Лоенгрин, рыцарь Лебедя - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Никитин cтр.№ 47

Нил проводил их долгим взглядом.

– Куда они… на ночь?

Лоенгрин бросил резко:

– Вон постоялый двор. Не отставай, а то брошу.

Ворота уже заперты на ночь, пришлось стучать, пока кто-то не спросил издали заспанным, сиплым пропитым голосом, чего им тут надо и чего разъездились, на ночь глядя.

Лоенгрин вежливо ответил, кто они, а Нил сказал ему зло:

– Герцог, а оправдываетесь! Посмели бы такое брякнуть Тельрамунду! Он бы и ворота вышиб… В герцогстве его боятся и уважают. Он злой и самый сильный… Вот и вам пришлось с ним повозиться, пока он оказался на земле.

Ворота им отперли, оба въехали во двор, заставленный повозками и телегами, Нил видел, что рыцарь колеблется, словно не решился, сказать ли правду, что будет похожа на хвастовство, либо же смолчать из скромности, но тогда введет оруженосца в заблуждение, а это еще больший грех…

Наконец рыцарь Лебедя развел руками, видно было, что очень не хочет такое говорить, наконец произнес с неловкостью:

– Не настолько уж и силен, как ты думаешь. На самом деле я мог бы покончить с ним за один-два удара.

Нил ахнул:

– Так почему же… Ваша слава была бы еще выше! Зачем? Хотели устроить для короля развлечение?

Они подъехали к коновязи, Нил собирался оставить лошадей здесь, но появился заспанный конюх и сказал с гордостью, что у них тут приличная гостиница, кони ночуют в теплой конюшне, а как там сами люди, ему безразлично.

Лоенгрин проводил взглядом уводимых коней, покачал головой.

– Я хотел дать Тельрамунду возможность раскаяться. В отличие от зрителей он быстро понял, что я и сильнее, и вообще превосхожу в поединке и воинском умении. Но гордость не позволяла ему сдаться. Он хотел погибнуть…

– Зачем?

– Он всегда был победителем, – напомнил Лоенгрин. – Он не хотел стать свидетелем своего позора.

Они обогнули здание и пошли к главному входу, Нил вскрикнул догадливо:

– А-а, вы хотели его опозорить?

Лоенгрин вздохнул.

– Нил, – сказал он с мягким укором, – ну зачем мне его позорить? Я давал ему время признаться, что он поступил нехорошо… просто нехорошо.

– Но он так и не понял!

Лоенгрин сказал задумчиво:

– Думаю, понял.

– Тогда почему же…

– А ты, – поинтересовался Лоенгрин печально, – из ложной гордости не делал глупостей?

– Ну, то я…

– Все мы, увы… Хоть Тельрамунд и понял все, но у него язык не поворачивался это признать! Ложная гордость, что есть гордыня, – смертный грех. Я его измучил, выбил боевой дух настолько, что он, тяжелораненый, избитый, растерявший все силы, в конце концов попросил пощады и признался, что оклеветал Эльзу, а также признал клятву на мече ложной. А сбей я его с ног первыми же ударами, он бы стоял на своем…

Дверь им отворили после настойчивого стука, они ввалились в пустое помещение, Нил сразу же рухнул за ближайший стол и завопил мощно, призывая хозяина.

Хозяин в самом деле явился лично, слуг не заставить работать так, как работает на себя сам владелец.

– Доброй ночи, – сказал он вежливо, – что будете заказывать?

Нил сказал важно:

– Разуй глаза! Перед тобой герцог Брабанта благородный Лоенгрин, рыцарь Лебедя!.. Тащи все лучшее.

Хозяин поклонился.

– Да, конечно, все лучшее.

Он удалился, Лоенгрин сказал с укором:

– Не важничай.

Нил изумился:

– Почему?

– Нехорошо.

– Почему?

– Просто нехорошо, – ответил Лоенгрин строго.

Им подали на стол холодное мясо на разогрев аппетита, затем сразу же горячее, и бедный Нил изо всех сил сдерживался, глядя, как Лоенгрин сперва помыл руки, затем сел за стол и, сложив ладони, прочел долгую благодарственную молитву совсем не так вяло, неразборчиво и скороговоркой, как их священник, и теперь Нилу показалось, что впервые он слышит ее полностью…

Перед ним исходит горячим паром только что зажаренный молодой гусь, со всех сторон обложен испеченными в толченых сухарях коричневыми комочками дроздов, но рыцарь сосредоточенно и с чувством договорил последние слова молитвы, помолчал несколько мгновений, не двигаясь, словно впав в ступор, и лишь потом неторопливо взял в руки нож.

– Чудесно, – промычал Нил с набитым ртом, – никогда так не ел…

– Так жадно? – переспросил Лоенгрин.

– Не, вкусно.

– Ты так всякий раз говоришь, – напомнил Лоенгрин.

– Что делать, мой желудок вчерашнего добра уже не помнит, скотина… Кстати, мне как-то довелось пару раз обедать с преподобным отцом Патрикиусом, так он просто говорил: «Благодарю Тебя, Господи, за хлеб-соль», и тут же начинал есть. А то и вовсе: «Благодарю, Господи».

– Намекаешь, что я прочел молитву целиком?

– Ну…

– Эх, Нил, ты в самом деле думаешь, Господь слушает наши молитвы?

Нил застыл с открытым ртом, даже кусок жареной баранины остановился перед его губами.

– Ну… а зачем же тогда молимся?

– Для себя, Нил, для себя.

– Как это?

– Человек только тогда человек, а не скотина, когда не набрасывается на еду. Уметь сдержать себя – признак благородного человека. Молитва и служит для того, чтобы не начинать хватать еду, как животное. Манеры, Нил, манеры! Только ими и отличаемся.

Он с трудом сдержал улыбку, глядя, как Нил тут же выпрямился, подражая ему, убрал локти со стола и начал есть медленно, не выказывая голода, все время поглядывая на знатного рыцаря, сведущего в куртуазных манерах благородных людей.

Общество требует от рыцаря быть сведущим в вопросах религии, знать правила придворного этикета, владеть «семью рыцарскими добродетелями»: верховой ездой, фехтованием, искусным обращением с копьем, плаванием, охотой, игрой в шашки, сочинением и пением стихов в честь дамы сердца.

Рыцарь Лебедя, похоже, не только владеет всем этим обязательным минимумом, но и знает намного больше, что делает его не просто рыцарем, но образцовым рыцарем.

Нил поглядывал на сюзерена и с неловкостью запивал каждый кусок вином, отмечая, что сам рыцарь Лебедя к вину почти не притрагивается.

Лоенгрин бесшумно опустил чашу с остатками вина на стол.

– Все, – сказал он строго. – Спать. Утром тяжелый день.

– А когда он был легким, – проворчал Нил. – Да еще с утра…

Утром в самом деле рыцарь Лебедя проигнорировал две роскошные деревни с богатыми пашнями и садами, проехал также мимо высокого замка с горделиво развевающимися стягами на башнях, на стене их заметили и махали руками.