— Уж больно Хромой подлый! — пожаловался
Юрик. — Никакого терпения на него нету!
— Верю, — кивнул Леня, — но заказывать его не
советую. Придумай, как по-другому от него избавиться.
Юрик задумчиво почесал затылок, совсем по-взрослому вздохнул
и кивнул Лене:
— Есть кое-какие идеи. Но они еще сырые, подожду пока.
Когда Леня с Лолой, нагруженные продуктами, явились в
квартиру к Зинаиде, там бушевал здоровый коммунальный скандал. Крашеная,
завитая мелким бесом блондинка лет тридцати с хвостиком прижимала руки к
плоской груди и орала визгливо что-то насчет выживших из ума старух и поганых
мопсов. Гренадерского вида девица ростом не меньше метра восьмидесяти и
размером ноги примерно сорок третьего молча стояла в углу кухни и переводила
глаза с блондинки на Зинаиду Викентьевну, которая, поджав губы, с каменным
выражением лица помешивала суп на плите. В промежутках между взвизгами
блондинки из комнаты Зинаиды слышался плач Пу И.
Оглядев обитателей кухни, Маркиз только покачал головой:
снова все жильцы, не считая Зинаиды, были новые.
Лола ахнула, бросила сумки прямо на пол и устремилась в
комнату. Пу И сидел на диване на вытертой плюшевой подушке, бывшей когда-то
малиновой, и делал вид, что ему очень плохо. Он тоненько старательно скулил,
призывая бессердечную хозяйку. Лола схватила его на руки, наскоро ощупала,
убедилась, что песик вымыт, вычесан и очень хорошо накормлен. Что у него целы
все конечности, не поцарапан нос и не болят ушки. То есть на первый взгляд с ее
ненаглядным Пу И было все в полном порядке.
Но ведь ребенок плакал, плакал так горько, что сердце у Лолы
перевернулось.
Не выпуская свое сокровище из рук, Лола бросилась на кухню.
— Это кто тут «поганый мопс»? — спросила она вроде
бы тихо, но отчего-то все присутствующие услышали.
Лола ведь закончила театральный институт, изучала там
сценическое мастерство и декламацию, она умела заставить себя слышать.
— Это кто тут «выжившая из ума старуха»? —
подхватила обрадованная Зинаида слабым фальцетом, но ее тоже все услышали.
— Шляются к тебе всякие, — заорала блондинка
Зинаиде, Лолу она упорно старалась не замечать, — да еще собаку в квартиру
привели! Да хоть бы собаку, а то так, дрянь какая-то мелкая! Только и умеет,
что в туфли гадить!
Маркиз тотчас сообразил: Пу И, обласканный и накормленный
Зинаидой, малость очухался и принялся за свою любимые проделки. Обычно он рвал
колготки, стягивал на пол скатерти, сбрасывал бьющиеся предметы, особенно любил
сбрасывать горшки с цветами, поэтому дома они были намертво закреплены на
стенах — Лола устала убирать черепки и землю.
У Зинаиды Викентьевны было много цветов, но Пу И не
покушался ни на цветущую герань, ни на многочисленные кактусы, а огромный лимон
в кадке ему было просто не сдвинуть с места. Трюк с обувью Пу И проделывал
только с людьми, которые ему очень неприятны, — все же он был хоть и
хулиганом, но не таким уж противным псом.
— За «мелкую дрянь» ответишь! — в голосе Лолы тоже
появились визгливые нотки.
— А может, она заразная? — продолжала блондинка,
никак не отреагировав на выпад. — Может, у нее глисты? Или блохи?
— У тебя у самой глисты, — тут же выпалила
Лола, — и блохи, и еще педикулез!
Еще нервная почесуха, опоясывающий лишай, прогрессивный
паралич и пляска святого Витта!
— Что такое пляска святого Витта? — громко
поинтересовалась огромная девица.
— Это когда больной все время трясется, — доступно
объяснил Маркиз, чтобы не вдаваться в ненужные подробности.
— Точно, трясется она! — заржала девица
громко. — Вон, глядите!
Плоскогрудую блондинку била крупная дрожь, зубы стучали.
— Нина, Нина, — испугалась сердобольная Зинаида
Викентьевна, — что с тобой? Тебе плохо?
— Еще и припадочная! — торжественно припечатала
Лола и удалилась, чтобы последнее слово осталось за ней.
— Ой, — басом вскрикнула девица, — и правда,
припадочная! «Скорую» вызывать надо!
— Не надо, — успокоил ее Маркиз, — это у нее
нервное.
Он достал из принесенного пакета бутылку коньяка, налил в
подставленную Зинаидой чайную чашку и влил блондинке в рот. Через некоторое
время та перестала дрожать и успокоилась.
— Нервная ты очень, Нина, — заговорила
Зинаида, — так и, правда, припадочной станешь. Ну подумаешь, собачка лужу
сделала, а ты уж сразу орать…
— Лучшие туфли! — плачущим голосом воскликнула
блондинка и снова прижала руки к плоской груди. — Он нагадил в мои лучшие
туфли!
Леня тут же протянул ей остатки коньяка в чашке.
— И мне плесните, — попросила девица, — я
тоже перенервничала.
— Не квартира, а филиал психушки! — донесся из
комнаты голос Лолы.
Инцидент был исчерпан. Мелкозавитая блондинка удалилась к
себе нетвердыми шагами. Леня тоже поднялся.
— Слышь, сосед, — окликнула его гренадерша, —
у тебя сигаретки не будет?
И когда Леня дал ей прикурить, осведомилась, заглянув в
глаза и усмехаясь:
— А няня для собачки не требуется?
А то я запросто…
Тут же на пороге комнаты появилась разгневанная Лола, у
который был отличный слух, и девица разочарованно ретировалась.
* * *
На следующий день без десяти два Маркиз и Лола приехали на
станцию метро «Технологический институт». Они быстро нашли телефонную кабинку,
описанную пленницей, которая все еще спала в котельной.
— Покрутись здесь на всякий случай, — сказал
Маркиз, — посмотри за кабинкой. Что-то мне подсказывает, что Хорек и на
эту сторону пришлет кого-нибудь из своих людей, чтобы проследить за
покупателем.
Лола подошла к расположенному неподалеку книжному киоску и
сделала вид, что рассматривает детективы в ярких глянцевых обложках, а Леня по
пешеходному переходу перешел на другую часть станции и скоро нашел там вторую,
точно такую же будку, которую отделяла от первой стена.
Оглядевшись по сторонам и убедившись, что за будкой пока
никто не следит, он вошел в нее и быстро ощупал заднюю стенку. Металлическая
пластинка с правилами пользования телефоном висела на одном винте. Маркиз
осторожно повернул ее и увидел под пластинкой отверстие, сквозь которое можно
было заглянуть в другую будку. Или передать какой-нибудь небольшой предмет.
«Или выстрелить», — с опаской подумал Маркиз и на
всякий случай вышел из будки.
Он нашел очень удачный наблюдательный пункт метрах в
двадцати от будки — оттуда можно было достаточно хорошо видеть все, что
происходит возле нее, и не быть замеченным благодаря непрерывному потоку.