— Привет.
Сколько раз она слышала этот голос. Но сегодня он другой. Более хриплый. Он будто бы доносится издалека, из места, в котором она, похоже, никогда не была. Оттуда, где пребывает тот, кто одинок. Слишком одинок. И там голос не нужен, потому что его некому слушать.
— Альфредо. Привет… как дела? Что ты там делаешь, за кустами?
— Я ждал тебя.
— А, так ты прятался?
— Нет, не прятался, я просто стоял тут. Если бы ты посмотрела, ты бы меня увидела. Куда ты собралась? Такая красивая, нарядная.
— Спасибо… у меня встреча. А ты как?
— Почему ты не ответила вчера на мое sms? Я всю ночь телефон не выключал, но так ничего и не дождался.
— Да, извини, у меня денег на телефоне нет, хорошо, что напомнил, положу сейчас. Я получила сообщение. Слушай, сейчас у меня нет времени разговаривать, давай как-нибудь в следующий раз. Может, ты поднимешься как-нибудь, и мы спокойно…
— Какого черта спокойно…
— Альфредо, что с тобой? Что за тон?
— Альфредо, что с тобой, что за тон! Ну, слушай меня. Короче, куда ты направилась? На встречу с одним типом в Винья Стеллути? Или на корсо Франча? Или, может, у тебя встреча перед Фалконьери, чтобы предаться воспоминаниям?
— Альфредо, я не понимаю… и вообще мне не нравится, каким тоном ты со мной говоришь, скажи, что случилось? Что с тобой? Ты какой-то странный.
— На самом деле, это ты должна мне сказать, что случилось, тебе не кажется?
— Слушай, тут не из чего устраивать трагедию.
— Ах, не из чего! Это тебе все по кайфу, ты-то счастлива, вся в шоколаде. Выходишь такая разодетая, бежишь со всех ног встречаться неизвестно с кем. А может, я знаю, с кем это — неизвестно с кем?
— Можно узнать, чего ты хочешь? К чему все эти вопросы?
— А почему я не могу спросить? Это запрещено? Ты забыла, кто я такой? Я Альфредо, тот, который…
— Который что? Который прячется за кустами и потом устраивает мне допрос? Тот, который заставляет меня чувствовать себя виноватой непонятно за что? Этот Альфредо?
Они переходят на крик. Щеки Баби покраснели. Но не от восторга.
— Да, именно этот Альфредо. Которого ты так классно опустила. Браво, Баби!
— Если будешь продолжать в том же тоне, тебе же хуже, понял? Знаешь, иногда все идет не так, как нам хотелось бы. И никто в этом не виноват. Но так не надо разговаривать. Так можно все испортить.
Слов уже не хватает. В душе все кипит, невозможно выдержать. Этого не выразить словами. Перед тобой стоит человек, и вместо того, чтобы дать тебе ответ на вопрос, он говорит совершенно о другом. Говорит больше, чем надо. Говорит слишком много. Это выше твоих сил — слушать пустые слова. К чему они? От них боль удваивается. И единственное, чего ты хочешь — это вернуть свою боль этому человеку. Сделать ему больно. В надежде, что так тебе станет легче. И Альфредо дает ей пощечину: со всей силы, зло, грубо, наотмашь. У него нет других аргументов, настолько он разъярен.
— Альфредо, ты с ума сошел?
Он не знает. Стоит и смотрит на свою руку. Как будто бы это не его рука. Но рука его. И она попала, куда не следует. И не факт, что от этого кому-то легче. Баби потрясена. Глаза ее полны слез. Одна щека горит ярче, чем раньше. И не от ярости.
— Ты псих буйно помешанный, вот ты кто! Стэп бы никогда себе такого не позволил, ему бы и в голову не пришло так поступать со мной! Ты кретин, ты вовсе не тот парень, которого я знаю — спокойный и серьезный… Ты животное. Зверь! Я ухожу, мне нечего добавить. И если хочешь знать, встреча, на которую я иду, — очень важна для меня. Очень важна. Это касается моей дальнейшей жизни. И любви. И я никогда тебе не прощу, если опоздаю на нее из-за тебя.
Приложив руку к щеке, она уходит — так же быстро, но уже не так весело, как тогда, когда спускалась по лестнице. Она пытается успокоиться. Поднимает железные ставни в гараже и смотрится в зеркальце «Веспы». «Может, — думает она, — ветер освежит мне щеку и краснота исчезнет? А если нет? Как я буду выглядеть, когда приеду туда? Черт бы его побрал, он и вправду сумасшедший! А я так готовилась к этой встрече, хотела хорошо выглядеть, и вот, посмотри, у меня горит щека и на глазах — слезы».
Она не обернулась. Не ответила. У Альфреда все еще дрожит рука. Но это не идет ни в какое сравнение с той бурей, что бушует в его душе. Он не знает, что сказать. И ничего не скажет. Та тишина, в которой он живет уже много дней, снова наваливается на него и отнимает ту последнюю крупицу надежды, которая гнала его туда, за кусты, где он ждал ее. Чтобы услышать правду, которую он уже и так знал. Поднимаясь по лестнице, он слышит гул быстро удаляющейся «Веспы», такой же разъяренный, как и ее хозяйка.
Прости, Баби, я не хотел. Правда, не хотел. В следующий раз все будет не так. В следующий раз мы поговорим спокойно, может быть, я приду к тебе, мы выпьем чаю. И ты мне расскажешь, куда ездила сегодня.
30
Ночь. Мы с Паллиной летим на мотоцикле. Моя «Хонда» несется на хорошей скорости, мысли разлетаются по ветру. Она прижимается ко мне, но не слишком сильно. Два непонятных существа, астральные совпадения странной судьбы. Я — лучший друг ее парня, она — лучшая подруга моей девчонки. Но все это в прошлом. Я прибавляю скорость, и мы несемся вперед — свежий ветер в лицо. Он уносит мои мысли. Ах — я вздыхаю. Так хорошо ни о чем не думать. Не думать. Не думать… Ветер, скорость и отдаленный гул машин. Не думать. Сейчас завернем в какое-нибудь заведение. Первое — «Akab».
— Давай, я здесь всех знаю, они будут рады нас видеть.
Иду за ней. Входим, я здороваюсь. Некоторые лица мне знакомы.
— Один ром, пожалуйста.
— Светлый или темный?
— Темный.
Второе заведение. Кафе «Charro». Иду за ней следом.
— Ром. Со льдом и лимоном.
Потом — «Alpheus». Выпиваю еще рому. Со льдом и лимоном. Здесь есть всего понемногу: музыка семидесятых-восьмидесятых годов, хип-хоп, рок, танцы. Потом мы заходим в бар «Ketum». Я уже забыл, где оставил мотоцикл. А, неважно.
— Рому. Со льдом и лимоном.
Мы смеемся. С кем-то здороваюсь. Кто-то набрасывается на меня сзади.
— Блин, Стэп, ты вернулся! Теперь начнутся заварушки, да?
Да, да, начнутся. Но кто это был, черт его дери? Новое заведение, и снова ром, потом другое, потом следующее. И еще два рома. Но кто же это был, кто там на меня напрыгнул? А, да, Манетта. Он однажды заснул в горах. Да, мы были в Пескассероли. Он укрылся периной, а ноги торчали наружу. И мы вставили ему между пальцев ног спички головками наружу и зажгли их. Блин, как он подскочил тогда! Сразу же проснулся, как почувствовал, что горит! А мы повалились на пол и ржали как сумасшедшие. Мы с Полло. А тот прыгал по комнате с обожженными ногами и кричал: «Бляха, какой кошмар! Кошмар, бляха!». А мы так хохотали, что нам плохо стало. Мне и Полло. Ну мы и хохотали, до одури. Мы с Полло. А теперь Полло нет. И снова меня охватывает грусть, еще сильнее, чем прежде. Выпиваю еще рому, одним махом. И танцую с Паллиной, дамой его сердца, с женщиной моего друга, друга, которого больше нет. Но я танцую, танцую и смеюсь, смеюсь вместе с ней. Смеюсь и думаю о тебе. Беру еще рому и сам не знаю, как оказался у дома.