– Был, – ответил тот, – на Черном море я
везде был.
Юноша передал тюки, поговорил о чем-то со стариком. Тот
отвязал бурдюк с вином и отдал парню. Девушка взяла корзинку, наполненную
виноградом и персиками, и смело вошла в воду, переступая смуглыми ногами по
острым камешкам и не морщась. Вода доходила ей до колен, но до фелюги еще было
далеко. Она крикнула что-то звонко.
– Пойди помоги сестре, – повернулся Спиридон к
Борису.
Тот по пояс в воде пошел к берегу. Из-под платка на него
глянули черные глаза в пол-лица, губы, вырезанные лепестками, улыбались и
говорили что-то по-своему… Борис обмер, глядя на такую красоту, но тут же
вспомнил, что по разбитому Карновичем лицу пошли уже, верно, желтые и
фиолетовые синяки, что он не мылся пять дней, а не брился еще дольше, что от
него несет рыбой и мерзкой овчиной, и помрачнел. Красавица засмеялась и
протянула ему корзинку. Борис взял, поблагодарил кивком головы и пошел не
оглядываясь к фелюге.
– У аппарата Деникин.
– У аппарата Май-Маевский.
– Владимир Зенонович, поздравляю вас с освобождением
Киева от красной нечисти. Чрезвычайно важным считаю отступление Петлюры перед
нашими доблестными войсками – мы стали еще на шаг ближе к единой и неделимой
России. Украинским сепаратистам – никакой пощады! Теперь все силы сосредоточьте
на Орловском направлении. Орел – орлам!
– Антон Иванович, для успешности операций поторопите
прислать обмундирование и боеприпасы. Корпус Юзефовича скверно укомплектован,
почти раздет, много больных. Наблюдается рост дезертирства. Крестьянство
враждебно настроено. Еще раз настаиваю на скорейшем разрешении аграрного
вопроса.
– Владимир Зенонович, обмундирование вышлю. Как ведет
себя Шкуро?
[8]
– Шкуро неуправляем, в его корпусе пьянство и оргии. На
мой взгляд, необходимо под предлогом повышения отозвать его в ставку. Еще раз
настаиваю на разрешении аграрного вопроса.
– Напоминаю вам, Владимир Зенонович, свою июньскую директиву:
наша главная цель – Москва. Когда мы займем Москву – решим все второстепенные
вопросы, в том числе и аграрный. Относительно Шкуро я приму решение. Его
недисциплинированность крайне опасна для нашей политики, с другой стороны, его
корпус чрезвычайно боеспособен, а в условиях современной войны и того театра
военных действий, на котором мы продвигаемся, кавалерия играет решающую роль.
Терцы и кубанцы Шкуро весьма преданны… Вопрос непростой.
– Антон Иванович, я не считаю аграрный вопрос
второстепенным. Обещания потеряли свое значение, фураж приходится брать силой
под угрозой казни. Я опасаюсь массовых беспорядков среди крестьян,
возникновения партизанского движения. Аграрная реформа необходима!
– Еще раз повторяю: этот вопрос решится в Москве.
Необходимо предупреждать беспорядки всеми возможными средствами и не допускать
ослабления власти. Сегодня ваша главная задача – продвижение на Орловском
направлении.
– Антон Иванович, надежны ли донцы? Не повторится ли
история, подобная Купнянской?
[9]
– Не беспокойтесь, Владимир Зенонович, Богаевский
[10]
надежно держит Дон в руках.
– Антон Иванович, стоит ли держать под Царицыном такие
силы, терять людей ради одного только соединения с Колчаком? Следовало ли вам
принимать верховное командование адмирала?
– Не будем снова возвращаться к этой теме! Итак
достаточно честолюбцев, которые ради личных амбиций не останавливаются перед
расчленением Великой Единой России. Я подчинился адмиралу Колчаку, как
Верховному Главнокомандующему русских армий и Верховному правителю Русского
государства, поскольку спасение нашей Родины заключается в единой власти…
Впрочем, вы сами знаете, что все будет решаться в Москве, а сегодня мы
неуклонно движемся к Белокаменной, а войска адмирала отступают. Кроме того,
подчинение это чисто формальное, вы сами знаете, что телеграммы между Омском и
Екатеринодаром идут через Париж, а военные сводки Сибирского фронта мы получаем
от англичан через Лондон. Курьеры следуют через Владивосток три месяца, а когда
генерал Гришин-Алмазов попытался прорваться через Каспий в мае, его катер
наткнулся на красный миноносец, ему самому пришлось застрелиться, а военные
сводки и мое личное письмо к Колчаку попали в руки большевиков… В таких
условиях можно ли говорить о непосредственном подчинении? Важно только
соблюдение принципа единоначалия! Еще раз жду от вас скорейшего продвижения на
Орловском направлении, желаю полного успеха.
Глава 4
В Батум приплыли ночью. Еще издали, в темноте, в стороне
города, Борис заметил зарево.
– Пожар?
– Увидишь, – усмехнулся Спиридон.
И Борис вскоре увидел. Город был раскален от массы
электрического света, словно огромная корзина, сотканная из светящихся
вольфрамовых нитей. После полутемной подслеповатой Феодосии, где даже на
центральной Итальянской жизнь затухает к ночи и освещенными остаются только
аптеки, Борису показалось, что он плывет в сказку.
– Мы тебя в стороне высадим, – обратился к нему
Спиридон, – версты три до города будет. Сразу в центр не суйся, в таком-то
виде.
– Сам знаю, – кивнул Борис.
– Ну, бывай здоров. – Спиридон протянул
руку. – Греки добро не забывают, если что нужно, узнавай про меня в лавке
Костаропулоса, в порту, возле моря. Костаропулос – мой брат, знает, где меня
искать. А назад в Крым, если надумаешь, бесплатно доставлю.
Опять с опаской ступил Борис на шаткие сходни, но за пять
дней на море он научился держать равновесие, так что обошлось без неприятностей.
Тропинка меж каменных осыпей нашлась с трудом. Борис сделал несколько шагов по
ней и обернулся. Фелюги он уже не увидел.
Тропинка круто шла в гору, но идти по ней можно было в
полный рост, а не ползти на четвереньках, как в Феодосии. Вообще, насколько мог
заметить Борис в темноте, берег здесь был более пологим. Когда он наверху вышел
на дорогу, начинало светать. Вокруг дороги дремали мандариновые деревья,
усеянные желто-зелеными плодами. Борис из любопытства сорвал один мандарин, но
есть не стал – скулы свело от кислоты. Мандарины собирают в октябре, говорил
ему Спиридон. Борис поднялся на холм и огляделся. Впереди лежал город, силуэты
домов смутно просматривались в предрассветной мгле. Чуть в стороне Борис
заметил полотно железной дороги и станцию – казавшийся издалека игрушечным
домик, выкрашенный бело-голубой краской. Внезапно Борис почувствовал такой
пронзительный запах еды, что желудок свело судорогой. Он вспомнил, что не ел со
вчерашнего дня, и ноги сами повели его на запах.