Штормовой день - читать онлайн книгу. Автор: Розамунда Пилчер cтр.№ 37

И над головой моей раздавались его слова:

— Не надо возвращаться в Лондон. Не надо уезжать отсюда.

Подарки, привезенные мной из Фальмута, оказались, как выяснилось, настоящим Божьим благословением. Сделанные бездумно и, видимо, в порыве вдохновения, они стали именно тем, чем надо: темой для беседы, необходимой, чтобы сгладить произошедшее накануне и уничтожить неловкий осадок, оставшийся у всех после случившегося за ужином. Молли безмерно понравились фрезии — ей никак не удавалось вырастить такие в Боскарве, объяснила она, слишком холодно, сад здесь открыт всем ветрам. Она сделала мне комплимент по поводу моего исключительного мастерства аранжировки цветов и в конце концов поместила их на почетное место — на самую середину каминной полки в гостиной. Цветы тут же наполнили комнату романтическим благоуханием, а их кремово-лиловые и темно-розовые оттенки с совершенной естественностью привлекали взгляд к портрету Софии. Цветы словно дополняли тон румяной кожи девушки на портрете и подчеркивали нежное мерцание ее белого платья.

— Прекрасно, — сказала Молли, отступив на шаг, но я так и не поняла, к чему это относилось, к цветам или к портрету. — Как мило, что вы их привезли! Элиот показал вам дом? — Она бросила на меня задумчивый и чуть прищуренный взгляд. — Знаете, по-моему, этот день пошел вам на пользу. Мне кажется, вы даже загорели. У вас теперь другой цвет лица. Видно, здешний воздух для вас благотворен.

Петтифер воспринял херес с достоинством, но было понятно, что он доволен. А Гренвил испытал злорадный восторг по поводу сигар, так как доктор предостерег его против курения и Петтифер спрятал его обычный запас. Я догадалась, что сигары ему выдают очень скупо. Гренвил тут же вытащил одну и принялся попыхивать с огромным удовольствием, откинувшись в своем кресле, как человек, беззаботно наслаждающийся жизнью. Даже Андреа я в кои-то веки угодила.

— «Рептилии»! Как вы угадали, что это моя любимая группа? Ух, если бы здесь был проигрыватель… но здесь его нет, а я свой в Лондоне оставила. Потрясающе. Обалденно! — И тут же, спустившись с небес на землю, она принялась искать на конверте цену. — Вы, наверное, здорово вытряхнулись…

Казалось, что, распределив эти мирные дары, мы заключили негласный договор: злосчастный ужин больше не обсуждался. Не упоминались ни бюро, ни Эрнест Пэдлоу, ни возможная продажа земли. И Джосса не упоминали. После ужина Элиот разложил ломберный столик, Молли вытащила ящичек розового дерева с косточками маджонга, и мы начали играть и проиграли до позднего вечера. Андреа села с Молли, чтобы поучиться.

Я поймала себя на мысли, что если бы в дом сейчас неожиданно проник посторонний, то он был бы очарован представившейся картиной: как мухи в куске янтаря, мы застыли в кружке света от торшера, поглощенные своим занятием, позабыв о времени. Выдающийся художник, помягчевший с годами, на закате дней в кругу семьи; его хорошенькая невестка, красивый внук, и даже Андреа, наконец-то чем-то заинтересованная, внимательная, следящая за тонкостями игры.

В детстве я играла в маджонг с мамой, а иногда вчетвером — с двумя ее друзьями, и меня приятно успокаивало прикосновение к косточкам, бамбуковому дереву и слоновой кости; мне нравилось, как они шуршат, когда их кидают на середину стола, — словно галька на морском берегу, когда ее шевелит прибой.

В начале каждой игры мы строили из косточек домик — четыре стены в две косточки вышиной — и сдвигали их в тесный квадрат, «чтобы прогнать злых духов», как сказал Гренвил, обучившийся маджонгу в Гонконге еще молодым младшим лейтенантом и знавший всевозможные суеверия, связанные с этой древней игрой. Я подумала, каким было бы облегчением, если бы все злые духи и все сомнения, все скелеты в шкафу могли быть таким образом обезврежены и устранены.

В рекламных проспектах и на открытках с видами Порткерриса небо над ним неизменно изображалось ясным, а море — безупречно синим, белые домики там освещало солнце, а нелепая пальма на переднем плане приводила на память глянцевое сияние средиземноморских курортов. И тут же воображение уносилось к омарам, поедаемым в кабачках на свежем воздухе, к бородатым художникам в запачканных краской блузах, к рыбакам с обветренными лицами, живописным, как пираты, посиживающим на швартовных тумбах с трубками в зубах и обсуждающим свой недельный улов. Но в феврале под порывами северо-восточного ветра Порткеррис ничуть не походил на этот заоблачный рай.

Море, небо, да и сам город были серыми, а по хитросплетению закоулков и узких улочек гулял жестокий ветер. Море штормило, волны бились о камень набережной, заливая дорогу, покрывая стекла домов пленкой соли и заполняя сточные канавы желтой пеной, похожей на хлопья стирального порошка.

Городок был словно в осаде. Отправляясь за покупками, жители кутались, застегивались на все пуговицы, обматывались всевозможными шарфами, прятали лица в капюшоны и воротники и становились похожи на какие-то бесформенные кули на резиновом ходу без всяких различий мужской и женской одежды.

Ветер тоже был серым, как и небо, он гнал по улицам всякий мусор — сухие листья, сучья, нес клочки бумаги, срывал даже черепицу с крыш. В лавках люди забывали, зачем пришли, говорили о погоде и о том ущербе, который причинит шторм.

Вновь отправляясь за покупками для Молли, я спустилась вниз, идя против ветра, в чужом дождевике и резиновых сапогах, потому что сочла прогулку пешком безопаснее поездки в слишком легком автомобильчике Молли. На этот раз я уже лучше ориентировалась в городке и не нуждалась в сопровождении Андреа. К тому же, я вышла из Боскарвы, когда Андреа еще была в постели, и в такую погоду винить ее за это я не могла. Погода не располагала к прогулкам, и было трудно поверить, что еще накануне я в рубашке с короткими рукавами грелась на солнышке, почти майском.

Сделав последнюю из покупок, я вышла из булочной, когда часы на башне старой нормандской церкви пробили одиннадцать. Логично в такую погоду было бы немедленно начать подъем обратно в Боскарву, но у меня были другие планы. Согнувшись под тяжестью перекинутой через руку корзинки с покупками, я направилась в сторону гавани.

Картинная галерея, как я знала, была расположена в бывшей баптистской часовне, где-то в путанице улочек северной части городка. Я хотела просто пойти и поискать ее, но, одолевая приморскую дорогу под порывами ветра, несущего в лицо водяные брызги, вдруг увидела рыбацкую хижину, превращенную в справочное бюро для туристов, и решила, что сэкономлю время и силы, наведя справки.

Внутри я обнаружила безразличную девицу, скорчившуюся над керосинкой. В сапогах, замерзшая, дрожащая, она была похожа на чудом уцелевшего участника какой-нибудь арктической экспедиции. Когда я вошла, она не шелохнулась и не привстала со стула, а лишь сказала: «Да?», уставившись на меня сквозь стекла очень не шедших ей очков.

Я постаралась побороть раздражение жалостью к ней.

— Я ищу картинную галерею.

— Которую?

— Я не знала, что здесь она не одна.