– А Казмина? – бросила Даша.
– Екатерина Великая – слабое звено? Уморишь ты меня…
Плохо ее знаешь. Она ради своей доли разрисованных водяными знаками бумажек
стерпит любые иголки под ногти… которых и не будет, кстати.
– А Флиссак?
– Тут ему не Париж. Вообще не Европа. Неосторожные
белые, странствуя по дикарским землям, запросто могут угодить в кухонный котел.
И даже если он отсюда выберется, может в своих Европах нести, что его душеньке
угодно. Улик, повторяю, никаких, так что воспрянь, Дарий, а то ты мне
напоминаешь изнасилованную бабуином газель. Как писал бессмертный Шукшин, ты
почему соколом не смотришь? Или тебя пугает эта вороненая игрушка у Дашутки в
руке? Она не страшная. Дашенька ни за что не стрельнет. Тут тебе не
американское кино с остервеневшим шерифом. Даша – девочка умная. И прекрасно
соображает: если она кого-то из нас продырявит, с учетом событий последних дней
угодит даже не в тюрьму – в спецпсихушку, а это ад на полжизни. Или на всю
жизнь. И никто ее оттуда не вытащит, потому что все будет совершенно законно.
Даша, ты ведь согласна, что я прав?
Он смотрел хищновато, без улыбки. И он был прав, рассчитал
все точно. Она ни за что не выстрелила бы.
– А если я позвоню… – сказала она.
– И наведешь на нас кого-то из «авторитетов»? –
понятливо подхватил Агеев. – Не смеши, Даш. Не будешь ты им звонить. Даже
в такой ситуации. Для тебя это все равно, что продаться, не так ли? Ох, как ты
мне нравишься, пантера рыжая… Как глаза пылают… Она великолепна, Дарий.
Сидеть! – бросил он, когда Москалец ободренно дернулся. – Ты ее лучше
не провоцируй. И не вздумай орать. Я не говорю, что она вообще не сможет
выстрелить. Нервишки у нее расшатаны, сами же и расшатывали, дернет нечаянно
спуск… Сиди тихо. Даша, достань бутылочку и садись, не махай пушкой, поговорим
спокойно. Лично я ну совершенно не собираюсь дергаться и лезть под пулю. Для
человека с хорошей валютной захоронкой в закромах у горных гномиков такое
мальчишество было бы непростительно. Выпей, там отравы нет…
Даша открыла бар, наугад взяла первую попавшуюся бутылку и
бокалы. Налила себе, поставила на столик, пододвинула к дивану ногой изящный
столик на колесиках, сверкавший никелем и стеклом. Опустилась в кресло, положив
пистолет на колено, зорко следила за Агеевым, пока бутылка была у него в руках
– хорошо представляла, как этот балагур опасен.
– Уймись, Дашенька, – сказал он, перехватив ее
неотрывный взгляд. – Неужели веришь, что я способен швырнуть в тебя
бутылкой? При всем моем влечении к тебе я мог бы пойти на крайние меры… будь ты
опасна хоть чуточку. Но если ты и опасна, то исключительно для сугубо мужской
детали моего организма…
Даша выпила половину и отставила бокал. Москалец сидел,
зажав в ладони свой, нетронутый, проливая капли на колени. Агеев осушил до дна,
поставил бокал на пол и непринужденно спросил:
– Дашенька, у тебя, конечно, есть вопросы? На
неприветливость Дария не обижайся – он в прострации. Интеллигенты, делая
пакости другим, отчего-то страшно удивляются, когда им вдруг отвечают плюхой…
Прострация, простата… Придется отдуваться мне, резонерствовать, как нанятому.
Насколько я понял из жалобного лепета Марзукова, сопоставленного с собственными
раздумьями, ты себе хорошо представляешь общую картину? Практически до всего
докопалась?
Даша достала из кармана сигареты, сделав попутно лишнее
движение пальцем, оставшееся незамеченным.
– Ну конечно, – сказала она. – Кстати, вы
сами в этом чуточку виноваты – ваш ЛСД, как мне объяснили, еще и творческое
воображение раскрепощает, может, без вашей терапии я бы и не додумалась…
Двадцать пятый кадр. Удар по подсознанию. Между прочим, существует закон,
запрещающий такие забавы…
– Даш, не смеши. В России – и соблюдать законы? Ты их
за последнюю неделю сколько успела нарушить?
– Как вы до всего этого додумались, интересно? –
спросила она.
– А это не мы, – сказал Агеев. – Это Фогель,
гость варяжский. Ну который фон Бреве. Насколько я понимаю, они этот приемчик
уже начали в глубокой тайне помаленьку обкатывать у себя. В Эслингене
действительно есть такой институт, и Фогель там в самом деле профессором –
только он на своих придурках вовсю испытывает разные новинки, пригодные для
научно-промышленного шпионажа, для работы с массами… Не знаю деталей, жить
охота. Крупные концерны – что экспресс на всем ходу, а там, чувствую, где-то на
периферии еще и политики копошатся… Ты учти, я кое о чем знаю только со слов
Дария, многое сам домысливал. В общем, они положили глаз на несколько наших
самых вкусных предприятий. Кангарский молибденовый – это последнее из пяти.
Когда речь шла о самом начале, Дарий был достаточно невнятен, хотя аз
многогрешный подозреваю, что его там подловили на примитивной комбинации:
компромат плюс обещание златых гор. Он же старый усачевский клиент, подозреваю,
и в Германии ему что-то такое подсунули – старо, как мир, а срабатывает.
Короче, когда он болтался по Германии, красочно повествуя братскому немецкому
народу о прыжке России в демократию, Фогель его заприметил, прокачал и взял на
крючок. Фогель – это голова, иногда даже завидую. Видишь ли, акции можно
скупать и самым обычным путем, но это потребует в несколько раз больше денег,
людей, усилий, кто-то умный упрется, неминуемо придется задеть чьи-то интересы,
наступить на мозоли, влезть на чужую территорию, повесить на себя неизбежные
разборки, слишком многих брать в долю… Нерентабельно. А капитал, как Маркс
подметил совершенно правильно, ради трехсот процентов из кожи вывернется…
Фогель все просчитал настолько грамотно, что мы четырнадцать месяцев работали,
как швейцарский хронометр, главной заботой было периодически и почаще менять
подставные фирмочки вроде «Кроун-инвеста». Ох, будь я педиком, непременно бы в
Фогеля влюбился – сидит здесь, идиотские статеечки для Хрумкиной кропает, ни
одна собака «старого шизика» за умного не держит… Четыре предприятия заглотали
элегантно и вовсе беззвучно. Да и Кангарский контрольный пакет почти набрали.
Впрочем, я забежал вперед… Значит, Дарий помялся и согласился. Дойчемарка –
вещь убедительная, когда ее много. А делать он ничего не умеет, вдруг и в самом
деле президента поменяют – не назад же в химики идти? Он уж и забыл, чем аммиак
от водки отличается… Сам Дарий, конечно, в жизни бы ничего не провернул – он у
нас обеспечивал бумажно-бюрократические и представительские аспекты. Подробно
рассказывать не стоит, долго и скучно. Злоупотребление служебным положением,
как вы, менты, выражаетесь. Там осторожненько направит события в нужное русло,
там прикроет авторитетом и связями, там весьма искусненько прикроет возможного
конкурента… Словом, вертелся в коридорах власти. Нет, я не спорю, он во многом
помог, но вся практическая работа лежала на мне…
У Москальца наконец-то прорезался голос – безжизненный,
тусклый:
– Это означает, ты поставил дело и больше года жил
сущим бездельником, подсчитывая дивиденды…
– Вот она – благодарность, – вздохнул
Агеев. – И вот она – интеллигентская логика. Нет, правильно про вас сказал
товарищ Ленин. «Всего лишь поставил дело…» Каково? Всего лишь… А кто потом дело
вытаскивал и спасал, кто чистил сортиры, когда ты скулил, охал и ломал руки,
как забеременевшая институтка? «Виталий, все пропало…» «Виталий, все
вскроется…» На твое бы место да Казмину, вот кто не моргнув глазом спалит
полгорода при малейшей угрозе собственному благополучию и потом ни единой
слезинки не проронит. Вынесло вас в кресла, слизняков…