Удар "Молнии" - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Алексеев cтр.№ 45

* * *

Сначала Грязева смутили венки, точнее, черные ленты с надписями.

От кого их только не было, кто только не выражал скорбь — ветераны КГБ, сотрудники ФСК, Министерство внутренних дел, союз офицеров, родственники, жена, какие-то частные люди и даже Генштаб. А вот «Деду Мазаю от зайцев» — нет! Будто никто из «Молнии» не приходил проводить в последний путь своего командира. Что-то здесь было не так…

На кладбище в вечернюю пору было тихо, даже могил не копали. Саня посидел возле укрытой венками могилы без движения и скоро почувствовал за собой слежку. Среди печальных могил, среди этого царства мертвых взгляд живого человека ощущается особенно остро. Как ни прячься, ни таись, глаз не спрячешь… Тут и появился этот человек, назвавшийся Мангазовым. Представился старым товарищем генерала — будто вместе заканчивали школу КГБ, после чего пути надолго разошлись, будто служил он в госбезопасности Азербайджана и при Горбачеве вышел в отставку в звании полковника. Скорее всего, так и было, поскольку Мангазов великолепно знал работу спецслужб и «узнавался» как профессионал.

Его появление еще больше насторожило Грязева, оторванного от ситуации в кругах ФСК. Новый знакомый рассказал ему, как погиб генерал Дрыгин, и предложил подвезти домой. Однако по дороге уговорил заехать к нему на квартиру и помянуть деда Мазая по-настоящему, дескать, живет он сейчас один и в такую скорбную минуту не хочется оставаться одному в пустом доме. Мол, и у тебя та же история.

Саню Грязева действительно ждала пустая квартира, где он не был около трех месяцев. Но закавыка была в том, что он не говорил Мангазову, где и с кем живет. Можно было сделать единственный пока вывод: вокруг деда Мазая шла какая-то странная пляска и он, Грязев, с дороги, с «корабля», попал на какой-то любопытный «бал». Он решился заехать в гости и оттуда уж позвонить Головерову либо Тучкову и прояснить обстановку. У себя дома Мангазов стал смелее, развязнее, сразу перешел на «ты» и на правах старшего начал диктовать свои условия. В первую очередь загнал Грязева в ванную, а тем временем принялся собирать на стол. Саня не успел позвонить — попросту был не допущен к телефону навязчивой заботой и вниманием, а когда домывался — услышал в квартире женские голоса и смех. Оказалось, что однокашник покойного деда Мазая вызвал своих знакомых женщин, чтобы приготовили поминальный ужин: вроде бы несолидно мужикам заниматься кухней.

Грязев не раз встречался с породой навязчивых и невероятно гостеприимных людей и всегда чувствовал себя неловко, не мог отказать и непроизвольно вынужден был подчиняться. Мангазов оказался именно таким, однако Саня угадывал в этом скрываемый умысел. Встреча возле могилы на Ваганьковском была не случайной, новый знакомый был слишком участливым к его судьбе и своей опекой стремился парализовать самостоятельность и независимость гостя. После ванны он чуть ли не насильно заставил Грязева снять грязную одежду (у Сани не оставалось ни одной чистой рубашки) и вручил ему новый спортивный костюм из своего гардероба. Все мысли и хлопоты Мангазова как бы теперь сосредоточились на госте, и скорбь по генералу отошла на второй план. Женщин он позвал двух, с определенным расчетом, причем коротко стриженная, мальчишечьего вида проявляла знаки внимания к хозяину, а вторая — мягкая в движениях, но крепкотелая Валя не скрывала интереса к гостю.

В этом доме слишком мягко стелили, чтобы верить всему, что происходит и произойдет еще.

Наконец, он добрался до телефона, проявив нарочитую волю гостя, и стал названивать всем, чьи номера помнил. Головерова сеть оказалась на повреждении, Тучков не отвечал вообще, Отрубина не оказалось ни дома, ни на работе. И тогда Грязев набрал телефон деда Мазая. Трубку взяла жена: в тоне нескольких дежурных слов, произнесенных ею, Саня услышал скорбь. Не издал ни звука, отключился, оставшись в растерянности.

Стол у хозяина напоминал больше свадебный, чем поминальный, однако даже после трех рюмок коньяку пища не полезла в горло. Грязев хотел побыть один и запросился домой. Мангазов и слушать не хотел, поскольку час был поздний, машину он отпустил, а отправлять гостя на метро считал вообще неприемлемым вариантом. Грязеву многое показалось странным в поведении хозяина, однако проявлять крайнюю решительность и обижать его тоже было неловко. Он согласился на ночевку и скоро улегся в отдельной комнате на мягкой тахте. Предназначенная для него дама пришла через несколько минут и присела возле Сани.

— Я сегодня не в форме, — сказал он. — Ложись и спи, завтра разберемся. Спокойной ночи.

Скатившись на один край, натянул одеяло и попытался сосредоточиться, прокрутить последние события в памяти и выстроить логику их развития. И неожиданно ощутил прилив стыда. Игры с милицией, погони, постоянный самоконтроль сделали свое дело: он стал маниакально-подозрительным, и естественное радушие человека, тем более обостренное скорбью, растолковал черт знает как! Они оба с Мангазовым опоздали на похороны, и это обстоятельство, разумеется, объединило их. Ко всему прочему, впереди была одинокая ночь… А он постарался устроить праздник, пусть поминальный, но все равно праздник! Он видел, что Грязев с дороги, обносившийся, немытый, без домашнего тепла и женского внимания. Взял и, как всякий внимательный, благородный человек, создал для бродячего «зайца» маленький рай. У деда Мазая случайных друзей не было…

Он встал, набросил халат и вышел на кухню. Хозяин курил, сидя в плавающем кресле, а его женщина убирала со стола.

— Ты прости меня, — повинился Саня. — Я о тебе… Одним словом, пуганая ворона куста боится.

— Какие проблемы, — засмеялся он. — Что ты!.. Молчи-молчи. Я все понимаю. Давай-ка махнем по стаканчику на сон грядущий! Он сам налил коньяку в серебряные стаканчики.

— Ценность жизни начинаешь понимать, когда умирает кто-то близкий, — сказал Мангазов. — И начинаешь каяться, что был невнимателен, не писал долго, не звонил, мало делал ему добра, своей смертью близкие люди соединяют нас, тех, кто остался жить. Так выпьем за то, чтобы нам больше не раскаиваться. И никогда не терять друзей!

Неожиданно для себя, повинуясь внутреннему толчку совести, Грязев обнял его и ощутил набегающие слезы. Не стесняясь их, он засмеялся, помотал головой от распирающей душу благодарности и выпил. Вернувшись в свою комнату, он осторожно забрался в постель и сел, подложив под спину подушку. Дарованная ему женщина — чужая, случайная, непознанная, как весь этот мир, — лежала рядом с потрясающей доверчивостью и милой улыбкой. Падающий в окно голубоватый свет ночи делал ее очаровательной, но вызывал желание только любоваться.

— Отчего ты такой? — вдруг спросила она. — Тебе жаль своего генерала?

— Генерала жаль, — проронил он. — Я еще не осознал, что его нет…

— Тогда почему же плачешь?

— А я разве плачу? — изумился Саня.

— Вижу, у тебя бегут слезы…

— Это оттого, что всех люблю, — признался он и засмеялся. — Пассажиров люблю, случайных попутчиков, цыган… Какие все прекрасные люди! А почему-то живешь и не замечаешь…