Золотая струна для улитки - читать онлайн книгу. Автор: Лариса Райт cтр.№ 16

Тишину нарушают тихие, неуверенные хлопки. Прораб растерянно изучает диковинного сторожа и ритмично постукивает ладонями. Оцепенение сменяется оживлением, радостным улюлюканьем, аплодисментами. Работники сухой смеси и краски тормошат музыканта, жмут ему руки. Талант ценен в любом обществе. Марат успокаивается, гнев улетучивается, слепая ярость испаряется, оставив после себя лишь горькое пощипывание в носу.

– Занесли, мужики? Порядок! – заглядывает в дом давешний знакомый Марата, в костюме. Это начальник службы охраны, почему-то он частый гость на стройке, в отличие от самого хозяина странного особняка. «Шефа» за несколько месяцев своей нехитрой службы Марат еще не видел ни разу. А Сергей, начальник охраны, приезжает часто, почти каждый день. Проверяет, осматривает, изучает, контролирует, но особо не шпыняет, относится к рабочим с уважением.

– Прикольная штуковина. Я такого рояля еще не встречал.

– Это фисгармония, – со знанием дела сообщает Толян, – а он, – кивает на Марата, – бренчать умеет.

– Играть, – укоризненно поправляет Митяй, а Марат снисходительно улыбается.

– Ладно, – торопится начальник охраны. – Показывайте, чем сегодня порадуете. Краны прикрутили?

– А… это… Инструмент-то куда девать? – интересуется Андрюха.

– А никуда. Пущай здесь стоит, что ему будет? – машет рукой Сергей. Андрюха понятливо кивает.

– Как здесь? В холле? – пугается Марат.

– А чем тебе холл не угодил? – насмешливо вопрошает «двубортный костюм».

– Да нет. Меня устраивает, а фисгармонии здесь, пожалуй, не понравится.

– А мы ее забыли спросить! – хохочет начальник охраны.

– Холодно здесь, а инструмент старинный. Развалится, играть перестанет, хозяин не обрадуется.

– Ладно, – «костюм» сменил настроение. – Завтра что-нибудь придумаем.

Дом опустел, отбыл на иностранном джипе Сергей, укатил на стареньком «Москвиче» прораб, рабочие поплелись к электричке. Марат пытается читать, но увлечься не получается. Гасит свет, вертится на кровати, считает овец. Бесполезно. Вскакивает с постели. Кивает собаке:

– Ладно, пошли. Спасем старушку.

Через две минуты возвращается, сдергивает простыню и направляется обратно в дом. Кряхтя и изрыгая проклятия, запихивает простыню под фисгармонию и целый час, по сантиметру, волоком перетаскивает тяжеленный инструмент в самую теплую комнату.

– Пойдем в комнату, там теплее, – гнусавит Андреа, плотнее закутываясь в махровый халат.

– Пойдем, я здесь потом сама уберу, ты ложись. – Алла отодвигает чашки с недопитым чаем. – Где тебя так угораздило? На работе продуло?

– Нет, – заходится в кашле… – под Биг-Беном.

– Где?

– На Пушкинской.

– На скульптуры ходила смотреть? Ну наконец-то выползла! – радуется Алка. – И какой он?

– Ледяной и без циферблата. Ничего интересного, как я и думала.

– А по-моему, ничего.

– Вот именно. Ничего. Растает и испарится без следа. Странное занятие – строить ледяные скульптуры. Несколько дней радости – и все, одни воспоминания.

– Бывает, некоторым суждены лишь минуты счастья. И они потом всю жизнь благодарны, – философски замечает подруга. – А ты как хотела?

– Я хотела, чтоб навсегда.

– Так не бывает.

– Бывает…

– Неужели так бывает, Анди?

Пас недоверчиво смотрит на младшую сестренку. Прошло целых три года с момента их последней скоропалительной встречи. Все это время каждая жила своими проблемами. Пас – постоянным появлением детей, Андреа – их отсутствием. А ведь до замужества старшей они были очень близки. Теперь младшая пытается восстановить утраченную душевность. Она только что прошла в последний тур международного конкурса и доехала, наконец, до Мадрида взглянуть на «свежерожденного» племянника.

– Что тебе кажется удивительным? – не понимает Андреа. Она покачивает коляску с хрюкающим Марио-младшим, мысленно примеряя на себя роль матери, и с улыбкой наблюдает за двухлетней Марией, которая увлеченно готовит песочную кашу.

– Все, Анди. Абсолютно все. Твой отъезд, конкурс, Дим, Россия. Россия! – повторяет Пас с таким ужасом, как будто Андреа уехала на необитаемый остров работать Пятницей у господина Крузо. – Может, вам переехать сюда? Для гитаристов здесь столько же возможностей, если не больше.

– У Дима группа, концерты. Языки ему не даются. И потом, это я играю испанскую гитару, Дим нет.

– Вот именно, ты играешь испанскую гитару, а живешь где?

– С мужем живу. И потом, тебе ли меня поучать? Ты тоже собиралась совершать открытия, производить элементы, а производишь… – Кидает красноречивый взгляд на коляску.

– Да, теперь не до открытий… – грустно вздыхает Пас.

– Ты могла бы дома попробовать. Микроскоп же стоит мощный.

– Микроскоп-то стоит, только разглядывать в него мне, кроме кишечной палочки младенца, нечего. Все пробирки Марио давно забрал в лабораторию, подальше от детей и от греха. Я ничего не могу: ни задачу решить, ни опыт провести.

– Ну, знаешь! – укоряет Андреа. Она не тот собеседник, которому можно пожаловаться на наличие детей. – Во-первых, это твой выбор, во-вторых, ты каждый день решаешь целую кучу стратегических задач: во что одеть, чем накормить и как развлечь. Ну, а в-третьих, у тебя целая куча подопытных кроликов. Экспериментируй, не бойся! Потом поделишься результатами.

Пас не разделяет энтузиазма сестры, не поддерживает шутки.

– Я просто не хочу, чтобы ты повторила мою ошибку. Не растворяйся в мужчине.

– Я и не растворяюсь. Видишь, на конкурс приехала.

– Приехала. Первый раз за три года домой заглянула! Куда ты сбежала, Андреа? Зачем?

– За счастьем.

– Нашла?

– Нашла.

– Если бы нашла, не сорвалась бы опять на конкурс. Сидела бы в Москве, говорила бы по-русски и смотрела испанские сны. А гитару бы на стенку повесила.

– Да я никогда не собиралась вешать гитару на стенку. Какая муха тебя укусила?

Пас молчит, хмурится. «Интересно, – думает Андреа, – я тоже стану такой грымзой-всезнайкой, когда рожу троих?» Пас вроде бы не сильно изменилась: такая же миниатюрная, как Андреа, те же непослушные кудряшки, только выкрашенные ядреной смесью «Пепельный блондин», упрямый покатый лоб, вздернутый подбородок. Все, как прежде – и все совершенно не так. Пас устала, сдалась, поблекла. Миниатюрность смотрится худобой, кудряшки не блестят и не прыгают при ходьбе, по лбу расползаются глубокими лучиками первые дорожки морщин, а вздернутый подбородок отчетливо говорит об утомленной покорности. Для женщины, родившей троих детей, Пас выглядит прекрасно, но изменения, произошедшие с ней, катастрофичны и необратимы. Она перестала быть собой, потерялась в огромном доме среди игрушек, горшков и распашонок, забыла о личном, потаенном, интимном. Пас счастлива, потому что должна быть счастлива. Она делает то, что должна, а не то, что хотела бы. И выдает, как заезженная пластинка, чужие мысли за свои.