Когда боги спят - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Алексеев cтр.№ 4

А пока ждали охотоведа с собаками, он перегорел, обвял, потерял интерес, хотя это он подошел и дострелил медведя. И потом выпил со всеми, но уже стеснялся поздравлений с полем, краснел, как девица, и первого добытого зверя обходил стороной. Случайно перехватив его взгляд. Зубатый увидел не семнадцатилетнего парня, а перепуганного, растерянного мальчишку с вопросом в глазах — что я натворил?…

Но еще оставалась надежда, ибо Саше понравились лайки, и он вроде бы загорелся, однако не хватало ни смелости, ни мужества самому попросить их. Зубатый понимал, что вот так, своей властью забирать у хозяина выкормленных, выпестованных, к тому же. теперь проверенных в деле собак нельзя ни по каким правилам и законам. Понимал и одновременно хотел спасти положение, и стал говорить охотоведу, мол, не плохо бы этих лаек подарить молодому охотнику, чтобы он до конца испытал миг счастья и навсегда пристрастился к мужскому занятию — в общем, неверные, неправильные слова произносил, потому и не мог быть убедительным. Охотовед слушал и лишь моргал, не зная, как относиться к столь неожиданной, «незаконной» просьбе губернатора, и тут опять влез Хамзат. Отозвал в сторону и объяснил популярно, по-кавказски, дескать, что гостю понравилось — подари, а он уж отдарится, не беспокойся. Зубатый и отдаривался за кобельков вот уже два года: сначала нашел спонсора и заставил его раскошелиться на новый «УАЗ» для охотоведа, потом пригнал ему колесный трактор. А у охотоведа аппетиты лишь разгораются, недавно запросил трелевочник и делянку строевого леса, чтобы зимой, в межсезонье, подзаработать на продаже древесины — зарплата маленькая…

Да наплевать бы на все, пойди эти собачки на пользу! Не спасли они ничего, и после той медвежьей охоты Саша замкнулся, долго ходил молчаливым, а потом вдруг принес и сдал отцу дробовое ружье и чешский карабин «Брно», привезенный в подарок из-за рубежа. Зубатый попытался добиться каких-либо объяснений, достучаться, а уже было поздно, поскольку у них в доме стал появляться известный на весь мир режиссер Ал. Михайлов, эдакий вальяжный, усатый котяра-барин. Впервые в городе он возник с группой поддержки во время избирательной компании президента — подрядился силой своего таланта пропихнуть его на высший государственный пост и, естественно, представился губернатору. Заочно Зубатый знал режиссера, как облупленного, и не только по части театральной: когда-то жена заканчивала у него Высшие режиссерские курсы при ВГИКе и на всю жизнь осталась восторженной поклонницей.

Разумеется, Ал. Михайлов был приглашен в дом, произвел сильное впечатление на детей, и еще тогда Зубатый услышал от него мимоходом, что охота на птиц и зверей — это плохо и при современном оружии больше похоже на убийство, а устраивать развлечения, убивая, — это несопоставимо с понятием гуманности. У режиссера было много аналогичных теорий, на которые тогда Зубатый не обращал особого внимания, относя их к джентльменскому набору светского льва. Однако жена имела иное мнение и, похоже, начала капать на мозги Саши. У нее в те дни появился замысел «поступить» его на актерский факультет и определить в семинар мастера Ал. Михайлова. Она бы и дочку устроила туда же, но Маша уже заканчивала юридический факультет в местном университете и собиралась уезжать к мужу в Финляндию.

И вот когда пришло время поступать, Ал. Михайлов неожиданно воспротивился и начал искать компромиссные решения, как сделать из Саши актера. Несмотря на свою образованность, барственнность и светскость, жена так и осталась неисправимой провинциалкой и никак не могла взять в толк, что все эти столичные «штучки» хороши и великодушны, когда сидят у тебя в гостях и пьют водку. Но стоит лишь доставить некие абстрактные неудобства в их жизни, чем-то потревожить ее или даже нарисовать тревогу в перспективе, как они тут же начинают изучать местные резервы. И вот с легкой руки Ал. Михайлова и при энергичном содействии жены Зубатый вынужден был заниматься организацией студии при областном драматическом театре, куда Сашу определили на учебу.

С этого момента и начался двухлетний путь на крышу дома по Серебряной улице.

Самых разных версий и противоречевых слухов было очень много, впрочем, как обвинителей так и защитников, но так никто толком и не знал, почему Саша поднялся на девятиэтажку и прыгнул головой вниз на железобетонный козырек подъезда, заранее положив в карман короткую записку: «Я слишком поздно родился, чтоб жить с вами, люди».

Для Зубатого не существовало ни одной правдоподобной версии, как бы его ни уверял областной прокурор вместе с начальником УВД, что тут еще нужно разобраться, не исключено, Сашу толкнули с крыши, имитируя самоубийство, с целью опорочить губернатора перед выборами на третий срок.

И правда, опорочили. Сын погиб за неделю до повторного голосования, и сразу резко упал рейтинг популярности, а журналисты собачьим чутьем почуяли раненого, оставляющего кровавый след зверя, мгновенно закрутили в буреломнике мнений и суждений. Тогда Крюков хладнокровно подошел и добрал его из-под лающих газетных псов.

Местное ФСБ прозрачно намекало, что младший Зубатый одно время увлекся сатанизмом и баловался наркотиками, поскольку в студии при драмтеатре собралась не молодежная талантливая элита, а всякая околотеатральная шушера, точнее, дети этой шушеры — актеров, актрис, не состоявшихся режиссеров и прочих непризнанных гениев, по которым плачет психушка, и что в такой среде нормальный здоровый парень и за год сойдет с ума. А педагоги, подобранные Ал. Михайловым и приезжающие из Москвы читать лекции и принимать экзамены, будто бы подтягивая провинциальных студентов до уровня столичных, несут им всякую ересь, ориентируют на западные ценности и проповедуют такую свободу личности: мол, человек имеет право покончить с собой, если того захочет. И если он, Зубатый, сомневается в этом, то ему можно дать послушать оперативную запись подобной лекции.

Зубатый соглашался и с законниками, и со службой безопасности, но никому не верил и все время жалел о том, что послушал Хамзата и не повел Сашу на раненого хищника.

Он снял кепку, собрал с железной крыши вольера мокрые снежные крохи, растер лицо, голову и встряхнулся. Девятиэтажку действительно было видно со двора, но другую, пролетарскую, крупноблочную и в заречной части города, совсем не похожую на ту, что стояла на кирпичной Серебряной улице. И никаких сумасшедших старух здесь нет и быть не может!

Стиснув кулаки и зубы, он пошел к дому и увидел на парадном крыльце жену. Катя была тихая, трезвая, с чистым, не заплаканным лицом и единственным неестественным для нее предметом — дымящейся сигаретой между длинных, тонких пальцев.

— Что ты бродишь? — спросила как ни в чем не бывало. — Иди домой.

— Маше звонила? — Он сел на мокрые ступени.

— Она звонила сама…

Зубатый отнял сигарету у жены, затянулся и швырнул в лужу.

— У нее все в порядке?

— Какой там порядок, если погиб брат? — В голосе жены сразу послышались слезы и, пожалуй, впервые за последнее время он почувствовал к ней жалость.

Дочь отправили к мужу в Коуволу чуть ли не насильно, после похорон Саши они с женой ревели с утра до ночи, беспрестанно заводя друг друга, и этот траурный тандем пришлось разорвать на третьи сутки, чтоб не сошли с ума. Возле «горячего» финского парня со слоновьим спокойствием Маше было бы лучше, чем с матерью-неврастеничкой.