На стенах снова вспыхнул огонь, теперь он бежал и по полу, опалив Орфею сапоги. Халцедон застонал от страха и закрыл голову стеклянными руками. Пламя разжег гнев Сажерука, горевший у него на лице и сыпавшийся искрами с потолка.
— Убери от меня огонь! — закричал Орфей. — Я единственный, кому подчиняется ночной кошмар, и твоя дочь будет первой, кого он сожрет, когда проголодается. А это будет скоро. Я хочу, чтобы огненный след показал путь к убежищу Перепела и чтобы Змееглаву этот след показал я. Понятно?
Пламя на стенах снова погасло. Вместе с ним погасли и свечи на столе. В комнате Орфея стало темно. Только Сажерук по-прежнему был окутан облаком искр, как будто огонь жил у него внутри.
Почему под его взглядом Орфею становилось так невыносимо стыдно? Почему в его сердце все еще жила любовь? Орфей закрыл глаза, а когда открыл их снова, Сажерука уже не было.
Орфей распахнул дверь — часовые, охранявшие его комнату, с искаженными страхом лицами возвращались на пост.
— Здесь был Перепел! — в ужасе говорили они. — Он был весь огненный и вдруг превратился в облако дыма. Пальчик пошел доложить Змееглаву.
Идиоты. Он всех их скормит ночному кошмару.
Спокойно, Орфей! Скоро ты доставишь Змееглаву настоящего Перепела. А Огненного Танцора тоже сожрет ночной кошмар.
— Передайте Серебряному князю, чтобы он послал слуг во двор под мое окно! — сердито скомандовал он. — Они найдут там гнезда фей, чтобы он мог наполнить ванну кровью.
Орфей вернулся к себе и вычитал гнезда. Но сквозь буквы на него смотрело лицо Сажерука, как будто он находится по ту сторону строк. И как будто все слова рассказывали только о нем.
Другое имя
Я пишу твое имя. Два слога. Две гласных. Ты растешь от своего имени, оно больше, чем ты. Ты лежишь в углу, спишь. Твое имя тебя будит. Я пишу его. Тебя не могли звать иначе. Твое имя — это ты весь, таков ты на вкус и на запах. Если позвать тебя другим именем, ты исчезнешь. Я пишу его. Твое имя.
Сьюзан Зонтаг. Сцена письма
Озерный замок был выстроен, чтобы оградить от мира трех несчастных детей. Но чем дольше Мо бродил по его коридорам, тем больше ему казалось, что расписные стены только и ждали возможности утопить его во мраке. Огненный волк Сажерука бежал впереди, как будто зная дорогу, и Мо следовал за ним. Он убил еще четверых солдат. Замок принадлежал теперь Перепелу и Огненному Танцору, он читал это в их глазах, а ярость, которую разжег в нем Орфей, заставляла его наносить удары так часто, что его черная одежда пропиталась чужой кровью. Черное. Сердце у него тоже стало черным от слов Орфея.
"Ты бы лучше спросил у них дорогу, чем убивать!" — горько думал он, пригибаясь под очередной аркой. Из-под ног вспорхнула стая голубей. А ласточек нет. Ни одной. Где же Реза? А где ей быть? В покоях Змееглава, ищет книгу, которую он когда-то переплел, чтобы ее спасти. Ласточка летает быстро, а у него ноги будто свинцом налились от слов Орфея.
Сюда. Вот она, башня, куда заполз Змей. Так описывал ему Сажерук. Еще двое солдат… Они в ужасе отшатнулись, увидев его. Убей их скорее, Мо, пока они не подняли крик. Кровь. Кровь, красная, как огонь. Красный был его любимым цветом. Теперь он вызывал тошноту. Мо перешагнул через мертвых, снял с одного серебристый плащ, с другого шлем. Может быть, так ему не придется убивать следующих.
Он уже видел этот коридор. Часовых здесь не было. Волк бежал дальше, но Мо остановился перед одной из дверей и распахнул ее.
Мертвые книги. Погибшая библиотека.
Он опустил меч и вошел. Здесь тоже горели искры Сажерука. Они выжгли запах гниения и плесени.
Книги. Он прислонил к стене окровавленный меч, погладил изъеденные корешки и почувствовал, что слова уже не так тяжко давят ему на плечи. Не Перепел, не Волшебный Язык, а только Мортимер. О нем Орфей ничего не писал. Мортимер Фолхарт. Переплетчик.
Мо взял в руки книгу. Бедняжка. Ее уже не спасти. Он взял другую, потом еще одну — и вдруг услышал шорох. Рука сама рванулась к мечу. Слова Орфея снова овладели сердцем.
Книжные стопки в углу обрушились. Из-под пергаментных завалов высунулась рука. Потом вторая — без кисти. Бальбулус.
— Ах вот что, это тебя они ищут! — Он выпрямился. Левая рука у него была в чернилах. — С тех пор как я забился сюда, спасаясь от Свистуна, ни один солдат не заходил в эту дверь. Наверное, их отпугивал запах. Но сегодня здесь побывали уже двое. Как ты вырвался от них? Тебя они наверняка охраняли лучше, чем меня!
— Благодаря огню и перьям, — ответил Мо, прислоняя меч к стене. Ему не хотелось вспоминать. Ему хотелось забыть о Перепеле, хоть ненадолго, и обрести под кожаными переплетами немного радости вместо бесконечного горя.
Бальбулус проследил за его взглядом и, видимо, понял, в чем дело.
— Я нашел тут несколько книг, которые еще годятся в дело. Хочешь взглянуть?
Мо прислушался. Волк не трогался с места, но издали доносились голоса. Нет, смолкли.
Всего несколько минут.
Бальбулус протянул ему томик размером чуть больше ладони, слегка поеденный жучками, но не тронутый плесенью. Отличный переплет! Как соскучились его пальцы по перелистыванию страниц! Как жадно его глаза впивали слова, уносившие прочь, а не управлявшие им, как марионеткой! И как стосковались его руки по ножу, который режет бумагу, а не человеческую плоть!
— Что это? — прошептал Бальбулус.
Стало темно. Огонь на стенах погас, и Мо уже не видел букв.
— Волшебный Язык!
Он обернулся.
В дверях стоял Сажерук — силуэт, обведенный огнем.
— Я был у Орфея. — Его голос звучал непривычно. Спокойствие, дарованное смертью, исчезло. Вернулось прежнее отчаяние, о котором оба они уже почти забыли. Сажерук неприкаянный…
— Что случилось?
Сажерук подвесил в воздухе огненную клетку с рыдающей девушкой.
Брианна. Мо увидел на лице Сажерука хорошо знакомый страх. Плоть от твоей плоти. Твой ребенок. Какую власть имеет это слово! Как ни одно другое.
Сажерук просто поднял на него глаза — и Мо прочел там весть о ночном кошмаре, сторожившем Брианну, и о цене, за которую отец мог ее выкупить.
— И что? — Мо прислушался. — Солдаты уже за дверью?
— Я еще не проложил след.
Мо чувствовал страх Сажерука, словно это Мегги сидела в клетке, словно ее рыдания доносились из пламени.
— Так чего же ты ждешь? Прокладывай! — сказал он. — Пора моим рукам снова взяться за переплетное дело, хотя нельзя допустить, чтобы эта работа была доведена до конца. Пусть поймают переплетчика, а не Перепела. Они не заметят разницы. А я отошлю Перепела прочь, пусть спит в подземной яме со словами Орфея.