– Спасибо, Кристофер, – прошептала она. – Благодарю, что вы согласились. Я вдруг почувствовала себя совсем по-другому. Но теперь вам лучше уйти, пока нас никто не заметил вместе. Ну идите же!
Глава 17
В тот вечер, ложась спать, я пребывал в некотором смятении, но проснулся на следующее утро с ощущением снизошедшего на меня покоя, словно с моих плеч сняли тяжкий груз, и, когда, одевшись, снова подумал о неожиданном повороте в своей судьбе, испытал заметное волнение.
Большую часть того утра припоминаю смутно. Отчетливо помню лишь, что мною овладела мысль в оставшееся время сделать как можно больше из запланированного на следующие несколько дней и что поступить иначе представлялось мне непорядочным. Очевидная нелогичность подобной позиции почему-то не смущала меня, и после завтрака я с небывалым рвением принялся за работу: носился вверх-вниз по лестницам, понукая шоферов, ездил куда-то по запруженным людьми улицам. И хоть сегодня это кажется бессмысленным, должен признать, что, садясь за обеденный стол вскоре после двух часов дня, я испытывал немалую гордость опою, что в какой-то мере выполнил большую часть намеченного.
И в то же время, оглядываясь назад, я с изумлением понимаю, что оставался при этом на удивление отстраненным от всех своих дел. Пока метался но международному сеттльменту, беседуя со множеством наиболее известных горожан, в глубине души я потешался над серьезностью, с какой они старались отвечать на мои вопросы, над их жалкими потугами помочь мне. Потому что на самом деле, чем дольше я пребывал в Шанхае, тем больше презирал так называемых лидеров местного сообщества. Почти каждый день мне открывались новые факты, свидетельствовавшие в лучшем случае об их нерадивости и коррумпированности. В то же время ни разу со времени приезда сюда я не встретился с выражением честною стыда, с признанием тою, что, если бы не увиливание от своих обязанностей, не политическая близорукость, а зачастую и просто бессовестное поведение ответственных лип, кризис никогда не достиг бы нынешнего уровня.
В какой-то момент я оказался в клубе «Шанхай» на встрече с тремя известными представителями местной элиты и, лишний раз убедившись в их пустом самомнении, в том, что они начисто отрицают свою вину в нынешнем заслуживающем сожаления развитии событий, испытал радостный подъем оттого, что мне больше никогда не придется общаться с подобными людьми. В такие минуты мне казалось, что я принял верное решение, что убеждение, разделявшееся здесь, судя по всему, всеми и каждым – будто за разрешение этого кризиса я один несу всю полноту ответственности, – не только необоснованно, но и заслуживает крайнего презрения. Я воображал, какое изумление – а потом гнев и паника – отпечатается на липах этих людей, когда они узнают о моем исчезновении. И надо признать, мысль об этом приносила большое удовлетворение.
Позднее, во время обеда, я поймал себя на том, что вспоминаю последнее свидание с Дженнифер в тот солнечный день в ее школе. Мы смущенно сидели в креслах в гостиной, солнце играло на дубовых панелях, и в окне за спиной Дженнифер я видел заросшую травой лужайку, спускающуюся к озеру. Я уже говорил, что девочка молча слушала, когда я пытался объяснить ей необходимость своего отъезда и необыкновенную важность работы, предстоявшей мне в Шанхае. Время от времени я делал паузы, ожидая ее вопросов или по крайней мере каких-нибудь замечаний. Но всякий раз она лишь серьезно кивала и ждала продолжения. В конце концов, сообразив, что начинаю повторяться, я спросил:
– Ну, Дженни, что скажешь?
Не знаю, чего я ожидал, но, посмотрев на меня еще несколько секунд без всякого гнева, она ответила:
– Дядюшка Кристофер, понимаю, от меня мало пользы, но это потому, что я еще мала. Как только стану старше, а это уже скоро случится, я буду помогать тебе. Я смогу тебе помочь, обещаю. А ты, пока будешь в отъезде, помни обо мне, пожалуйста. Помни, что я здесь, в Англии, и что я буду помогать тебе, когда ты вернешься.
Это было не совсем то, чего я ожидал, и, хотя после приезда в Шанхай нередко раздумывал над ее словами, я все еще не совсем понимаю, что она хотела дать мне понять в тот день. Неужели, несмотря на все сказанное мной, она не верила в успех моей миссии? Неужели думала, что мне придется, вернувшись в Англию, еще много лет продолжать трудиться над ее выполнением? Впрочем, скорее всего то были просто слова смущенного ребенка, изо всех сил старавшегося не выдать своего огорчения, и бессмысленно подвергать их глубокому анализу. Однако, сидя в тот день за обедом в ресторане отеля, я снова поймал себя на том, что думаю о нашей последней встрече.
Когда я заканчивал пить кофе, подошел портье и сказал, что меня срочно просят к телефону. Он проводил меня в будку, находившуюся на площадке при выходе из ресторана, и после недолгих пререканий с оператором я услышал голос, показавшийся мне смутно знакомым.
– Мистер Бэнкс? Мистер Бэнкс? Мистер Бэнкс, я наконец вспомнил.
Я молчал, страшась, что, пророни я хоть слово, это сорвет наши с Сарой планы. Но тут человек произнес:
– Мистер Бэнкс? Вы меня слышите? Я вспомнил нечто важное. О доме, который нам не удалось в свое время обыскать.
И я понял, что это инспектор Кун. Его голос, хоть и хриплый, звучал на удивление молодо.
– Инспектор, простите меня. Вы застали меня врасплох. Прошу вас, говорите, что вы вспомнили?
– Мистер Бэнкс, порой, когда я позволяю себе выкурить трубочку, это освежает память. Многое из того, что было давно забыто, оживает перед глазами. Поэтому я решил еще один раз, последний, предаться греху и вспомнил кое-что, что сказал нам тогда подозреваемый. Дом, который мы не смогли обыскать. Он находится прямо напротив дома человека по имени Ян Чень.
– Ян Чень? Кто это?
– Понятия не имею. Большинство бедняков не знают названий улиц. Они называют адреса по опознавательным знакам. Дом, который нам не дали обыскать, находится напротив дома Ян Меня.
– Ян Чень. Вы уверены, что это правильное имя?
– Да, уверен. Я очень ясно видел прошлое.
– Это распространенное имя? Скольких людей в Шанхае могут так звать?
– К счастью, подозреваемый сообщил нам еще одну деталь. Этот Ян Чень слепой. Дом, который вы ищете, находится напротив дома слепого Ян Ченя. Конечно, этот человек мог переехать или умереть, но если вам удастся выяснить, где он жил в то время…
– Разумеется, инспектор. Это чрезвычайно важная информация.
– Я рад. Так и думал, что для вас это будет важно.
– Инспектор, не знаю, как вас благодарить.
Время становилось особенно дорого, поэтому, положив трубку, я не стал возвращаться в ресторан, а сразу отправился к себе в номер собирать вещи.
Помню, размышляя над тем, что взять с собой, я испытывал странное чувство нереальности происходящего и в какой-то момент, усевшись на кровать, уставился на видневшееся в окне небо. Меня поразило то, что еще накануне эта информация стала бы основой чего-то чрезвычайно важного в моей жизни. Но вот я сижу, прокручивая ее в голове, и она уже кажется мне чем-то относящимся к прошлой эпохе, чем-то, что мне нет необходимости помнить, если я не захочу.