Стоящий у Солнца - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Алексеев cтр.№ 29

Русинов уже ничему не удивлялся, лишь спросил, выдержит ли у больного сердце при такой смеси приёмов и средств. Ольга рассмеялась, мельком глянув на «рыбака», самоуверенно заявила:

— Это сердце выдержит! Посмотрите на кардиограмму! Русинов взял ленту кардиограммы и вспомнил Авегу в день солнечного затмения…

— Интересно, — проронил он, разглядывая линии самописца, хотя в кардиологии разбирался очень слабо. — А в историю болезни можно заглянуть?

— Историю болезни? — Она как-то легкомысленно пожала плечами. — Это же частная практика, индивидуальный подход…

— Мы никаких историй не ведём, — пришёл на выручку пчеловод. — Главное, на ноги человека поставить. Ну, пошли обедать!

Русинов и не надеялся, что в этой «лечебнице» можно увидеть какую-нибудь бумагу, кроме кардиограммы. И по тому, как «лекари» смутились, стало ясно, что «пермяка» никогда бы не положили в больницу: скорее всего, у него, как и у Авеги, не было никаких документов. Но даже если бы они были, его бы всё равно не показали посторонним врачам, чужим людям. «Мелиоратор» — человек на нелегальном положении и как бы для окружающего мира не существует. Стоило ему появиться тут, как вокруг него завертелась вся жизнь — пришёл на ночную встречу ещё один «несуществующий» — Виталий Раздрогин, откуда-то привезли профессионального врача. А Пётр Григорьевич с утра знал, что доставят «пермяка», и готовил ему чан. Этот слепой «пермяк» откуда-то вышел, причём довольно неожиданно для тех, кто сейчас обихаживал и пользовал его. Пчеловод, Ольга и даже Раздрогин были всего лишь подручными, своеобразной обслугой; главное же лицо — он, явившийся из ниоткуда…

Неужели это ещё один член экспедиции Пилицина, пропавшей в двадцать третьем году? Ведь указывал же экстрасенс Гипербореец на фотографии, кто жив, а кто нет!

И если Ольга — совсем молодая женщина и молодой врач — так ловко управляется с необычным методом лечения, значит, лечит уже не первый раз и знает, что лечит и кого.

После обеда Пётр Григорьевич сразу же побежал к чану, чтобы подменить дежурившую возле «пермяка» Ольгу. Русинов нарочно ел медленно и задержался за столом. Она вошла в избу — уже без халата, в джинсах и лёгкой кофточке, гибкая и подвижная, привычно скользнула между резных столбов к столу, где стоял её обед, заботливо приготовленный хозяином пасеки. Чувствовалось, что она тут не первый раз и ей всё знакомо. Пища, как и вчера, оказалась пресной, и Ольга, не пробуя, посолила и салат из огурцов, и наваристый, томлённый в печи борщ.

— Приятного аппетита! — сказала она весело и принялась за еду.

— Вам тоже, — откликнулся Русинов и поймал себя на мысли, что любуется ею.

— Кстати, а как зовут вашего больного?

— Дядя Коля, — просто ответила она.

— А по отчеству? Неудобно как-то… дядя Коля!

— Не знаю! — засмеялась Ольга. — Я его с детства помню. Дядя Коля, и всё… Он с моим отцом дружил.

— Вы отсюда родом! — удивился Русинов. — Из какого же села?

— Конечно! — призналась она и охотно объяснила: — А родилась знаете где? Название скажу вам, упадёте! Гадья! Слыхали?

— Слыхал. Это на Колве?

— Да… Зато места у нас там! И река такая красивая!

— И название хорошее, — продолжил Русинов.

— Ну уж!..

— Знаете, как переводится?

— Змеиное место! — простодушно сказала она. — Там у нас змеи! Выползут и на камнях греются.

— Ничего подобного! Гадья значит «глубокая, бурная, стремительная», — пояснил Русинов.

— Не может быть! — не поверила она. — У нас все говорят — змеиная… Хотя река у нас там в самом деле бурная.

— Не верите — спросите у дяди Коли, — посоветовал Русинов. — Он должен знать.

— Нет, он приезжий, — сообщила Ольга. — Навряд ли…

— А как ваше имя переводится, знаете?

— Ольга? — задумалась она. — Ну, наверное, «святая».

Русинов откровенно рассмеялся и тронул её длинную сухую ладонь.

— Святая — это хорошо! Но если точно, то у вас подходящее имя. «Бродящий хмельной напиток»!

— Первый раз слышу! — изумилась она. — Это с какого же языка? Со шведского? Или норвежского?

— Нет, с русского.

— Как интересно! Ну-ка, объясните! — потребовала она.

— Всё просто: «ол» — «хмельной напиток из ячменя». «га» — «движение», — с удовольствием сказал он, чувствуя как Ольга заражается разгадыванием языка.

— А Гадья?

— «Га» — вы уже знаете, — спокойно объяснил он. — А «дья» — «бурный, взбешённый». «Дьявол» буквально переводится как бешеный бык.

Ольга неожиданно хитровато прищурилась и спросила:

— Откуда вам всё это известно? Вы же — врач-психиатр? Или это шутка?

— Не шутка, — признался Русинов. — Я однажды увлёкся языком и окончил МГУ. Правда, заочно, филологический. А попутно ещё выучил четыре языка, — уже похвастался он.

— Кто же вы на самом деле?

— Пенсионер! — засмеялся он. — Вольный человек. Приехал рыбу ловить. Пётр Григорьевич, кстати, тоже не только пчеловод.

— Это Пётр Григорьевич! — с уважением произнесла Ольга. — А как вам удалось так рано оказаться в пенсионерах?

— Я служил, — нехотя сказал он. — Полковник в отставке…

— Ещё и полковник? — усмехнулась она, и Русинов ощутил недоверие. — Не скажешь, глядя на вас…

— Но ведь я полковник медицинской службы, — поправился Русинов и понял, что отпугнул её. Возникший было интерес мгновенно угас, и Ольга, торопливо прибравшись на столе, заспешила к больному: пора было снимать его с «голгофы».

— Не возьмётесь полечить мне невралгию? — спросил он, больше для того, чтобы выправить нелепо прерванный разговор.

Она была не такой восторженной девочкой, как показалось при знакомстве. Откуда-то в этом лёгком, бродящем напитке появился старый хмель сарказма.

— Ах, у вас ещё и невралгия? Интенсивная зарядка и бег трусцой, — посоветовала она и скрылась за дверью.

Русинов смотрел ей вслед через окно. Это резкое её отчуждение вызывало досаду и одновременно как бы подчёркивало, что здесь не любят людей, у которых нет чётко определённого положения. Если ты врач — то уж врач, а тут действительно такой букет. Скорее всего, Ольгу насторожила всеядность Русинова, больше характерная для Службы, чем для открытого и честного человека. Значит, «мелиораторы» не жалуют Службу, и это уже неплохо. Но кто они сами?..

Сейчас Ольга передаст весь разговор Петру Григорьевичу и, возможно, «пермяку» — дяде Коле. Если они знают, кто такой Русинов и зачем приехал сюда, такими откровенностями их не смутишь. И насторожатся, если держат его здесь, чтобы присмотреться и выяснить истинные цели. Для верности надо бы завтра утром без предупреждения съездить в Ныроб и дать телеграмму Ивану Сергеевичу. А потом посмотреть на их реакцию.