Когда мы были сиротами - читать онлайн книгу. Автор: Кадзуо Исигуро cтр.№ 61

– Да. Ощущение странноватое.

– Конечно, это может оказаться и не тот дом. Но все равно нужный дом должен находиться где-то совсем рядом. Высокую трубу, которую я вам показал, мистер Бэнкс, местные называют Восточной печью. Труба, которую вы видите гораздо ближе к нам, почти на одной линии с первой, это Западная печь. До войны здешние жители имели обыкновение сжигать в одной из них мусор. Советую вам, сэр, когда вы окажетесь внутри, использовать эти трубы в качестве ориентиров. Внимательно посмотрите еще раз на дальнюю трубу, сэр. Помните: дом, который вы ищете, находится чуть поодаль, от неё прямо на юг.

Я наконец опустил бинокль.

– Лейтенант, вы очень любезны. Не могу выразить, как я вам благодарен. Если это не будет чревато для вас никакими осложнениями, может, позволите упомянуть ваше имя во время церемонии, которая состоится в Джессфилд-парке в честь освобождения моих родителей?

– Моя помощь не так уж существенна. А кроме того, мистер Бэнкс, не думайте, что ваша миссия завершена. Когда стоишь здесь, наверху, кажется, что дом близко. Но там, в муравейнике, идет война. И хоть вы не солдат, передвигаться от дома к дому вам будет очень трудно. Помимо этих двух печей, в районе осталось очень мало зданий, что могли бы служить ориентиром. И потом, вам же придется еще вывести оттуда своих родителей целыми и невредимыми. Иными словами, вам предстоит нелегкая работа. Но теперь, мистер Бэнкс, нам нужно возвращаться. Вероятно, мои люди уже вернулись и ждут распоряжений. Что же касается вас, мистер Бэнкс, то вы должны постараться вернуться до наступления темноты. Ходить по муравейнику и днем-то сущий ад, а ночью это вообще покажется вам кошмарным сном. Если темнота застигнет вас там, советую найти безопасное убежище и переждать до утра. Только вчера двое моих людей погибли, поскольку не смогли сориентироваться в темноте.

– Я запомню все, что вы мне сказали, лейтенант. Ну что ж, давайте спускаться.

Внизу капитан Ма разговаривал с солдатом в совершенно изодранной форме. Солдат, судя по всему, не был ранен, но явно пребывал в состоянии нервного потрясения. Японец, привязанный к стулу, теперь храпел так, словно наслаждался мирным сном, хотя я заметил, что после нашего ухода его вырвало снова.

Лейтенант быстро переговорил с капитаном, расспросил о чем-то солдата, потом обратился ко мне:

– Плохие новости. Остальные не вернулись. Двое, несомненно, убиты. Оставшиеся в живых попали в ловушку, хотя есть еще реальный шанс, что им удастся вырваться. Враг, пусть временно, продвинулся вперед, и вполне вероятно, что дом, где находятся ваши родители, теперь у них в тылу.

– Независимо от этого, лейтенант, я должен идти, и немедленно. Послушайте, если люди, которых вы мне обещали, не вернулись, может быть – хотя я понимаю, что прошу слишком многого, – может быть, вы сами окажете мне любезность сопроводить меня? Честно говоря, сэр, я не могу и мечтать о более подходящем помощнике в данной ситуации.

Лейтенант с мрачным выражением лица обдумал мое предложение и наконец ответил:

– Хорошо, мистер Бэнкс. Я выполню вашу просьбу. Но нам надо торопиться. Мне вообще-то не следовало бы оставлять свой пост – если я буду отсутствовать долго, последствия могут оказаться ужасными.

Он что-то сказал капитану, потом открыл ящик стола и начал перекладывать в карманы и засовывать за пояс множество каких-то предметов.

– Вам лучше не иметь при себе оружия, мистер Бэнкс. Но у вас, наверное, есть пистолет? Нет? Тогда все же возьмите это. Очень надежная немецкая вещица. Спрячьте ее. Если мы встретимся с неприятелем, вы должны немедленно, четко и безоговорочно заявить о своем нейтралитете. А теперь следуйте, пожалуйста, за мной.

Подхватив винтовку, прислоненную к столу, он зашагал к бреши в противоположной стене и проворно юркнул в нес. Я засунул пистолет за пояс так, чтобы его закрывал пиджак, и поспешил за ним.

Только спустя какое-то время могло показаться, что первую часть пути мы преодолели относительно легко. А тогда, когда я плелся за размеренно шагающим лейтенантом, мне, разумеется, так не казалось. В ногах очень скоро возникла жгучая боль от острых камней, которыми была усеяна дорога, и мне не хватало ловкости, чтобы, скрючившись, легко пролезать в проломы, коими изобиловали все стены.

Этих брешей здесь оказалось бесчисленное множество, все они напоминали ту, что зияла в стене временного штаба. Одни были еще меньше, другие – достаточно широкими, чтобы в них одновременно могли протиснуться два человека, но во всех торчали острые осколки кирпичей. Вскоре я уже чувствовал себя совершенно выдохшимся. Но, выбравшись из очередной дыры, неизменно видел далеко перед собой лейтенанта, бодро преодолевавшего следующее препятствие.

Не все стены сохранились; порой мы были вынуждены прокладывать путь через завалы – обломки трех или четырех рядом стоявших домов. Почти все крыши были повреждены или совсем отсутствовали, так что в дневном свете недостатка не ощущалось, хотя иногда мы оказывались в плотной тени и рисковали оступиться. Не раз, пока я не привык к обстановке, моя нога соскальзывала и оказывалась зажатой в остром разломе каменной плиты или по щиколотку увязала в каменном крошеве.

В такой ситуации немудрено было забыть, что мы идем по тому, что еще несколько недель назад служило домами для сотен людей. Порой мне казалось, что мы пробираемся не по району трущоб, а по одному огромному разрушенному перенаселенному зданию с бесконечным количеством комнат. Но даже при этом время от времени меня обжигала мысль, что под обломками, по которым мы ступаем, лежат дорогие для кого-то семейные реликвии, детские игрушки, незамысловатые, но кем-то любимые предметы домашнего обихода, и меня с новой силой охватывал гнев на тех, кто допустил, чтобы столь печальная судьба постигла тысячи невинных людей. Я вспоминал напыщенных господ из международного сеттльмента, изощренные уловки, к которым они столько лет прибегали, чтобы снять с себя ответственность, и в эти моменты во мне закипала такая ярость, что я был готов остановить лейтенанта, дабы излить ее наружу.

Впрочем, один раз лейтенант остановился по собственному почину и, когда я догнал его, сказал:

– Мистер Бэнкс, пожалуйста, внимательно посмотрите на это. – Он показывал влево, на большое сооружение, напоминавшее бойлер. Засыпанное кирпичной крошкой, оно все же оставалось целым. – Это Западная печь. Если вы поднимете голову, то увидите ближнюю из двух труб, которые я вам показывал с крыши. Восточная выглядит точно так же, и она послужит нам следующим ориентиром. Если доберемся до нее, это будет означать, что мы находимся почти рядом с нужным домом.

Я внимательно осмотрел печь. Из неё словно вырастала широкая труба. Подойдя ближе и подняв голову, я увидел, что труба уходит далеко в небо. Я все еще пялился на эту трубу, когда услышал голос своего спутника:

– Прошу вас, мистер Бэнкс. Нужно идти. Нам очень важно все сделать до захода солнца.

Через несколько минут после того, как мы миновали Западную печь, поведение лейтенанта изменилось: он стал двигаться намного осторожнее. Каждый его шаг стал обдуманным – прежде чем пролезть в очередную дыру, он просовывал голову и внимательно оглядывался, держа винтовку наперевес, настороженно прислушивался. Я тоже стал замечать на расстоянии вытянутой руки от проломов все больше мешков с песком и спиралей из колючей проволоки. Услышав первую пулеметную очередь, я замер от неожиданности, испугавшись, что стреляют в нас, но потом увидел, что лейтенант продолжает невозмутимо шагать впереди, и, с облегчением вздохнув, поспешил за ним.