Макар хотел ответить, что да, конечно, крепкую, но тут
заметил, что бабка смотрит на него испытующе. Помолчал немного, потом негромко
произнес:
– Не знаю насчет веры. Я сам агностик, за себя-то
решить не могу, а про других говорить – и подавно не стану. Может, люди
паломничество рассматривают как поход, только в таком вот… религиозном
обрамлении.
Старуха покивала, видимо, удовлетворенная ответом. «Хм, а
бабуля-то у нас не простая, – прикинул Макар, – и далеко не глупая».
Он выждал, потом спросил:
– А как ваш племянник паломников набирает? В церкви?
– Нет, не в церкви. Да сейчас уже и не набирает, уехал
он куда-то. В Ленинград, что ли. А вот раньше каждое лето ходил. Я толком и не
знаю, кажется, люди сами к нему приходили. Он неподалеку от меня жил, но сейчас
квартиру продавать собрался и в другой район переезжать, от центра подальше.
Данила ведь у меня не такой, как все, – особенный. – В ее голосе
отчетливо звучала гордость.
Макару понадобилось еще десять минут, чтобы очень аккуратно
выяснить, в каком именно доме жил Данила, и еще пять, чтобы закончить разговор.
Наконец он попрощался со старушкой, пообещав поступить в какой-нибудь другой
колледж в ближайшее время, и отправился в сторону метро. Выйдя из поля зрения
женщины, он свернул и быстро пошел к тому дому, где раньше обитал ее странный
племянник, водящий паломников по России.
Стоя перед обычной серой пятиэтажкой, Макар внимательно
оглядывал окна и балконы. В глаза ничего не бросалось, но он знал, что вытянул
нужную карту. «Молодец, удачлив, – одобрительно заметил Илюшин сам себе,
но в следующую секунду усмехнулся. – Удачлив, как же! Я заметил странную
палку бабки, а потом, сам того не понимая, неосознанно сделал все, чтобы она со
мной заговорила. Пройди по моему маршруту двадцать человек из тех, кто копал
раньше, ни хрена бы у них не получилось».
Удовлетворенно констатировав данный факт, Макар записал
улицу и номер дома и собрался ехать к себе. На сегодня все, что можно было
узнать, он уже узнал. Его, правда, немного настораживало то, что он добился
желаемого с такой легкостью. По опыту он хорошо знал, что за этим должна
последовать полоса неудач. С другой стороны, хорошо уже то, что он знает
причину внезапного изменения характера Элины Гольц. Макар готов был поставить
всю имеющуюся у него наличность вкупе с кредитной картой на то, что возмущение
красивым нижним бельем подруги – последствие хорошей прочистки мозгов. А кто
может лучше прочистить молодой девушке мозги в таком направлении, если не
мужчина, сильно подвинутый на религии? «Паломников он водил… Интересно, почему
перестал. И что за места такие, если его тетушка ни одного назвать не смогла?
При том, что сама явно верующая…»
Макар обошел дом по кругу и вышел на припорошенную снежком
тропинку. Взгляд его пробежал по тропинке и уперся в «свечку», на десятом этаже
которой раньше жила Элина Гольц.
Сегодняшний день прошел просто замечательно – Эдик не пошел
на работу, и они с Наташей несколько часов гуляли по Питеру, заходя во все
подворачивающиеся магазинчики и симпатичные кафе. С прогулки вернулись только
вечером, и Наташа, быстренько попив чаю и оставив Эдика дома, побежала за
Тимошей. Детский садик, в который мальчика приняли без всяких вопросов и даже
без предъявления обязательной медицинской карты, был всего в пятнадцати минутах
ходьбы от особняка, и Наташе хотелось прогуляться одной по тихой улочке, вдоль
которой стояли небольшие коттеджи.
В шесть часов было сумрачно, но фонари светили исправно, а
тротуары были расчищены, и легко можно было бы представить, что находишься в
каком-нибудь аккуратном европейском городке, если бы не ветер, пронизывающий
насквозь. Он задувал со всех сторон – сырой, недружелюбный, мартовский ветер
Питера, и от него не спасал даже спортивный пуховичок, подаренный Эдиком. «Надо
было на машине Тимку забрать, – пожалела Наташа, – зря я отказалась».
В садике было тепло и уютно. Пока Наташа одевала сына, к ней
подошла воспитательница и подробно рассказала, как прошел день у Тимоши, какой
он хороший мальчик и как замечательно общается с другими детьми. Это была еще
одна вещь, к которой Наташа не могла привыкнуть, – садик был не просто
платный, а очень платный, и отношение к родителям и их детям здесь было
соответствующее. Но Наташе постоянно казалось, что за всеми улыбками и
вежливыми словами скрывается что-то нехорошее, какая-нибудь страшилка в духе
голливудских ужастиков, где за чудесным фасадом уютного городка прячутся
извращения Стивена Кинга. Она успокаивала себя, мол, у нее разыгралась
фантазия, ведь Тимофей ходит в садик с удовольствием и его там, по всему видно,
никто не обижает, но торопилась забрать его. А сегодня, несмотря на день,
проведенный с Эдиком, Наташа еще почему-то нервничала и чувствовала себя не в
своей тарелке.
Наконец они вышли на улицу и двинулись в сторону особняка.
Ветер дул им в лицо, и они закрывались от него, поворачивались спиной, из-за
чего шли слишком медленно. Сама не понимая почему, Наташа волновалась больше и
больше и торопилась, таща за собой упирающегося сына.
– Мы сегодня сказку читали про Винни-Пуха, а я ее уже
знал, – громко рассказывал Тим, стараясь перекричать ветер. – А Аня
не знала, и Кирилл не знал, и Витя тоже! А еще мы из пластилина слепили Кенгу и
ей в кармашек поклали разные вещи!
– Не поклали, а положили.
– Положили. А потом закрыли глаза, стали доставать их
из мешочка и отгадывать.
– Из пластилина стали доставать? – рассеянно
спросила Наташа.
– Нет, не из пластилина. Нам Ирина Петровна сделала
настоящий мешочек, из тряпочки, и сказала, будто бы это карман…
Тимка весело болтал, но Наташа перестала вслушиваться. Они
почти дошли до дома. Внезапно повалил мокрый снег, и у нее появилось странное
ощущение – словно сквозь снежную пелену на них кто-то смотрит. Она остановилась
у дороги, крепко сжав руку Тимофея, и быстро оглянулась. Никого. Позади была
совершенно пустая улица, освещенная желтыми фонарями. Неожиданно они показались
Наташе зловещими. Какой там европейский городок? Это Санкт-Петербург, город с непроизносимым
для детей названием! То ли дело ее родная Рязань… Изань, как говорил совсем
маленький Тимоша.
– А потом Витя сказал, что нужно делать по-другому…
Ощущение взгляда стало таким отчетливым, что Наташа
поежилась. «Господи, побыстрей бы дойти до дома! Почему я Эдика не подождала?»
– И Ирина Петровна ему сказала…
– Тима, пойдем быстрей! – Наташа потянула мальчика
за руку. Дорога была совершенно пустой, им оставалось пройти до ворот каких-то
пятьдесят шагов. – Тима, быстрее, быстрее!
– Мам, ты чего? Мам, мне больно! – захныкал
малыш. – Чего ты меня тащишь, нет же машин!
Он потянул руку на себя, стоя посреди дороги. Мордашка его,
облепленная мокрым снегом, выражала возмущение и недовольство, но Наташа,
охваченная тревогой, дернула его за локоть и прикрикнула: