Мы миновали высокие железные ворота кладбища и находились теперь в большом, тщательно спланированном парке. Педерсен указывал влево, на живую изгородь; за ней я разглядел изогнутый ряд каменных ступеней. Мгновение я помедлил, а потом сказал:
– Мистер Педерсен, вы чрезвычайно вежливы. Но позвольте вас заверить: когда речь идет о том, что я совершил ошибку, я не имею обыкновения отворачиваться и прятаться. В любом случае, сэр, с подобными ситуациями человек вроде меня должен уметь справляться. Я хочу сказать, что в любой день могу предстать перед необходимостью принять множество важных решений, – и, по правде, самое большее, на что можно рассчитывать, это предельно тщательно взвесить все данные, которыми располагаю, прежде чем сделать выбор. Временами – неизбежно – у меня случаются промахи. А как же иначе? К этому я давно привык. И, как вы понимаете, когда такое происходит, моя единственная забота – при первой же возможности исправить просчет. Так что, пожалуйста, будьте откровенны. Если, по вашему мнению, я совершил ошибку, поместившись перед строением Заттлера, – прошу, так и скажите.
Педерсен явно чувствовал себя смущенным. Он оглянулся на мавзолей, стоявший в стороне, а потом произнес:
– Это не более чем мое мнение, мистер Райдер.
– Я очень хочу его услышать, сэр.
– Ну что ж, если вы просите… Да, сэр, честно говоря, я был несколько разочарован, когда смотрел тем утром газету. На мой взгляд, сэр, природа этого города не терпит экстремистов вроде Заттлера. Заттлер привлекает определенную часть публики именно потому, что так далек от действительности и принадлежит к местным мифам. Если бы нам всерьез грозило его возвращение… поверьте, сэр, народ бы ударился в панику. Они бы в ужасе отшатнулись. Они сами удивились бы тому, насколько привязаны ко всему привычному, пусть даже это привычные невзгоды. Вы хотели знать, что я думаю, сэр. Я чувствую, что упоминание в дискуссиях имени Макса Заттлера не на шутку подорвало наши перспективы. Но, конечно, впереди сегодняшний вечер. В конце концов, все зависит от того, что случится сегодня. От того, что скажете вы, – и от того, что продемонстрирует мистер Бродский. Вы сами подчеркнули, что как никто другой готовы исправлять свои упущения. – На минуту Педерсен погрузился в раздумье, потом с серьезным видом покачал головой. – Мистер Райдер, сэр, самое лучшее, что вы сейчас можете сделать, – это направиться в концертный зал. Сегодня все должно идти по плану.
– Да-да, вы совершенно правы. Уверен, автомобиль уже ждет. Мистер Педерсен, я благодарен вам за откровенность.
26
Ступени круто шли вниз мимо кустов и высоких зеленых изгородей. Я остановился у края дороги, глядя на солнце, которое садилось за горизонт в дальнем конце поля. Лестница привела меня к самому повороту шоссе, но когда я завернул за угол, в моем поле зрения оказался значительно больший отрезок. Впереди виднелся холм, по которому я еще недавно карабкался (на фоне неба вырисовывалась крохотная хибарка), и автомобиль Хоффмана, ждавший меня на той самой площадке, где я высадился прежде.
Я пошел к машине под сильным впечатлением от только что состоявшегося разговора с Педерсеном. Мне вспомнилось, как я впервые встретился с ним в кино: тогда его уважение ко мне ясно проявлялось в каждом слове и жесте. Теперь, при всех своих хороших манерах, он не сумел скрыть, что глубоко мною разочарован. Эта мысль странным образом меня грызла, – и, любуясь на ходу закатом, я все более и более досадовал на себя за то, что так неосторожно поступил в случае со строением Заттлера. Как я с полным на то основанием указал Педерсену, принятое мною решение выглядело в тот момент наимудрейшим из всех возможных. И все же меня преследовало смутное ощущение, что при всем недостатке времени и при том огромном напряжении, которое я испытывал, мне следовало так или иначе добыть побольше информации. И теперь, хотя дело шло к развязке и знаменательный вечер неумолимо приближался, в отношении некоторых тонкостей мое знакомство с местными проблемами все еще оставалось неполным. Я понял теперь, какую совершил ошибку, когда ранее отклонил предложение встретиться с Группой взаимной поддержки граждан – и ради чего? Ради разминки пальцев, которая не казалась столь уж необходимой.
К тому времени, как я добрался до машины Хоффмана, мною овладели усталость и уныние. Хоффман сидел за рулем и деловито что-то писал в блокноте. Меня он заметил, только когда я открыл дверцу.
– А, мистер Райдер! – воскликнул он, проворно пряча блокнот. – Надеюсь, вы хорошо позанимались?
– О да.
– А условия? – Он поспешно завел мотор. – Все было нормально?
– Превосходно, мистер Хоффман, благодарю вас. Но сейчас я очень тороплюсь в концертный зал. Сроду не знаешь, какие могут возникнуть осложнения.
– Разумеется. Собственно, мне тоже сейчас срочно нужно в концертный зал. – Он глянул на часы. – Я должен проверить, все ли в порядке с провизией. Час назад я был там, и, рад доложить, дела шли гладко. Но, конечно, срыв возможен в любую секунду.
Хоффман вырулил на дорогу, и какое-то время мы ехали молча. На шоссе стало оживленней, чем раньше, но тесноты по-прежнему не наблюдалось. Хоффман быстро набрал хорошую скорость. Я обозревал поля и старался рассеяться, но мысли упорно возвращались к предстоящему вечеру.
– Мистер Райдер, – послышался голос Хоффма-на, – надеюсь, вы не будете против, если я об этом напомню. Дело-то пустяковое. Не сомневаюсь, вы о нем забыли. – Он усмехнулся и мотнул головой.
– О чем вы, мистер Хоффман?
– Всего лишь об альбомах моей жены. Помните, я говорил вам при нашей первой встрече? Моя жена многие годы была вашей восторженной поклонницей…
– Конечно, помню прекрасно. Она изготовила несколько альбомов с вырезками, посвященными моей карьере. Нет-нет, я не забыл. За всеми этими хлопотами мне очень хотелось наконец-то за них приняться.
– Она с головой уходила в это занятие, сэр. Посвятила ему не один год. Иногда требовались гигантские усилия, чтобы добыть тот или иной давний выпуск журнала или газеты со статьей о вас. В самом деле, сэр, ее старания просто завораживали. Для нее действительно так много бы значило…
– Мистер Хоффман, я непременно в скором времени их просмотрю. Право же, мне не терпится их раскрыть. Но главное, чего бы мне хотелось сейчас, это воспользоваться случаем и поговорить о некоторых подробностях сегодняшнего вечера.
– Как желаете, сэр. Но могу вас заверить, все под контролем. Вам не о чем тревожиться.
– Да-да, не сомневаюсь. Тем не менее раз концерт уже на носу, самое разумное будет на нем и сосредоточиться. Возьмем, к примеру, вопрос о моих родителях. Абсолютно уверен, что горожане сделают для них все необходимое, но все же не нужно забывать об их слабом здоровье, и поэтому мне бы очень хотелось…
– А, конечно, я прекрасно вас понимаю. Если мне будет позволено так выразиться, я нахожу очень трогательной вашу заботу о родителях. Просто счастлив вас заверить, что предусмотрено все возможное для их удобства. На все время, пока они будут здесь, к ним прикреплена группа местных дам, весьма любезных и деловых. Что же касается сегодняшнего вечера, мы приготовили нечто особенное – небольшую церемонию, которая, думаю, вам понравится. Как вам, без сомнения, известно, наша местная компания «Братья Зеелер» два столетия кряду славилась своими каретами: ими снабжались многие высокопоставленные клиенты, даже такие отдаленные, как французы и англичане. Замечательные образчики мастерства братьев Зеелер по-прежнему хранятся в городе, и мне в голову пришла идея использовать самый изысканный экземпляр, чтобы доставить ваших родителей в концертный зал. Для той же цели приготовлена пара холеных чистокровных лошадей. Представляете себе эту сцену, мистер Райдер? К назначенному часу площадка перед концертным залом будет залита светом: там соберутся все заметные члены нашего сообщества – они будут смеяться, обмениваться приветствиями, блистать удивительными нарядами среди атмосферы радостного возбуждения. Автомобили, разумеется, не смогут туда добраться, поэтому гости станут подходить через рощу пешком. А когда перед залом соберется большая толпа – воображаете себе эту картину? – за темной сенью листвы послышится громыхание приближающейся упряжки. Гости смолкнут и повернут головы. Цокот копыт становится громче, еще немного – и упряжка вкатится в озеро света. И вот они появляются в блеске огней: великолепные лошади, кучер во фраке и цилиндре, сверкающий экипаж братьев Зеелер, а в нем ваши очаровательные родители! Представляете себе возбуждение толпы, ее напряженное ожидание? Разумеется, вашим родителям не обязательно слишком долго катить в экипаже. Достаточно будет проехаться по главной аллее через рощицу. Уверяю, экипаж – шедевр удобства. Им будет там так же тепло и уютно, как в лимузине. Легкого покачивания, конечно, не избежать, но если экипаж первоклассный, езда в нем даже приятна, она убаюкивает. Надеюсь, вы нарисовали себе эту картину, сэр. Должен сознаться, первоначально я замыслил все это для вашего собственного прибытия, но потом сообразил, что вы в эти минуты предпочтете укрываться за кулисами. И в конце концов это ослабило бы эффект от вашего выхода на сцену. Затем, когда разнеслась счастливейшая новость, что ваши родители также намерены почтить наш город своим присутствием, я тотчас мысленно воскликнул: «Идеальное решение!» Да, сэр, приезд вашего отца и вашей матери придаст событиям нужный настрой. Конечно, мы не ждем, что ваши родители задержатся на площади. Их сразу проведут в помещение, на места для почетных гостей, и это послужит сигналом всем прочим, чтобы и они усаживались. А далее, в скором времени, начнется официальная часть. Первым мы планируем короткое сольное выступление моего сына, Штефана. Ха-ха! Возможно, я несколько злоупотребляю своим положением. Но Штефан так мечтал о сцене, и было время, когда я надеялся – вероятно, напрасно… Ладно, что толку снова в это вдаваться? Штефан исполнит небольшую пьеску – просто чтобы создать настроение. Свет пока будет гореть, дабы публика могла найти свои места, обменяться приветствиями, побеседовать в проходах и прочее. Потом, когда все усядутся, свет притушат. Последует официальное вступление – несколько слов. В положенное время выйдут оркестранты, рассядутся, настроят инструменты. После непродолжительной паузы появится мистер Бродский. Он… он выступит дирижером. Когда исполнение будет вознаграждено громом аплодисментов (будем надеяться, поверим, что так оно и произойдет) и мистер Бродский многократно раскланяется, объявят маленький перерыв. Не совсем антракт – мы не позволим публике покидать свои места. Просто минут на пять или около того прибавим света и дадим слушателям возможность собраться с мыслями. Далее, пока они будут обмениваться мнениями, на сцене перед занавесом появится мистер фон Винтерштейн. Он произнесет обычное вступительное слово. Не более пяти минут – да и есть ли необходимость в представлении? Затем он отступит за кулисы. Зал погрузится в темноту. И тогда, сэр, наступит кульминационный момент. Момент вашего появления. Об этом я как раз и хотел с вами поговорить, потому что мне, в известной мере, потребуется ваше сотрудничество. Дело в том, сэр, что наш концертный зал – здание чрезвычайно красивое, однако очень старое, и там, естественно, отсутствуют некоторые приспособления, которые имеются в современных постройках. Как я уже упоминал, условия для организации питания далеки от желаемых, поэтому мы очень зависим от кухни отеля. Но я вот о чем, сэр. Я позаимствовал из нашего спортивного центра – а он у нас суперсовременный и отлично оснащен – электронное табло, которое обычно висит в спортивном зале. Зал выглядит сейчас совсем осиротевшим! На месте табло теперь торчат уродливые черные провода. Но, сэр, вернемся к теме. Мистер фон Винтерштейн после краткого вступления удалится за кулисы. На миг все помещение потонет во тьме, и в это время будет поднят занавес. Затем вспыхнет одинокий прожектор и высветит вас, стоящего в центре сцены на возвышении. Слушатели, разумеется, начнут восторженно аплодировать. Когда рукоплескания стихнут, прежде чем вы заговорите, – если, разумеется, вы согласны – над аудиторией прозвучит голос, задающий первый вопрос. Это будет голос Хорста Яннингса, старейшего нашего актера. Хорст будет находиться в кабине звукооператора и вопрос задаст через акустическую систему. У Хорста прекрасный сочный баритон, вопросы он будет читать медленно. А пока он будет говорить – это моя идея, сэр! – его слова одновременно начнут отображаться на электронном табло прямо у вас над головой. Видите ли, до этой минуты, благодаря темноте, о нем никто даже не догадается. Всем покажется, будто надпись возникает сама собой, прямо в воздухе. Ха-ха! Простите, но я думал таким образом добиться драматического эффекта и одновременно пояснить происходящее. Слова на табло – осмелюсь сказать – помогут части присутствующих глубже прочувствовать весомость предметов, которые вы затронете. В конце концов, в сумбурной обстановке не все сумеют вовремя сконцентрироваться. А моя выдумка, сэр, настроит аудиторию на вдумчивое восприятие. Каждый вопрос возникнет у слушателей перед глазами, высвеченный гигантскими буквами. А затем, сэр, с вашего позволения, сделаем вот что: прозвучит и высветится на табло первый вопрос. Вы, стоя на возвышении, дадите ответ, а когда закончите, Хорст зачитает следующий вопрос – и так далее. Единственное, о чем мы вас попросим, мистер Райдер, это чтобы после каждого ответа вы покидали возвышение, приближались к краю сцены и кланялись. Я обращаюсь к вам с этой просьбой по двум причинам. Во-первых, имеются неустранимые технические трудности, связанные с временными свойствами электронного табло. Электрику требуется несколько секунд для введения текста вопроса, а кроме того, пройдет еще пятнадцать-двадцать секунд, прежде чем текст появится на табло. Так что, сами понимаете, сэр, выходя на край сцены, раскланиваясь и принимая неминуемые аплодисменты, вы поможете нам избежать досадных пауз, нарушающих ход выступления. Затем, когда аплодисменты стихнут, Хорст, в сопровождении табло, произнесет следующий вопрос, а у вас будет более чем достаточно времени, чтобы вернуться на возвышение. Имеется, сэр, и другая причина, делающая желательной эту процедуру. Ваше перемещение и поклон послужат электрику недвусмысленным знаком, что вы закончили отвечать на вопрос. Мы желаем любой ценой предотвратить неловкую ситуацию, которая возникнет, если, например, табло начнет печатать следующий вопрос до того, как вы успеете ответить на предыдущий. Я уже объяснил, что из-за временного отставания подобное развитие событий вполне вероятно. Для этого достаточно, чтобы создалось впечатление, будто вы закончили отвечать: например, вы помедлите, желая обдумать, что сказать напоследок. И вот вы произносите заключительные фразы, а электрик уже начал… Ух! Беда – да и только! Не будем об этом даже думать! Итак, сэр, с вашего разрешения, я предлагаю простой, но эффективный способ: закончив отвечать, вы подходите к краю сцены. Собственно, сэр, электрику, дабы он успел ввести текст вопроса, не помешали бы еще несколько дополнительных секунд, и было бы крайне полезно, если б вы, подойдя к концу ответа, подали незаметно какой-нибудь условный знак. Предположим, слегка дернули плечом. Конечно, мистер Райдер, все эти меры нуждаются в вашем одобрении. Если та или иная из этих идей представляется вам сомнительной – пожалуйста, так и скажите.