Женщина испуганно обернулась. Сатико и американка, за беседой ничего не заметившие, тоже устремили взгляд на упавшего мальчика. Он лежал на боку и отчаянно визжал. Мать бросилась к нему и, опустившись на колени, принялась ощупывать его ноги. Мальчик продолжал вопить. Пассажиры на дальнем конце лужайки, все как один, смотрели в нашу сторону. Через минуту-другую рыдающий мальчик, при поддержке матери, оказался за нашим столиком.
— Лазить по деревьям очень опасно, — сердито выговаривала ему мать.
— Он упал с небольшой высоты, — успокоила я ее. — На дерево он вообще не успел забраться.
— Он мог сломать ногу. Детям нельзя разрешать карабкаться на деревья. Дураки только так делают.
— Она меня пнула, — всхлипнул мальчик. — Столкнула меня с дерева. Хотела меня убить.
— Она тебя пнула? Девочка тебя пнула?
Я перехватила взгляд, который Сатико метнула на дочь. Марико снова высоко забралась на дерево.
— Она хотела меня убить.
— Девочка тебя пнула?
— Ваш сын просто соскользнул, — поспешно вмешалась я. — Я все видела. Падать ему было неоткуда.
— Она меня пнула. Хотела меня убить.
Женщина тоже обернулась и оглядела дерево.
— Он просто-напросто соскользнул, — повторила я.
— Веди себя умнее, Акира, — сердито проговорила женщина. — Лазить по деревьям очень и очень опасно.
— Она хотела меня убить.
— Тебе нельзя лазить по деревьям.
Мальчик продолжал всхлипывать.
В японских городах (этим они заметно отличаются от английских) владельцы ресторанов и чайных домиков, магазинов и лавочек словно бы торопят наступление темноты: еще до сумерек в окнах зажигаются фонари, а над дверьми — светящиеся вывески. Когда в тот вечер мы вновь оказались на улицах Нагасаки, город уже был весь расцвечен ночными огнями: Инасу мы покинули к концу дня и поужинали в ресторане при универмаге «Хамайя». Потом, желая растянуть день подольше, долго блуждали по боковым улочкам, не очень-то торопясь набрести на трамвайную остановку. В те времена, помнится, у молодых пар вошло в моду показываться на людях, держась за руки (мы с Дзиро никогда этого не делали), и по пути нам встречалось множество таких пар, жаждущих вечерних развлечений. Небо, как обычно летом, окрасилось бледным пурпуром.
На многих прилавках торговали рыбой, и в этот вечерний час, с возвращением в гавань рыболовецких судов, всюду попадались навстречу люди, которые проталкивались через толпу с тяжелыми корзинами на плечах, полными свежевыловленной рыбы. В одном из переулков, где на земле валялся мусор и бродили случайные прохожие, мы и набрели на помост с кудзибики. У меня не было пристрастия к кудзибики, ничего подобного здесь в Англии нет — разве что на ярмарочных площадях, — и о самом существовании этой забавы я бы наверняка забыла, если бы тот вечер не оставил такого следа в моей памяти.
Мы остановились посмотреть позади толпы. Какая-то женщина старалась поднять повыше малыша лет двух-трех; человек с повязкой вокруг головы наклонился с помоста, протягивая ребенку чашу. Малыш ухитрился вытянуть из нее билетик, но явно не знал, что с ним делать. Зажав его в ручонке, он тупо оглядывал смеющиеся лица вокруг. Человек с повязкой нагнулся ниже и что-то сказал малышу: это заставило собравшихся расхохотаться. Наконец мать опустила ребенка на землю, взяла у него билетик и передала человеку с повязкой. На билетик выпал выигрыш — губная помада, которую женщина забрала со смехом.
Марико встала на цыпочки, пытаясь получше разглядеть призы, выставленные на заднике помоста. Внезапно она обернулась к Сатико со словами:
— Я хочу купить билет.
— Марико, это пустая трата денег.
— Я хочу купить билет, — повторила она с необычной настойчивостью. — Хочу попробовать.
— Вот, Марико-сан, возьми. — Я протянула ей монетку.
Она бросила на меня слегка удивленный взгляд. Потом взяла монетку и стала протискиваться сквозь толпу к помосту.
Попытали счастья еще несколько участников: одна женщина выиграла конфету, другая — средних лет — резиновый мячик. Подошла очередь Марико.
— Итак, юная принцесса, — человек с повязкой неторопливо встряхнул чашу, — закройте глаза и сосредоточьтесь мыслями вон на том большом медведе.
— Я не хочу медведя, — сказала Марико.
Человек скорчил гримасу, и в толпе засмеялись.
— Вы не хотите большого мехового медведя? Так-так, юная принцесса, чего же вы тогда хотите?
Марико показала на задник платформы:
— Корзинку.
— Корзинку? — Человек пожал плечами. — Хорошо, принцесса, зажмурьте глаза покрепче и сосредоточьте мысли на вашей корзине. Готово?
Билет Марико выиграл цветочный горшок. Она вернулась к нам и вручила свой приз мне.
— Ты не хочешь его брать? — спросила я. — Это же твой выигрыш.
— Я хотела корзинку. Котятам теперь нужна собственная корзинка.
— Ну, не огорчайся.
Марико повернулась к матери:
— Я хочу попробовать еще раз.
Сатико вздохнула:
— Уже поздно.
— Хочу попробовать. Еще разик.
Она снова пробралась к помосту. Пока мы ждали, Сатико обратилась ко мне:
— Забавно, но у меня о ней сложилось совершенно иное впечатление. Я имею в виду вашу подругу, миссис Фудзивара.
— Да?
Сатико вытянула шею, заглядывая между головами.
— Боюсь, Эцуко, я всегда представляла ее себе совсем иначе, чем вы. Ваша подруга казалась мне женщиной, у которой ничего не осталось в жизни.
— Но это не так, — возразила я.
— Да? А на что она надеется в будущем, Эцуко? Ради чего живет?
— У нее есть заведение. Совсем скромное, но для нее оно много значит.
— Ее закусочная?
— И у нее есть сын. Его карьера обещает многое.
Сатико продолжала вглядываться в помост.
— Да, наверное, это так, — произнесла она с усталой улыбкой. — Думаю, сын у нее есть.
На этот раз Марико выиграла карандаш и вернулась к нам с недовольным лицом. Мы собрались уходить, но она не отрывала глаз от помоста.
— Пойдем, — сказала Сатико. — Эцуко-сан пора домой.
— Я хочу попробовать еще раз. Только один разочек.
Сатико нетерпеливо вздохнула, потом взглянула на меня. Я пожала плечами и рассмеялась.
— Ну хорошо, — согласилась Сатико. — Попробуй еще раз.
Было разыграно еще несколько призов. Одна молодая женщина выиграла косметичку: столь удачному призу зааплодировали. Завидев Марико в третий раз, человек с повязкой на голове состроил очередную комическую гримасу.