О, я от призраков больна - читать онлайн книгу. Автор: Алан Брэдли cтр.№ 18

Я обвила себя руками, и не только от холода. Даже самая незначительная шутка Доггера согревала мое сердце — и, возможно, делала слишком смелой.

— А твои родители? — спросила я. — Они ставили елку, имею в виду? И падуб, плющ и омелу, и всякое такое?

Доггер ответил не сразу. По его лицу пробежала легчайшая тучка.

— В той части Индии, где я жил ребенком, — наконец ответил он, — омелу и падуб нелегко найти. Кажется, я помню, что украшал манговое дерево на Рождество.

— Манговое дерево! Индия! Я не знала, что ты жил в Индии.

Доггер долго молчал.

— Но это было давным-давно, — сказал он, будто очнувшись от сна. — Как вы знаете, мисс Флавия, моя память не такая, как прежде.

— Ничего-ничего, Доггер, — ответила я, похлопывая его по ладони. — Моя тоже. Да вот, не далее как вчера я держала в руке щепотку мышьяка и куда-то положила его. И ради всего святого, не могу вспомнить, что я с ним сделала.

— Я нашел его в масленке, — сказал Доггер. — Я позволил себе вольность положить его в каретный сарай от мышей.

— Масло и остальное? — спросила я.

— Масло и остальное.

— Но не масленку?

— Но не масленку, — сказал Доггер.

Почему в мире больше нет таких людей, как Доггер?

Вспомнив отцовские приказы не болтаться под ногами, я провела остаток дня в лаборатории, внося последние поправки в консистенцию моего мощного птичьего клея. Добавка нужного количества бензина не даст ему замерзнуть.

До кануна Рождества оставалось всего сорок восемь часов, и я должна быть готова. Места для ошибки нет. У меня будет лишь один шанс пленить Деда Мороза — если он и правда существует.

Почему я так не доверяю рассказам сестер о мифах и фольклоре? Потому ли, что опыт научил меня тому, что они обе лгут? Или потому, что я действительно хочу — возможно, даже нуждаюсь в том, чтобы верить?

Что ж, существует Дед Мороз или нет — пока вопрос, но скоро я буду описывать в дневнике великий эксперимент: цель, гипотеза, метод, результаты, изучение вопроса, выводы.

Так или иначе ему суждено стать классикой.

На полях одной из записных книжек дядюшки Тара я нашла написанную от руки цитату из сэра Фрэнсиса Бэкона: «Мы должны добавлять не крылья, но свинец и балласт к пониманию, чтобы не позволить ему прыгать и летать».

Именно это я приготовила для Деда Мороза! Порцию старого доброго клея!

Позже, в постели, моя голова наполнилась видениями оленя, намертво приклеившегося к каминной трубе, словно гигантская муха к липкой бумаге, и я осознала, что безумно улыбаюсь в темноте. Наконец пришел сон и вместе с ним то, что могло быть звуками далекого граммофона.

Я остановилась наверху лестницы.

— Это неправильно, — ворчал голос. — Они не имеют права сваливать это на нас.

— Лучше держи это при себе, Латшоу, — произнес другой голос. — Ты знаешь, что нам сказал Лампман.

— Да, я знаю, что сказал его преосвященство. То же, что говорил на прошлых съемках и на съемках до того. Я слышал эту речь про жалобы столько раз, что могу процитировать ее во сне. «Если у вас есть жалобы, скажите мне», и так далее и тому подобное. С тем же успехом он мог бы обращаться к человеку на луне.

— Макналти всегда…

— К черту Макналти! Теперь я за главного, и как я говорю, так и есть. И вот что я говорю: они не имеют права нагружать нас дополнительной работой только для того, чтобы ее королевское величество могла дать возможность местной деревенщине поглазеть.

Я медленно попятилась и затем снова вернулась более шумно.

— Шшш! Кто-то идет!

— Доброе утро! — жизнерадостно сказала я, потирая глаза и изображая деревенскую простофилю. Если бы у меня было время, я бы покрасила один из передних зубов в черный цвет растертым углем.

— Доброе утро, мисс, — отозвался один из них, и по голосу я опознала, что Латшоу — это другой.

— Ух какое снежное утро, да?

Я знала, что переигрываю, но с некоторыми людьми это не имеет значения. По личному опыту я знала, что ворчуны глухи к любым голосам, кроме собственного.

— О, как мило! — воскликнула я, спустившись по лестнице, и хлопнула в ладоши, словно старая дева, которой только что, согнув колено, вручил обручальное кольцо краснолицый сквайр.

Южная сторона вестибюля полностью преобразилась за ночь, превратившись в вечерний итальянский дворик. Каменные стены, нарисованные на холсте, закрыли деревянные панели, и площадка на южной лестнице стала балконом в Вероне.

Несколько искусственных деревьев стояли там и сям в горшках, ловко замаскированных и прикрытых маленькими скамеечками для вящего эффекта. Все было сделано так хорошо, что я почти чувствовала тепло итальянского солнца.

Это здесь, знала я, через несколько часов Филлис Уиверн и Десмонд Дункан воспроизведут эпизод из «Ромео и Джульетты»: постановки, которая однажды продержала Вест-Энд на ногах за полночь и заставила актеров выходить на поклон несчетное количество раз.

Я читала об этом в заплесневелых журналах о театре и кино, наваленных кучами в библиотеке Букшоу, по крайней мере они там валялись, пока их не убрали ради съемок.

— Бегите скорее, мисс. Краска еще влажная. Вы же не хотите измазаться с ног до головы, не так ли?

— Нет, если она на свинцовой основе, — выстрелила я в ответ, небрежно удаляясь прочь и с легким трепетом удовольствия вспоминая историю американского художника Уистлера, который в процессе создания знаменитой «Девушки в белом» благодаря высокому содержанию свинцовых белил в грунтовке подхватил то, что художники именуют «коликой живописца».

Интересно, под другим названием отравление свинцом звучало бы так же сладко? Я знаю, что крысы прогрызают свинцовые трубы, потому что привыкают к сладкому вкусу этого металла. На самом деле я начала делать записки к брошюре под названием «Странности свинцизма» и с удовольствием размышляла на эту тему, когда зазвонил телефон.

Я сразу же бросилась к нему, чтобы он не прозвонил второй раз. Если отец услышит, нам предстоит день гнева.

— Проклятье! — сказала я, поднимая трубку.

— Алло… Флавия? Я не вовремя?

— О, здравствуйте, викарий, — сказала я. — Извините, я только что ушибла колено о дверной проем.

Из «Книги золотых правил Флавии»: если тебя застали за руганью, дави на жалость.