халатика и усадив рядом с собой. – Чтобы я с каменным лицом
встречал такие новости? Как-никак законная супруга… А что она вообще говорила?
Маришка замялась. Родион опрокинул ее на кровать и принялся
щекотать. Она вырывалась, отчаянно повизгивая, шлепала его по рукам, но
освободиться не могла.
– Защекочу ведь, – сказал он весело, и в самом деле не
мучаясь уже нисколечко. – А то и хуже – халат сниму и голенькой по комнате
пущу…
– Родька…
– Колись, несчастная…
– Ну, что… Говорила, завелся друг, и давненько. Настоящий
мужик, мол, не то что некоторые, и на ногах-то он уверенно стоит, и по жизни
идет уверенной походкой бульдозера на дизельном топливе…
– Разводиться со мной не собиралась, часом?
– Вот это нет, – серьезно сказала Маришка. – У
него, изволите ли видеть, двое очаровательных карапузиков, и они ухода папочки
не перенесут. Похоже, правда. Лика говорила, ужасно мучаются они оба, и жаждут
соединить судьбы, и карапузиков не хотят сиротить…