Тайна царского фаворита - читать онлайн книгу. Автор: Елена Хорватова cтр.№ 11

Отодвинув чашку, Аня вышла из столовой, спустилась по ступеням крыльца в парк и побежала к могильному камню.

– Дедушка, слышишь ли ты меня? Помоги мне! Я не знаю, кто был в доме ночью. Если это ты приходишь в дом ночами, то дай мне какой-нибудь знак, и я не буду бояться. Я верю, что ты не причинишь мне зла. А если это был Алеша, объясни ему, как мне больно от мысли, что он прошел мимо и меня не заметил… Если он приходил за мной, пусть заберет меня к себе, мне нечего терять в этом мире!

В лицо Ане ударил резкий порыв ветра, и вдруг повеяло холодом. Может быть, это и был тот самый знак?

Наутро Варвара Филипповна отправилась в свою деловую поездку, пообещав вернуться не позже чем через две недели, а я осталась в гиреевском имении на хозяйстве.

Меню завтрака, поданного раненым, меня вполне устроило, даже свежая сметана и парное молоко имелись в рационе; после беседы с поваром стало ясно, что и с обедом проблем не будет.

Визита доктора в этот день не ожидалось, стало быть, новых назначений и рецептов не будет и кучера в город гонять незачем.

Мне предстояло только одно важное дело – прием по описи выстиранного белья у нерадивой прачки. Честно говоря, подсчет офицерских кальсон на предмет выявления возможной недостачи трудно назвать приятным делом, но что попишешь, если хозяйка имения оставила мне столь деликатное поручение? В конце концов я всегда хвалилась тем, что не страдаю от предрассудков…

Но не успела я приступить к своей ответственной миссии, как ко мне подошел один из гиреевских пациентов, тот самый штабс-капитан, лицо которого избороздили глубокие шрамы от осколочных ранений.

– Простите, сударыня, вы не узнали меня? – спросил он, заглядывая в мои глаза.

Когда кто-то так пристально смотрит в глаза, кривить душой нелегко, и я честно созналась, что не могу узнать несчастного штабс-капитана.

– Да, меня теперь непросто узнать, – горько вздохнул он. – А мы ведь были знакомы, Елена Сергеевна. Помните, в прежние времена, еще гимназисткой, вы летом жили на даче под Москвой, на реке Химке, по Питерскому тракту. И у вас гостила ваша подруга Нина… А неподалеку, за селом Всехсвятским, стояли в лагерях юнкера Александровского военного училища. И два юнкера были вашими с Ниной постоянными кавалерами на дачном танцевальном кругу… Помните? Вы тогда замечательно танцевали вальс.

Я внимательнее вгляделась в израненное лицо штабс-капитана. И вдруг из-под шрамов выглянула, как на волшебных картинках, совсем другая физиономия – мальчишеская, с нежной персиковой кожей, первым пушком над губой и удивленными наивными глазами.

– Боже мой, Валентин! Простите, я не узнала вас. Впрочем, мы ведь прежде были на «ты». Не вижу оснований отказываться от дружеской простоты в обращении… Здравствуй, Валечка! Здравствуй, дорогой мой! Рада тебя видеть.

В памяти, как кадры кинематографа, замелькали картинки – наша деревянная дача с просторной верандой; яблоневый сад; сосновый лес с родниками в песчаных оврагах; военный духовой оркестр, извлекавший из блестящих медных труб вальсы Штрауса; два юных сына Марса в летней полевой форме; долгие светлые вечера, скамья под кустами сирени, поцелуи и злющие комары, от которых нужно было отмахиваться веткой…

И в ушах сама собой зазвучала старая армейская песня, весьма глупая, но чертовски популярная среди юнкеров:

Здравствуйте, дачники,

Здравствуйте, дачницы!

Летние маневры

Уж давно начались.

Лейся песнь моя

Любимая,

Буль-буль-буль,

Баклажечка походная моя…

Валентин считался поклонником Нины, а моим кавалером был его друг Иван Малашевич, и мы все были молоды, влюблены и счастливы… А потом лето кончилось, шумная Москва закрутила нас делами, отпускные дни у юнкеров случались редко, да и встречи наши как-то лишились летней романтики и стали совсем не такими интересными…

Впрочем, расторгнув по разным причинам три помолвки с иными женихами, через несколько лет я все же вышла замуж за верного Ивана Малашевича, ставшего к тому времени поручиком. И не моя вина, что через год он счел нужным застрелиться, проиграв в карты казенные деньги, а мне пришлось продать полученную в приданое химкинскую дачу, чтобы погасить его долги и очистить имя покойного мужа от позорного клейма.

Увы, то, что принято называть превратностями судьбы, знакомо мне в полной мере… (Господи, ну почему в этих местах все время вспоминаются те, кого уже нет среди нас!)

Оплакав Ивана и выплатив его долги, я вскоре встретила своего второго мужа. А Валентин Салтыков, расставшись с Ниной, так и затерялся в каком-то пыльном провинциальном гарнизоне… Но я по-прежнему числила его среди своих друзей и, признаюсь, мало о ком вспоминала с такой нежностью… Милый, славный, влюбленный мальчик! И вот Валентин, возмужавший, до неузнаваемости изменившийся, стоит теперь передо мной.

Честно говоря, я удивилась, что он до сих пор штабс-капитан. Ему давно пора было стать если не подполковником, то хотя бы капитаном. Тем более в военное время, когда чины ловятся на лету и армейские карьеры отличаются головокружительными взлетами. Ведь Валентин никогда не был похож на человека, полностью лишенного честолюбия…

Но мне пришлось прикусить язык, на котором уже вертелся бестактный вопрос о карьере – скорее всего бедняге довелось пережить какие-то служебные неприятности, связанные с разжалованием в чинах, и вовсе не обязательно об этом напоминать. Более того, боясь причинить ему боль, я даже не заикнулась о том, что Нина умерла. Вдруг он об этом еще не знает?

– Леночка, я с удивлением услышал, что ты – активная деятельница Лиги борьбы за женское равноправие, самой радикальной из всех феминистских организаций, – говорил, между тем, Валентин. – Твои фотографии часто мелькают в газетных отчетах об акциях феминисток, которых теперь принято называть «наша сознательная общественность». Только подписаны твои снимки почему-то «госпожа Хорватова». Я все время думал – неужели это ты?

– Прости, но что неужели? Неужели феминистка или неужели госпожа Хорватова? И то и другое верно. Я действительно увлеклась борьбой за права женщин и действительно по мужу теперь ношу фамилию Хорватова. Или ты из тех друзей, кто желал бы всю жизнь видеть меня тихой безутешной вдовой поручика Малашевича?

– Нет-нет, что ты! Я вовсе не то хотел сказать, – смешался Валентин.

– Ладно, друг мой, забудем. Можно я, в порядке радикальной борьбы за свои права, переложу на твои плечи кое-что из своих обязанностей?

– К вашим услугам, мадам, – галантно поклонился Валентин.

– Сейчас придет прачка с вашим бельем, будь так любезен, прими у нее все по описи, – с дружеской непринужденностью попросила я, словно речь шла о какой-то пустячной услуге. – Варвара Филипповна придает пересчету белья особое значение. Может быть, она боится, что прачку завербуют германские агенты и начнут приплачивать из оперативных сумм за нанесение ущерба имуществу русских офицеров. Но мне, ей-богу, недосуг перетрясать каждую вещицу.