Карасик немного оклемался, зашевелился. Родион обрушил ему
кулак на темечко. Соня, то ли всхлипывая, то ли азартно повизгивая, словно
ухвативший добычу не по зубам молодой волчонок, рвала неподатливые ремешки.
Родион неуклюже помогал ей, весь во власти поднявшегося из глубин сознания
темного, звериного. В голове, слева, вновь пульсировал мягкий комок.
Получилось! Ремешок лопнул. Он вспомнил о перочинном ноже,
но слишком поздно – некогда теперь искать по карманам. Упершись подошвой в
грудь жертвы, сорвал пояс-бандаж. Голова незадачливого ухажера звучно
стукнулась оземь – ерунда, жить будет, земля мягкая…
– Вы что ж это, суки…
Родион резко обернулся. На них растерянно таращился смутно
различимый в полумраке мужичок в форменном аэрофлотовском бушлате и шапке с
кокардой, вида скорее пролетарского, чем начальственного. Выпивший, похоже. «Ах
да, – с поразительной четкостью мысли подумал Родион, видя, что тот все
еще держит руки возле незастегнутой ширинки, – отлить забрел в кустики…»
Неожиданно громко и отчетливо возопил «Чичиков»:
– Помогите!!!
Родион машинально пнул его под подбородок. Работяга,
ошарашенно созерцая их, словно вдруг очнулся от наваждения – отпрыгнул и
припустил меж сарайчиков, вопя:
– Ребята, грабят!
И бежал, тварь, в ту же сторону, куда нужно было бежать им…
Схватив Соню за руку, держа в другой пояс, Родион помчался вдогонку – он вовсе
не собирался вырубать непрошеного свидетеля, он не знал другой дороги, но
ошалевший от страха свидетель в такие тонкости не вдавался, несся, как на
крыльях, вопя от страха во всю глотку…
Соня вырвалась – ага, догадалась скинуть туфли. Зажав их в
руке, высоко подняв другой юбку, припустила быстрее лани.
– Уйди с дороги, сука, зашибу! – заорал Родион,
понимая, что терять им нечего.
Мужичонка ошалело вильнул – и они, обогнув его, промчались
мимо, свернули за сарай, пробежали мимо рядка уродливых бетонных гаражей. Сзади
послышались крики и топот – подмога, что ли?
Родион успел еще подумать: «Если что-то с машиной…» И
наддал, боясь завершить фразу даже мысленно.
Есть Бог на свете! «Форд» темной глыбой торчал там, где его
оставили. Связка ключей нелепо барахталась меж пальцев, Родион никак не мог
отыскать нужный, сзади слышался стрекот мотоцикла, а Соня, малость обеспамятев
от страха, рвала запертую правую дверцу, громко ойкая…
Ага! Ключ сам собой воткнулся в скважину, такое впечатление.
Родион головой вперед нырнул в машину, отпер дверцу для Сони, кинул ей под ноги
пояс и упал на сиденье. Задел при этом макушкой стойку двери, и боль на миг
обожгла, ветвисто вонзилась под череп.
Но у него еще хватило собранности, чтобы прохрипеть:
– Ничего не потеряла? Все при себе?
– Туфли, цепочка… – протянула Соня ошалевшим голосом. –
Все…
– Держись!
Машина рванулась вперед – навстречу приближавшемуся на
полной скорости прыгающему желтому отсвету мотоциклетной фары. Понеслась по
узкому проходу меж нелепых строений – лоб в лоб, на таран… Родион врубил
дальний свет. В лучах фар увидел мотоцикл с коляской, прямо-таки набитый людьми
в форменных бушлатах и в цивильном. Кажется, среди них был и тот, поддавший…
Слепя их фарами, Родион шел на таран. Сворачивать ему было
некуда. В последний момент мотоцикл метнулся в сторону, притерся к высокой
кирпичной стене склада, мотор заглох, буквально в миллиметре от стекла левой
дверцы пронеслись перекошенные физиономии – и «форд», мощно мурлыча мотором,
вырвался на дорогу. У Родиона хватило соображения сбросить газ и пройти самый
опасный участок, где их могли заметить, не более чем на сорока, а потом,
оказавшись на неосвещенной магистрали, вновь дал газ.
Погони не было. Машина неслась к Шантарску обгоняя редкие
попутки. Сорок километров одолели в считанные минуты. У поста ГАИ, серого
бетонного домика, он сбавил скорость, почти прополз мимо. Никто его не
остановил. В город он въехал, уже отойдя от испуга, тогда только сунул в рот
сигарету, покосился на Соню:
– Не описалась?
– Иди ты, – откликнулась она весело. – Такие туфли
загубила, каблуки снесло напрочь…
– Ну, если речь зашла про обновки, значит, оклемалась… – сделал
он вывод. – Работай давай…
Она торопливо принялась расстегивать многочисленные карманы
пояса, вытряхивая деньги в пластиковый пакет, а когда он наполнился – во
второй. Туго спрессованные пачки, освободившись из кожаного плена, разбухли,
как почки весной, доллары мешались с рублями в трогательном единении…
На пустыре близ озера остановились. Пояс и парик облили
бензином, подожгли. Медленно вернулись к машине. Проехав до ярко освещенного,
пустого в ночную пору здания «Шантарспецавтоматики», Родион притер машину к
тротуару, обернулся к подруге и обнял так, словно хотел удушить. Соня замерла в
его руках, послушно подставив губы, сердце у нее колотилось часто-часто, и
Родион ощутил столь пронзительную нежность, что зарычал по-звериному Кровь
жарко пульсировала в голове, пережитая опасность щекотала нервы, пробуждая
незнакомую людишкам толпы страсть – дикую, нечеловеческую, волчью…
Широкое заднее сиденье приютило их.
В пересчете на рубли они взяли сто одиннадцать миллионов.
Глава 21
Киллер весенней порой
На сей раз после бурчанья охранничка в радиотелефон
Вергилием Родиона в замаскированном эротическом Эдеме стала не давешняя
порочная куколка, а белохалатная крашеная блондинка лет сорока с лишним с
кислой физиономией профессиональной склочницы из коммунальной кухни. Лицо у нее
было, в общем, симпатичное, но столь замкнутое и брезгливо-отрешенное, что в
какую бы то ни было причастность данной особы к каким бы то ни было плотским
утехам поверить было решительно невозможно. Родион, шагая следом за ней на сей
раз на третий этаж, поневоле казался себе самому вместилищем всех, какие только
существуют, пороков и извращений. Как и в прошлый его визит, коридор был
пустынен, даже эзотерик в балахоне буддиста со своей малолетней напарницей
куда-то запропал.
За время пути Родион успел мысленно примерить на провожатую
симпатичный черный мундирчик с рунами в петлицах и уверился, что ей такой наряд
был бы к лицу. Когда она остановилась перед дверью, где вместо номера
красовалась черная квадратная табличка с белым силуэтом кентавра, и сделала
приглашающий жест, отступив на шаг в сторону, Родион из чистого озорства сказал
с поклоном:
– Данке шён…
Маленькое хулиганство к ощутимым результатам не привело. Она
и глазом не повела, замерев, как статуя. Родион, мысленно пожав плечами, нажал
на ручку двери. И оказался в небольшом уютном кабинете с единственным высоким
окном, выходившим на тихую улочку Скрябина и примыкавший к ней сквер. Выдержано
все было в разных оттенках янтаря, от густо-медового, переходящего в красный,
до бледно-золотистого. В огромном круглом аквариуме лениво шевелили плавниками
яркие рыбки с роскошными вислыми хвостами, на стенах висели небольшие картины,
как на подбор сибирские пейзажи – сосны, сопки, половодье жаркое, умиротворяющая
синева озер…