Удар "Молнии" - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Алексеев cтр.№ 104

Он словно заражался ненавистью от побежденного противника, напитывался его состоянием кровной мести — а это несомненно была месть! Она ничего не имела общего с воинским духом, наверное, потому и не приносила удовлетворения, победной радости. Глеб выехал со стоянки, включил дальний свет и погнал машину в сторону села. Старая «Волга» ревела, как БТР, под капотом оказался не родной, мощный двигатель, выносящий громоздкий автомобиль на любую горку без всякого напряжения, и это придавало сил и тяжелой, злой уверенности.

На подъезде к селу он выключил фары и сразу же увидел большой костер, полыхающий возле укрепленного железобетонными блоками поста ГАИ. Вокруг мельтешили, расплываясь в огне, человеческие фигурки, больше похожие на ночных мотыльков. Свернув на обочину, Глеб остановился, достал бинокль: вокруг костра шло гульбище, кажется, плясали горский танец, соединившись в круг, потрескивали автоматы, и белые следы трассирующих пуль уходили в небо вместе с искрами. Приблизившись метров на сто, он еще раз оценил обстановку, пересчитал пляшущих — около двадцати человек, пьяные, краснолицые, чем-то напоминающие американских индейцев, разве что вместо перьев — пятнистый камуфляж.

— Ну, доигрались, сволочи, — пробормотал Глеб, доставая из машины оружие. — Сейчас спляшете…

Он ушел с дороги далеко в сторону, поближе к селу, выбрал позицию и, встав на колено, как будто в условиях полигона, засадил гранату в костер. Взрывом разметало и почти затушило огонь, разлетевшиеся головни замерцали во тьме сотнями черт и точек. Отбросив пустую трубу гранатомета, Глеб схватил автомат и веером, от живота, разрядил весь магазин. От блок-поста послышался визг, стон, надрывный крик, запоздало и беспорядочно прострекотал автомат. Тем временем Глеб уже прыгал по камням в сторону дороги, к машине, на бегу замечая, как вздыбился столб огня от взорвавшегося автомобиля у поста — одного из многих, вкривь и вкось стоящих по обочинам. Пламя высветило круг, в котором бегало несколько человек, поливая очередями то место, откуда стрелял Головеров.

Он же зашел теперь к ним сбоку по дороге и хладнокровно расстрелял оставшихся одиночными выстрелами. Посидел на проезжей части, выждал, когда стихнет крик умирающих, и валкой походкой двинулся к блокпосту…

Скорее всего, это была ночь кровной мести, ночь «длинных ножей»; неведомая зловещая рука отворила шлюз беспредела и зверства, ввергла человеческий разум в первобытную дикость, ибо ничем иным невозможно было объяснить зрелище, скрытое за огнем, за строем танцующих пьяных людей. У блок-поста, на бетонной площадке валялись обезображенные трупы стариков, мужчин и женщин, детей и старух, убитых одинаково — ударом ножа по горлу…

Похоже, вырезали целый род, свели старые счеты. Уголь ненависти тлел долго, лет семьдесят, если судить по возрасту самой старой жертвы, и вот дождался своего часа, вздулся, обратился в огонь!

Их привезли сюда еще живыми, связанными, и прежде чем нанести смертельный удар, куражились, мучили, пытали. В багровых отблесках пылающей машины — горели колеса и салон — мертвые мужчины казненного рода казались отлитыми из чугуна, остывающего на ночном холоде, а тела обнаженных, обезображенных женщин сверкали желтым пламенем, будто золотые…

А те, кого исполненная кровная месть привела в животный восторг, кто торжествовал победу, танцуя у огня, лежали пятнистыми комьями среди дымящихся головней. Смерть, наконец, примирила всех и навсегда. Над мертвым полем колыхался багровый свет и черный дым от горящей резины ронял на землю стремительную клубящуюся тень.

Глеб неожиданно почувствовал сильную боль в скулах и только сейчас обнаружил, что не может развести стиснутых, сжатых еще на автомобильной стоянке зубов, и сведенные судорогой мышцы превратились в камень. Всякие попытки лишь усиливали эту боль, темнело в глазах и на горле вспухал желвак, сдавливающий дыхание. Он добрел до машины, запустил мотор и поехал через мертвый блок-пост, через головни, пятнистые комья и огонь…

Когда все это осталось позади и мимо замелькали багрово-красные склепы домов с черными окнами и желтеющие костры пустых садов, несмотря на опасность, Глеб остановил машину посередине улицы и попытался ножом разжать свои челюсти. Лезвие скрежетало в прикусе, крошилась эмаль, чувствовался уже вкус крови, сочащейся из разрезанной губы, но зубы не разжимались и боль теперь переползла в уши. Он отшвырнул нож и, не скрываясь, с дальним светом, проехал через село, замкнутое наглухо в эту страшную ночь. На окраине поперек дороги стоял черный БТР с развернутой в его сторону башней, на броне мелькали вооруженные люди. Глеб притормозил и потянул с заднего сиденья трубу гранатомета, однако в этот момент на секунду его ослепило встречным светом, зажженным на БТРе. Вероятно, узнали «Волгу», в тот же миг прожектор выключился и черная мыльница машины сползла на обочину, освободив проезжую часть.

Он вырвался за село, оглашая ревом двигателя пустое пространство, промчался несколько километров и встал возле изрешеченной пулями железной автобусной остановки. Наконец, он снова разглядел звезды и меркнущую предрассветную луну, неожиданным образом вернувших его к действительности. Впереди был Аргун и мощнейший блок-пост на пересечении дорог: Глеб не хотел больше костров кровной мести, не хотел никого судить судом силы и оружия, примирять смертью. Он вынул карту, поискал место, где можно остановиться на день, выбрал полевую дорогу, исчезающую в «зеленке», и пополз по ней, как утомленный ночной охотой зверь.

Зубы у него разжались сами собой, когда он, спрятав машину, убрел в глубь «зеленки», лег на землю и мгновенно заснул.

Марита Глебу не снилась с того момента, когда он исповедался деду Мазаю под весенним северным небом в брошенном военном городке. Она будто ушла не только из снов, но и из жизни, поскольку Головеров даже не вспоминал о блужданиях в подземных норах Бендер, хотя при этом не забывал имени и образа Мариты. Однако он жил с предчувствием, что ушла ненадолго и еще вернется, и еще будет мучить, просить чистой воды, показывать детей, рожденных от их любви.

И она пришла в Чечне, только ничего не просила, а склонилась над Глебом и, касаясь губами, стала поить его изо рта в рот. Он пытался отвернуться, дергал головой, хотел оттолкнуть ее, избавиться от видения и проснуться.

— Пей, это вино, — проговорила Марита. — Ну? Почему ты стиснул зубы? Нельзя жить со стиснутыми зубами. Пей вино и веселись. Ну?.. Это же я пришла, ты же пить хочешь. Почему ты скрипишь зубами? Ты еще жив и жить будешь долго… Когда придешь ко мне сам, услышишь зубовный скрежет, увидишь страшный огонь. А сейчас — выпей вина…

Он устал сопротивляться, сдался и сразу же ощутил, как терпкое и легкое вино потекло в рот и мгновенно разбежалось по жилам. Только вместо губ у Мариты оказался большой черный клюв, прямой и зазубренный, как пинцет. Глеб отдернулся, поднял голову — никого. Вокруг желтеющий лес, золотистые потоки света невидимого за кронами солнца образовывали огромный сияющий крест. Из живой природы был только блестящий, как головня, ворон, сидящий справа на толстом суку дерева.