Утоли моя печали - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Алексеев cтр.№ 39

– Да уж, это точно! – серьезно подтвердил Бурцев. – Расцвет голубизны…

– Все потому, что мужчины лишены эфира и космических связей с природой. А у женщин космос начинается сразу же над головой.

– Я слышу голос феминистки…

– Феминизм лишь попытка сопротивления, малоосознанная попытка, и потому обречена. Матка не отрицает мужчину, а ставит его на определенное природой место.

– Как же узнать, природой оно определено, а не женщиной, например?

– Смешной ты! Разве мы можем занять место друг друга? Если говорить о здравом рассудке? Речь идет только о восстановлении того начала жизни, которое ведет к гармонии и естеству. Чтобы не кричать «мама!». Разве ты не чувствуешь, как в мире сейчас разрушается последний божественный оплот отношения мужчины и женщины?

Вопрос повис в воздухе. Бурцев допил воду.

– Матка – это детище Прозорова? Его теория?

– Да что ты… Разве жизни и разума одного человека хватит на это? Валентин Иннокентьевич принял выпадающий из рук факел и понес его дальше.

– А из чьих рук он выпал?

– Это мне не известно… Я еще знаю очень мало.

– Еще не волшебница, а только учишься, да?

– Ох, не смейся, Сергей! Накажу ведь!

– Нет, я хочу понять… Закончишь ты курс обучения, и куда? Сменишь профессию? Уйдешь из школы? Займешься… углублением теории?

– Нет, не угадал. Буду возвещать о приходе Матки.

– То есть как это? Выступать в средствах массовой информации?

– Возможно… А скорее буду ходить и рассказывать о ней. Возвещать, как блаженные в прошлые времена.

Бурцев поймал ее взгляд и в мгновение поверил – так все и будет. Она и сейчас готова идти и возвещать…

И если бы заметил безумие, немедленно встал бы и ушел, поскольку беседа эта превратилась бы в диалог из психбольницы. Но увидел в глазах разум и еще что-то такое, что можно назвать верой. И испугавшись этого, постарался сменить тему разговора, спросил, будто сейчас лишь вспомнил:

– Я слышал, у него с Лидией Васильевной родился ребенок, девочка… Ксения рассмеялась:

– И ты поверил? Боже, какой же ты еще глупый! Разве у такой старой женщины может родиться ребенок? Тем более если никогда не рожала и была девственницей?.. Это символ. Девочка – это символ Матки.

– Где же сейчас Прозоров? – наконец спросил Сергей то, что давно хотел.

– В надежном месте, там, где ему следует быть. – Она пошевелилась, меняя позу, и отражение разноцветных лампочек в блестящем атласе изменило раскраску, будто в калейдоскопе. – Но если будешь хорошо вести себя, я скажу. Он просил об этом, когда был последний контакт.

– Он знает меня?

– Да, знает, – отчего-то сдержанно проронила Ксения.

– Но откуда? – искренне поразился и возмутился Бурцев. – Знаешь, можно поверить в эфиры, тонкие материи… А тут, извини, полная мистика.

– Ты сталкивался с Маткой, и не один раз. Только мимо проходил, слишком огрубевшие чувства… И в Студеницы она же привела. Не уйти тебе никуда!

– С этим еще можно согласиться, но я не верю в контакты. Не укладывается в голове!.. Мы живем в реальном мире, где есть провода, радиоволны, а тут беспроволочный телеграф, что ли?

– Откуда бы тогда я знала твое имя? И что ты придешь?

– Ну, это не так уж и сложно при желании. Я приехал из Москвы, разговаривал со многими людьми… В общем, был всегда на виду.

– Для этого нужен целый шпионский аппарат! – развеселилась Ксения. – Хотя я в школе слышала, что приехал кто-то из Москвы… Нет, все гораздо проще. Валентин Иннокентьевич знает тебя, потому что у вас с ним предстоит встреча. Не сейчас, даже не скоро, но вы обязательно встретитесь, судьба сведет. Не веришь?

– Не верю, – вяло признался Бурцев.

– Ладно, дай руку, – попросила она и, не дожидаясь ответа, зажала его ладонь между своими ладонями. – Я не цыганка, линий смотреть не буду. Но расскажу все о тебе, о твоих отношениях с женой…

– Нет! – Бурцев выдернул руку. – Нет, не хочу. Вот этого не нужно!

– А обещал вести себя хорошо! – весело рассмеялась Ксения.

– Хорошо вести себя – это как? Соглашаться с тобой? Разделять твои убеждения и воззрения? – Он чувствовал, что пьянеет еще больше и мысль начинает ускользать, теряя его контроль.

– Я чувствую, как бунтует твое мужское сознание, но подумай, что может радикально изменить принципы человеческого существования? Новые президенты? Мировые правительства? Новый мировой порядок, основанный на амбициях, силе и ненависти? – Ксения откинулась назад, опершись на руки, подчеркивая свою независимость и превосходство. – Ты же сам вступил в борьбу против последней волны безумства. Был на Кавказе, испытал все, что испытывали великие поэты, и знаешь древний обычай, когда женщина, сняв с головы платок, может остановить кинжалы в руках мужчин. И ты видел там женщин с обнаженными головами! А знаешь, что они гибнут как матери, если снимут платок? Женщинам нельзя открывать свои волосы, но они открывали. Они пожертвовали своей сутью, но остановили резню?.. Нет. Потому что мужчины переступили черту, разделяющую разум и безумие, переступили через своих матерей.

Слушая ее, Бурцев ощущал пьяное головокружение, так что огоньки гирлянд поплыли перед глазами, будто по воде. Он еще старался стряхнуть это состояние, думал, что зря пил живую воду, все-таки что-то намешано, скорее всего снотворное, а все эти речи – только способ отвлечения, однако чувствовал лишь радость и умиротворение. Не то что противоречить хозяйке, а и говорить не хотелось. Он прикрыл глаза, и голос Ксении полетел, будто издалека.

Потом и вовсе исчез, обратившись легким звоном: так звенели сосульки на ветках старых тополей, раскачиваемых ветром.

И сразу же потянулась перед глазами бесконечная вереница беженцев; цепочка эта истончалась, так что люди шли в затылок друг другу, или, наоборот, безобразно утолщалась, и этот желвак стремительно прокатывался назад, против хода, создавая полное ощущение, что это не людской поток, а огромный змей, удав, время от времени проглатывающий добычу целиком. Голова его лежала где-то у горизонта, охваченного сверкающим белым огнем, над которым вздымались тучи черного дыма с малиновыми отблесками, а хвост как бы растворялся в воздухе, накрытом бордовым атласным полотнищем.

Тут его осенило! Ведь это же Покров Богородицы!

Бурцев не был религиозным человеком и впервые тесно столкнулся с обрядами и атрибутикой Православной Церкви, когда работал по делу убийства оптинских монахов.

Он имел представление об этом Покрове, однако суть его оставалась в сознании только как легенда, миф и не трогала души. Тут же неведомо каким образом он почувствовал, что надо бежать туда, под полотнище, что только там спасение от огненного и дымного горизонта впереди. И что под Покровом находится некая Страна Дураков.