Портье не успевает произнести эти слова, как Франческа выхватывает у него из рук ключи и толкает Клаудио к лифту.
— Нам надо быть осторожнее.
Франческа смеется и не дает Клаудио говорить — целует его, не хочет его слышать.
— Ш-ш-ш… тихо!
Но она и представить не может, о чем думает Клаудио. Ну да, это правда — мы были в машине, но мы ведь могли просто съесть мороженое, выпить пива, да мало ли что еще. А как насчет тревоги за свои мужские способности? Клаудио чувствует, что она снова возвращается. Он пытается отогнать ее.
— Франческа…
— Да, дорогой?
— Умоляю, не рассказывай об этом никому, хорошо? Даже тем, с кем, как ты думаешь, я никогда в жизни не встречусь.
— О чем?
— О нас.
— О нас? Не знаю, о ком ты говоришь. — И смеется, снова впиваясь в него губами. — Все, мы приехали.
Она тащит его по коридору, и Клаудио, спотыкаясь, идет за ней следом. Идет и смотрит на ее попку. Она совершенно «бразильская»: крепкая, веселая, резвая, танцующая, сумасшедшая… Какие тут могут быть тревоги за возможности! Никаких — только ожидание морской бури, прыжков с волны на волну, рискованного серфинга и забытья в этом бразильском море… Последний проблеск.
— Ты представляешь, моя жена узнала, что я купил бильярдный кий.
— О-ба!
— Я сказал, что это был подарок одному знакомому…
— Молодец, сообразил. И ты думаешь, она вспомнит о том вечере, когда мы познакомились? Но уже столько времени прошло, что она может знать? И потом, то место закрылось, я теперь в «Казилине»!
— Да нет, ты не поняла. Она не знает, а только догадывается!
— Хотела бы я знать, догадывается ли она о том, что я сейчас тебе сделаю…
И с этими словами она открывает дверь и заталкивает Клаудио в номер.
Дверь в девятнадцатый номер захлопывается. Клаудио оказывается на кровати, а Франческа напрыгивает на него сверху: госпожа, дикарка, луна с ее приливами. Клаудио обо всем забывает, даже о том, где он находится. Он отдается ей полностью. И уверен лишь в одном: такого никто не может себе вообразить. Даже его жена.
46
— Ну что, заходим?
— Конечно, почему бы нет?
— Но насколько я знаю, сюда не пускают. Смотри, здесь список.
— Да я тут, в «Фоллии», всех знаю.
— Вот блин, да ты вообще всех знаешь.
— Ну хорошо, если тебе так хочется, встанем в очередь и заплатим за вход. Все равно деньги-то брата.
— Бедняжка. Хоть он и богатый, не стоит пускать на ветер его имущество.
Какая-то девушка вылетает из ресторана. Два охранника в дверях едва успевают поднять заграждение. Следом выскакивает какой-то одержимый тип с длинными волосами и дает девушке очередной пинок.
— Шевелись ты, достала уже!
Девушка пытается что-то сказать, но не успевает. Еще один пинок, и слова застревают у нее в горле — она падает на капот припаркованной машины. Потный парень с сальными волосами бьет ее по лицу.
— Скотина! Я видел, как ты пялилась на того блондина!
Джин не может вымолвить ни слова, от этой сцены она остолбенела. Разъяренный тип сжимает руку в кулак, зубы его скрежещут, лицо безумное.
— Я тебя тысячу раз предупреждал, грязная шлюха!
И в ярости бьет ее в грудь. Девушка сгибается пополам и в страхе закрывает руками лицо. Джин не выдерживает и кричит вне себя от злости.
— Хватит! Заканчивай!
Тип оборачивается к нам, щурит глаза и бросается к Джин. Та смотрит на него с вызовом.
— А тебе, бляха, что надо?
— Чтобы ты ее оставил в покое, мерзавец!
Он делает шаг к Джин, но я опережаю его — хватаю Джин за руку и завожу ее себе за спину.
— Эй, спокойно. Ты ее достал своими манерами. Ясно?
— Что это еще за засранцы?
Я молчу, прикидываю, не хочу начинать драку. Это наш первый настоящий выход с Джин… мне кажется, драка будет некстати. А тип не унимается:
— Ну, что?
Он расставляет ноги. Готов к драке. Вот блин… Два охранника встают между нами.
— Спокойно, все под контролем.
Кажется, они волнуются. Странно. Они меня не знают. Может, знают этого парня. Он здоровый, крепкий. Должно быть, они его боятся. Он нервничает, разъярен, озлоблен. Далеко не трезвый. Ярость затуманивает мозги, и ты теряешь спокойствие и хладнокровие. Самые важные вещи. Какой-же он все-таки здоровый.
— Спокойно, Джорджо. Она тебе ничего плохого не сказала. Ты ссоришься со своей подругой на глазах у всех, и может случиться, что кто-нибудь…
Охранники его знают. Это не очень хорошо.
— Не может случиться, а должно случиться! Он ведь чуть не убил эту беднягу, — Джин не может промолчать. Но это еще не все. Она продолжает: — Молодец! Считаешь себя крутым? Так вот: ты просто козел.
Оба охранника бледнеют. Они смотрят на меня такими глазами, будто говорят: «Ну, и как мы будем решать вопрос?». Бык, похоже, ошарашен, потерял дар речи, трясет головой, как будто эти слова были пикой пикадора, или неожиданно раскрытым перед его носом красным плащом. Девушка позади быка потирает грудь, плачет и хлюпает носом. Кажется, она не может дышать полной грудью — слышно, как она с трудом вдыхает воздух.
— Эй, черт побери, Стэп, что тут происходит? Давай, заходи. Ты куда пропал? Расскажи мне…
Я оборачиваюсь. Это Танцор. Он всегда торчит здесь, в «Фоллии», никуда больше не ходит.
— Ты когда вернулся?
— Уже месяц назад…
— И не дал о себе знать! Вот засранец! Давай, заходи, у нас праздник, мы разрезаем шикарный торт — «мимозу». Давай. Оторвешь кусок «мимозы» для себя и подруги. Вкусная, нежная и к тому же бесплатная, ну?
— Кто — моя подруга?
— Нет, «мимоза».
Он смеется. Потом смех переходит в кашель. Тысячи сигарет, закончившие свою жизнь в его легких, похоже, тоже веселятся от души над этой тупой шуткой.
Я поворачиваюсь, чтобы зайти в заведение, за мной — Джин и двое охранников. Но на самом деле, я вижу и то, что происходит позади нас, я не теряю разъяренного быка вида. Я настороже, тело напряжено. И не зря. Я не ошибся. Три быстрых шага слышатся позади меня, странный шорох, инстинктивно я наклоняюсь вперед и делаю оборот. Он несется как фурия. Обезумевший бык расталкивает плечами обоих охранников и готовится броситься на меня, но я отклоняюсь в сторону. И бью его наотмашь, слева. Тип вмазывается в стену. Он орет и быстро вскакивает на ноги. На лице — желтая штукатурка, припудрившая кровоточащие царапины. Немного крови появляется на левом глазу, над бровью. Он собирается продолжить. Но неожиданно для него я распрямляюсь и бью правой — очень быстро, потому что он огромный, и ничего другого мне просто не оставалось. Я бью его прямо в лицо, в нос и в рот. Он подносит руки к разбитым губам. Я не теряю зря время и ногой врезаю ему по яйцам: это самый лучший мой удар из всех проведенных футбольных матчей. Бум. Он опускается на землю, и я бью его, едва лишь он касается земли. В лицо. Прямой удар, глухой, четкий. Но тип — крепкий орешек. Он еще может подняться. Тогда я готовлюсь врезать ему еще…