— Черный Принц ни за что не оставит медведя! Ты это прекрасно знаешь!
— Но иначе нельзя!
Мегги редко случалось видеть Фенолио в такой тревоге. Очевидно, он действительно любил Черного Принца больше, чем всех других своих персонажей.
— Принц! — закричал он. — Да поднимайся же!
Но Черный Принц продолжал уговаривать медведя как упрямого ребенка, а великан стоял и смотрел вверх на детей. Потом он поднял руку, женщины завизжали и потянули детей к себе, но огромные пальцы не доставали до гнезд, как и предсказывал Фенолио. Великан тянулся как мог, но ничего не выходило. — Точная работа! — прошептал Фенолио. — А, Мегги? Да, на этот раз он действительно все продумал. Великан, похоже, был разочарован. Он снова потянулся к гнездам и отступил на шаг, едва не придавив пяткой Принца. Медведь зарычал и встал на задние лапы — и великан с удивлением обратил взгляд на то, что копошилось у него под ногами.
— Нет, только не это! — пробормотал Фенолио. — Нет! Нет! Нет! — во всю глотку закричал он вниз, своему созданию. — Этого не трогай! Оставь Принца в покое! Я тебя не затем позвал! За Зябликом гонись! Лови его людей! Шевелись давай!
Великан поднял голову, поискал глазами крикуна, а потом не спеша нагнулся и подобрал с земли Принца и медведя.
— Нет! — закричал Фенолио. — Что теперь будет? Что я наделал? Он же ему все кости переломает!
Разбойники замерли на своих канатах. Один из них метнул нож в руку великана. Тот вырвал его зубами, как занозу, и бросил Черного Принца, словно надоевшую игрушку. Мегги вздрогнула, когда тело глухо стукнулось о землю и осталось лежать недвижимо. Раздался вскрик Элинор. А великан захлопал руками по канатам с людьми, словно отбиваясь от кусачих ос.
Поднялся крик. Баптиста бросился к канату, чтобы спуститься к Принцу. Фарид и Дориа последовали за ним, и даже Элинор рванулась вслед. Роксана с выражением ужаса на лице обнимала двоих рыдающих детей. А Фенолио в бессильной ярости тряс поручень, огораживавший сук.
— Нет! — снова закричал он, нагибаясь над бездной. — Нет, этого просто не может быть!
И тут ограждение лопнуло, и Фенолио полетел вниз. Мегги пыталась ухватить его за плащ, но не успела. Фенолио падал с изумлением на морщинистом лице — и великан подхватил его в воздухе, как спелый плод. Дети уже не кричали. Женщины и разбойники тоже застыли в гробовом молчании, а великан присел под деревом и стал разглядывать, что это он поймал. Медведя он небрежно отодвинул в сторону, а Принца снова взял в руку. Медведь, рыча, бросился на помощь к хозяину, но великан щелчком отбросил его подальше. Потом поднялся, в последний раз взглянул на детей вверху и зашагал прочь, держа в правой руке Фенолио, а в левой — Принца.
Ангелы-хранители
Я спрашиваю тебя: что бы ты стал делать на моем месте?
Скажи мне. Скажи, пожалуйста.
Но для тебя все это так далеко.
Твои пальцы перелистывают одну за другой страницы, которые как-то связывают мою жизнь с твоей.
Твои глаза в безопасности. Эта история — просто еще одна глава в твоем воображении. А для меня это здесь и сейчас.
Маркус Зузак. Джокер
Орфей впервые увидел Виоланту на пиру у Зяблика и сразу представил, как чудесно будет вместе с ней царствовать над Омброй. Любая из ее служанок превосходила дочь Змееглава красотой, но в Виоланте было другое: надменность, честолюбие, властность. Орфея все это привлекало. Когда ее ввели в Зал тысячи окон, он задохнулся от восторга, глядя, как гордо она держит голову, хотя поставила на карту все и проиграла.
Она обвела глазами присутствующих, как будто это они — проигравшие: ее отец, Пальчик, Свистун. Орфея она просто не удостоила взглядом. Откуда ей знать, какую важную роль он играет в этой истории! Змееглав и сейчас сидел бы в дорожной грязи со сломанным колесом, если бы Орфей не вычитал ему сразу четыре новых. Как они все на него уставились! Даже Пальчик с тех пор проникся к нему уважением.
Дневной свет уже не заливал Зал тысячи окон. Пальчик велел завесить кружевные стены черной тканью, и лишь пять-шесть факелов озаряли темноту. Но лицо своего злейшего врага Орфей сможет разглядеть.
Когда в зал втолкнули Мортимера, высокомерная маска дрогнула на лице Виоланты, но она быстро овладела собой. Орфей удовлетворенно отметил, что с Перепелом явно обращались не лучшим образом. Тем не менее узник пока держался на ногах, и, конечно, Свистун позаботился о том, чтобы руки у него были в порядке. "Зато язык они вполне могли бы ему вырезать, — думал Орфей, — а то сколько можно слушать хвалы его голосу". Но тут ему пришло в голову, что Мортимер еще не сказал, где книга Фенолио, — Сажерука-то уже не допросишь.
Факелы освещали только Мортимера. Змееглав оставался во мраке. Очевидно, он не хотел показывать пленнику, во что превратилось его тело. Но об этом легко было догадаться по запаху.
— Ну что, Перепел? Моя дочь, наверное, иначе расписывала тебе наше второе свидание? — Змееглав дышал хрипло, как глубокий старик. — Я обрадовался, когда Виоланта предложила встретиться здесь, несмотря на дальнюю дорогу. Однажды этот замок уже принес мне счастье — правда, недолгое. И потом, я был уверен, что мать Виоланты ни слова не сказала ей о подводном туннеле. Она часто рассказывала дочери об Озерном замке, но правды в этих рассказах было мало.
Лицо Виоланты оставалось непроницаемым.
— Я не знаю, о чем ты говоришь, отец.
Как старательно она избегает глядеть на Мортимера! Трогательно.
— Да, ты ничего не знаешь. В этом-то все и дело. — Змееглав рассмеялся. — Я, видишь ли, частенько посылал подслушивать, что рассказывает тебе мать в старых покоях. Все эти истории о счастливом детстве, милые россказни, направленные на то, чтобы ее некрасивая дочурка мечтала о месте, где все иначе, чем в нашем замке. Реальность, как правило, отличается от того, что мы о ней рассказываем, но ты всегда путала эти две вещи. Как и твоя мать, ты никогда не могла отличить желаемое от действительного — разве не так?
Виоланта не ответила. Она стояла с высоко поднятой головой и молча смотрела в темноту, где скрывался ее отец.
— Когда я впервые встретился здесь с твоей матерью, — хрипло продолжил Змееглав, — у нее было одно желание: прочь отсюда. Она давно бы сбежала, если бы отец дал ей такую возможность. Она рассказывала тебе, что одна из ее сестер разбилась насмерть, пытаясь вылезти из окна в этом зале? И что ее саму чуть не утопили русалки, когда она хотела перебраться через озеро вплавь? Нет, наверное. Вместо этого она уверила тебя, будто я вынудил ее отца согласиться на наш брак и насильно увез ее отсюда. Кто знает, может быть, в конце концов она сама в это поверила.
— Ты лжешь! — Виоланта изо всех сил старалась говорить спокойно. — Я не хочу больше это слушать.