Утоли моя печали - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Алексеев cтр.№ 23

– Похоронили и уехали?

– Сразу же… Машина забуксовала в снегу, так я еще вытолкнуть помог.

– Кто же снова раскопал?

Староста вскочил, пробежал по палате, стуча босыми пятками иссиня-красных, покрытых волдырями обмороженных ног, в отчаянии замычал, словно от зубной боли:

– Ей-Богу, не знаю! Но только не я!.. Накануне ни следочка, а на девятый день выхожу – следы, и прямо к этой могиле идут. Я так и обмер! Думаю, отцы наши заметили. Нет, подкрался – раскопано и гроб видать. Я сбегал за лопатой, думал, успею зарыть, пока служба идет…

– Гроб не открывал?

– Да упаси Бог!.. Закидать хотел… А тут батюшка наш закричал.

Бурцев выключил диктофон, пошел было к порогу, остановился, отер лицо, вспоминая, что еще хотел спросить…

– Деньги? Куда ты спрятал деньги? Доллары? Староста сел на пол возле стены и неожиданно улыбнулся:

– Съел. Я деньги съел. Мне голос был, когда молился. Подавись деньгами! Съешь и подавись.. А я съел и не подавился. Только мутит теперь…

Старосту временно оставили под присмотром охраны и врачей, хотя его можно было выпускать на все четыре стороны. Жена-начальница расстаралась – и через сутки приехал квалифицированный судмедэксперт, досконально обследовал останки, сделал необходимые анализы и ничего вразумительного не сообщил. Точнее, не нашел ничего такого, что бы подсказало, кто этот старичок, откуда его привезли и почему после смерти лишили головы. Определил примерный возраст – 85 – 90 лет, рост при жизни – 174 сантиметра, некоторые болезни, которыми страдал покойный, в общем-то обычные для таких лет, а за неимением головы установить причину смерти оказалось невозможно. Однако это сейчас было не важно. Судя по мощеобразным останкам, старец этот скорее всего умер от старости, и люди, что привезли его и похоронили здесь, к отсекновению головы не имели никакого отношения. Да, любопытно все, есть полное ощущение, что покойного спрятали на этом кладбище, а гробокопатель вскрыл могилу на девятый день. Местная уголовка и оперативники из спецслужб проработали десяток версий, проверили большое количество автомобилей, всех умерших в области приблизительно в это время и подходящего возраста, и все впустую. Широкий захват поискового невода тут не годился. Подобные странные преступления обычно раскрывались в кабинетах или случайно.

Единственное, чем помог судмедэксперт, так это не колеблясь заявил: голова отчленена от тела по всем правилам ритуала, принятого в древности у некоторых народов, а ныне – в сатанистских сектах Это уже была серьезная заявка, если учесть, что могилу не ограбили и оставили автограф, начертанный на молитве-грамотке.

И был еще один путь, позволявший хоть как-нибудь приблизиться к истине: старинное надгробие, установленное на могиле старца. Бурцев еще на кладбище заметил временное различие в надписях на камне, что и подтвердил эксперт научный сотрудник музея. Да, точенный из черного мрамора обелиск в виде часовенки был когда-то установлен на могиле рано умершего Харламова Алексея Никифоровича, но эпитафию высекли недавно, причем сделали довольно удачную попытку состарить надпись.

«Пчела, познавши Матку, вскормила Матку из пчелы» – это было слишком уж мудрено для умершего двенадцатилетнего мальчика. А вот для старца в самый раз! Если расшифровать эту загадку, можно получить представление о покойнике, обезглавленном после смерти.

Словом, оставаться в Зубцовске не имело смысла, и Бурцев выехал в Москву.

Всю дорогу в поезде, почти сутки, он мысленно повторял эпитафию и автограф гробокопателя Эти неясные формулы зацепились друг за друга, и чем больше он думал, тем реальнее ощущал, как из-под ног уходит твердь и надо все время отступать, чтобы не свалиться в яму. Тогда он еще не понимал, к чему прикоснулся, какая бездна может разверзнуться, если открыть суть этих формул; он пока лишь чувствовал дыхание некоего единоборства, незримый смертельный поединок, происходящий между реальным и параллельным мирами.

Но чувства к делу не пришьешь, поэтому доклад о командировке в Зубцовск Фемида встретила без всякого оптимизма. Полная бесперспективность была налицо, хотя Генпрокуратуру тревожили несколько «темных» уголовных дел, где четко прослеживалась ритуальность убийств. Впервые на это обратили внимание после гибели священника Александра Меня, а затем трагических событий в Оптиной пустыни, где под мечом сатаниста легли сразу четыре монаха. Фемида отвесила Бурцеву неделю сроку, чтобы завершить последние экспертизы, после чего приказала передать дело в местную прокуратуру, оставив себе лишь контрольные функции. Это значило, что руководству не выгодна высокая концентрация таинственных, необъяснимых преступлений и потому проводится обыкновенная «размывка аномалии».

И за эту неделю Сергей успел многое. Ювелирная экспертиза перстня оказалась самой легкой и неожиданной: специалисты «узнали» его буквально через несколько минут и ошарашили своими выводами. Покойный старец, обряженный в выцветшую солдатскую гимнастерку, на указательном пальце носил целое состояние, достойное Алмазного фонда. Перстень оказался редкой индийской работы семнадцатого века, и последним его хозяином, если не считать обезглавленного покойника, являлся – Бурцев вначале отказывался верить! – Александр Сергеевич Пушкин, купивший его когда-то у англичанина, приезжавшего в Россию. Эта информация относилась к сенсациям, так что пришлось у экспертов брать подписку о неразглашении.

Личность вещей устанавливалась куда проще, чем личность человека…

С графической экспертизой автографа возникли проблемы: ксерокопию грамотки с молитвой и надписью фломастером Бурцев отослал двум ученым мужам, но ни тот ни другой не смогли прочесть этой филькиной грамоты. Один вынес вердикт, что это графическая абракадабра – кто-то пытался расписать засохший фломастер, другого осенила догадка, что это некие древние и неудачно перерисованные письмена, которые прочесть не представляется возможным. Тогда Сергей сделал еще две копии и отослал в МГУ. И время от времени звонил потом на самые разные кафедры, чтобы найти концы, кому из специалистов отдали на дешифровку эти тексты, но так ничего и не добился.

А вот с эпитафией филологи вообще напустили такого тумана, что еще больше ввели в заблуждение. По мнению профессоров, работавших независимо друг от друга, надпись на камне – это соединение двух равных логических величин, созданных по аналогии с древней истиной: великое уместится в малом и малое в великом. Бурцев вовремя спохватился, поняв, что истину следует искать не у людей с вывихнутыми мозгами, а у обыкновенных пчеловодов. Поехал куда поближе – на пасеку сельхозакадемии…

Тимирязевский профессор с подходящей фамилией Медведев напоминал сельского мужика, причем откровенно пьяного – красный нос, кирзовые сапоги, фуфаечка и шатающаяся походка. Он осмотрел Бурцева с головы до ног, в удостоверение даже не глянул и как-то по-свойски махнул рукой, дескать, айда за мной. Они вошли в подсобное помещение, где пахло медом, воском и царила невероятная нищета, на что профессор тут же начал жаловаться, мол-де, полный упадок материальной базы, пасека пропадает, подкармливать пчел зимой нет сахара, обрабатывать от клеща-паразита нечем, оборудование вконец обветшало, скоро рухнет омшаник и похоронит заживо остатки пчелиных семей.