– Так-так, – Аркадий Петрович сочувственно покачал
головой, – трудненько вам будет убедить непредвзятых людей в истинности
такой истории… Единственно, что могло бы спасти вас и оправдать в глазах
властей, – это поимка настоящего убийцы. Однако боюсь, что не так это
будет просто. Честно скажу, что нет у нас в этом деле никакой зацепки.
Саенко постучал деликатно и внес большой кипящий самовар.
Аркадий Петрович налил себе и Борису крепкого чаю.
– Чрезвычайно удачно было бы, – продолжал он,
накалывая сахар маленькими кусочками, – если бы самому вам удалось
содействовать в поимке виновника, но для этого вы должны быть на свободе, с
развязанными руками. Как этого добиться – ума не приложу. Хотя у меня и есть
некоторое влияние в контрразведке, однако же не так оно велико, чтобы под одно
мое слово отпустили человека, против которого свидетельствуют такие весомые
улики.
Борис открыл было рот, чтобы спросить, какой же все-таки
пост занимает подполковник Горецкий в контрразведке, но передумал. Он
чувствовал в словах Горецкого какую-то подоплеку и двойственность. Несомненно
же, что еще там, в контрразведке, подполковник Горецкий, увидев Бориса, уже
принял решение ему помочь таким нетрадиционным способом, то есть он дал ему
незаметно денег для побега. Для чего же теперь он затеял весь разговор? К чему
он, собственно, клонит?
Аркадий Петрович задумался на некоторое время. Опять Борис
поразился перемене, происшедшей с его лицом: черты потеряли мягкость и приобрели
чеканность профилей на старых римских монетах.
– Позвольте полюбопытствовать, – неожиданно
спросил Борис, – а почему вы в такой, простите, дыре живете? Ведь вам,
Аркадий Петрович, по должности-то вполне приличная квартира полагается, в
центре города.
– А мне, голубчик Борис Андреевич, здесь удобнее, чтобы
не на виду. Мало ли какой гость зайдет…
Голос был профессорский, а вид – совсем другой, и от этого
обычные слова приобретали иной смысл.
– Итак, слушайте и не перебивайте. Здесь, в Феодосии,
несчетное число контрабандистов, которые за плату отвезут человека хоть к черту
в пекло, а уж в Батум – и говорить нечего: там сейчас для них просто рай. Я дам
вам еще денег, только теперь уже не «колоколов», контрабандисты их не возьмут,
им теперь турецкие лиры подавай. И с документами что-нибудь придумаем.
Аркадий Петрович вытащил из портмоне несколько хрустящих
купюр и протянул их Борису. От такого оборота дела Борис несколько растерялся и
спросил:
– Но почему в Батум? Что мне там делать?
– Первое дело, дорогой мой, – там вы будете
свободны.
– Но зачем мне свобода в Батуме? Мне нужна свобода
передвижения здесь, в Крыму, мне нужно найти хоть какой-то след Вари… или
получить твердую уверенность, что искать более незачем, – закончил Борис
дрогнувшим голосом.
– От вас зависит, – прервал его Горецкий, –
как вы воспользуетесь своей свободой. Судя по тому, что вы мне рассказали,
человек вы неглупый, решительный, а главное – везучий. В скольких переделках
бывали, а сумели вырваться и от красных, и от бандитов… Зачем в Батум,
говорите? Да ведь агент-то из Батума прибыл. В Батуме и кроются корни
сегодняшнего преступления. Но об этом, дорогой мой, мы еще потолкуем. Есть у
меня кое-какие предположения, после я их вам изложу, когда вы выспитесь и
отдохнете. А пока вы в Батуме будете, я уж тут постараюсь справки навести про
сестрицу вашу, Варвару Андреевну…
Борис взглянул на Горецкого с благодарностью и уже открыл
было рот, чтобы рассказать о карточке, что нашел под кроватью в номере
гостиницы «Париж», но усталость брала свое, с трудом уже удерживал он глаза
свои открытыми, неудержимо клонило его в сон. Он хотел извиниться перед
Горецким и устроиться где-нибудь на сеновале или хоть на кухонной лавке, как
вдруг злобно залился кобель во дворе, стукнула калитка, раздался топот нескольких
человек по двору и бряцанье винтовок. Борис успел только мигнуть, окончательно
просыпаясь, а Горецкий уже вскочил, прикрутив лампу на столе, и в руке его сам
собой оказался «наган». В дверь забарабанили прикладами:
– Открывай!
– Кто такие? Это подполковника Горецкого
квартира! – отлаивался в сенях Саенко.
– Открывай немедленно! – раздался знакомый голос
штабс-капитана Карновича. – Беглого ищем, из контрразведки!
– Черт знает что! – воскликнул Горецкий. –
Карнович, вы что, с ума сошли? Не волнуйтесь, я все улажу, – шепотом
обратился он к Борису.
– Ну уж нет! – мгновенно озверел тот. –
Хватит уже, посидел у вас в контрразведке. Не знаю, что вы за игру ведете, но я
сам во всем разберусь.
Дверь между тем трещала под ударами прикладов, Горецкий
сделал шаг в сени, Борис же в это время ловко проскочил у него под рукой,
выхватив «наган», на который Горецкий уже не обращал внимания, услышав голос
Карновича. В сенях Борис заметался, заскочил в другую комнату, где
простоволосая хозяйка в одной рубашке схватила его за руку и подвела к окошку,
что выходило в огород. Бесшумно растворив окно, она перекрестила Бориса и
отошла. Борис спрыгнул в цветы, пробежался по грядкам с помидорами и затаился.
Входную дверь отворили, на пороге возник сам Горецкий с фонарем.
Освещенная фигура его выглядела грозно.
– Как сметь… ко мне? – спрашивал он сдавленным от
сдерживаемой ярости голосом.
– Ваше высокоблагородие, поступило донесение… видели
его в этих краях… прикажите обыскать слободку… – бормотал Карнович.
– Да вы что себе позволяете? Завтра же на фронт! –
Голос Горецкого набирал силу.
Борис почувствовал, как кто-то дернул его за штанину.
Ахметка поблескивал в темноте узкими глазенками и манил за собой. Они проползли
в самый темный угол двора, там у забора были сложены какие-то кули, прикрытые
рогожей. Ахметка вскарабкался на кули, а Борис легко подтянулся и перемахнул
через забор. Мальчишка приземлился рядом бесшумно. Они осторожно выглянули
из-за угла. У калитки стоял солдат, остальные находились внутри дома и на
дворе. Борис вытащил «наган», но Ахметка потянул его за рукав в сторону.
«Вот так-то, господин Карнович, – думал Борис,
прибавляя шагу, – больше мы с вами не встретимся, а если встретимся, то
один из нас этот свет вскоре покинет. Очень я не люблю, когда по почкам бьют».
Он сам удивился своим мыслям. Никогда раньше не был он
агрессивным. Просто надоело ему бегать как заяц по всей России и прятаться от
всех. Но сейчас-то он тоже бежит, возразил сам себе Борис. Но это в последний
раз. Черт его знает, Горецкого этого, что он за игру затеял. И хоть помнил его
Борис по довоенной жизни в Петербурге как человека несомненно порядочного, но
столько всего случилось за эти годы, люди меняются и от меньшего. Устроил
Борису побег, привел к себе, чтобы вызвать доверие… Борис сдуру наболтал ему
про сестру… А если Горецкий не поверил ему и считает, что он причастен к
преступлению? Упорно посылал в Батум… Что ж, в Батум так в Батум, там на месте
определимся. А здесь все равно нельзя оставаться, земля под ногами горит.