— Сколько вы уже здесь, в Боскарве, а, Петтифер?
— Да с самого начала, как только командир купил это имение в тысяча девятьсот двадцать втором году. В том году он из флота демобилизовался, решил художником стать. Старой миссис Бейлис это было как нож острый. Три месяца или даже больше она с ним не разговаривала.
— Почему же она так к этому отнеслась?
— Вся ее жизнь была связана с флотом. Ее отец командовал «Неодолимым», когда командир был всего только старшим лейтенантом. Так они и познакомились. И поженились на Мальте. Красивая была свадьба — скрещенные мечи, и все такое. Для миссис Бейлис флот — это было все. Когда командир объявил, что уходит из флота, такое началось, такие пошли скандалы, но даже это не могло заставить его изменить свое решение. И мы покинули Мальту на веки вечные, как говорится, и командир нашел этот дом, и мы все сюда переехали.
— И вы здесь жили безвылазно?
— Почти. Командир поступил в Слейд, и, значит, ему приходилось работать в Лондоне. Он приобрел себе маленькую гарсоньерку возле Сент-Джеймсского дворца, и когда он отправлялся в Лондон, я ехал с ним, ну, чтобы за ним ухаживать, приглядывать, а миссис Петтифер оставалась здесь с миссис Бейлис и Роджером. Вашей мамы тогда еще на свете не было.
— Но когда он окончил Слейд…
— Вот тогда он совсем сюда перебрался и построил мастерскую. Тогда он лучшие свои картины написал. Чудесные картины — морские пейзажи, там краски такие яркие, холодные, прямо чувствуется ветер и соль на губах…
— В доме много его картин?
— Не так уж и много. Та, что с рыбачьей шхуной, — над камином в столовой, один-два черно-белых рисунка в верхнем коридоре. И в кабинете найдется картины три-четыре, да еще есть несколько в той комнате, где спит миссис Роджер.
— И еще одна в гостиной.
— Да, конечно. Дама с розой.
— Кто была эта дама?
Он не ответил, возможно, сосредоточившись на своей работе — он тер вилку с таким усердием, словно вознамерился стереть с нее узор.
— Кто же она была? Та девушка на картине?
— А, — сказал Петтифер. — Это София.
София. С того мгновения, когда мама вскользь упомянула это имя, мне хотелось разузнать о Софии, а сейчас Петтифер таким тоном заговорил о ней, так буднично…
— Эта девушка позировала командиру. Кажется, она начала ему позировать в Лондоне, когда он был еще студентом, а потом она иногда приезжала сюда летом. Останавливалась в Порткеррисе и позировала всем художникам, кто готов был ей платить.
— Она была очень красивая?
— На мой вкус — нет. Но очень живая, а говорунья, каких мало. Она была ирландка, родом из графства Корк.
— А как относилась к ней бабушка?
— Их пути не очень пересекались. Ну часто ли ваша бабушка общалась, к примеру, с мясником или с девушкой из парикмахерской?
— Значит, в Боскарве София не бывала?
— О нет, бывала: приходила и уходила. Все больше в мастерской с командиром. А когда он уставал или она ему надоедала, он объявлял, что на сегодня хватит, она шла в сад, и потом от задней двери неслось: «А чайком я здесь не разживусь?» Это была София, и для нее миссис Петтифер всегда держала наготове чайник.
— Она умела гадать на спитом чае.
— Откуда вы знаете?
— От мамы.
— Верно. Умела. И предсказывала нам судьбу, удивительные всякие вещи. Ничего из этого, конечно, не сбылось, но все равно ее приятно было слушать. Она очень дружила с вашей мамой. София брала ее с собой на море, и миссис Петтифер давала им вкусные вещи для пикника. А если на море штормило, они уходили в дальнюю прогулку на пустошь.
— А чем в это время занималась бабушка?
— Ну, чаще всего играла в бридж или маджонг. У нее были друзья, очень изысканное общество. Она была довольно милая женщина, только вот детям не слишком-то уделяла внимание. Удели она Лайзе в детстве побольше внимания, они бы ближе сошлись потом, и, может быть, тогда мама ваша и не сбежала бы из дому, причинив всем нам столько горя.
— А что потом сталось с Софией?
— Ну, она вернулась в Лондон, вышла замуж и, насколько я знаю, родила ребенка. А в тысяча девятьсот сорок втором году ее убило бомбой во время налета. Ребенок ее был в деревне, муж — за границей, а София оставалась в Лондоне, потому что работала там в госпитале. Мы долго ничего не знали, узнали с большим опозданием. Для нас с миссис Петтифер тогда словно свет померк.
— А дедушка?
— Он тоже, конечно, очень огорчился. Но он не видел ее много лет. Для него она была всего лишь натурщица — девушка, которая когда-то ему позировала.
— А есть другие ее портреты?
— Где их только нет, по всей стране в галереях. Одна картина с ее изображением есть в местной галерее в Порткеррисе. Если хотите, можете пойти взглянуть. И у миссис Роджер в комнате тоже найдется кое-что.
— А можно взглянуть на эти картины сейчас?
В моем голосе прозвучало такое нетерпение, что Петтифер посмотрел на меня удивленно, словно я проявила некоторую бестактность.
— Я хочу сказать, миссис Роджер не стала бы возражать, не так ли?
— О, конечно, не стала бы. Не вижу причины, почему бы она могла… пойдемте.
Он с трудом поднялся на ноги, и я прошла за ним наверх — по лестнице и дальше по коридору второго этажа в комнату над гостиной, большую, обставленную старинной викторианской мебелью, с тускло-розовым с бежевым ковром на полу. Там в простенке между окнами висели в ряд два небольших, писанных маслом полотна. На одном было изображено каштановое дерево, а под ним в тени лежала девушка; на другой картине эта же девушка развешивала белье на ветру. По существу, это были эскизы, и я почувствовала разочарование.
— Я и теперь не понимаю, как выглядела эта София!
Петтифер хотел было ответить, но в недрах дома прозвенел колокольчик. Петтифер накренил голову — так слушает собака.
— Это командир. Услышал нас через стенку. Простите, я отлучусь.
Вслед за ним я вышла из комнаты Молли и прикрыла за собой дверь. Он прошел дальше по коридору, распахнул дверь, и я услышала голос Гренвила:
— Что вы там бормочете все время?
— Я показывал Ребекке те две картины, что висят в комнате миссис Роджер.
— Ребекка здесь? Скажи ей, пусть войдет.
Петтифер посторонился, пропуская меня в дверь. Гренвил не лежал в постели, а сидел в глубоком кресле, поставив ноги на скамеечку. Он был одет, но колени прикрыл пледом, а в камине весело мерцало пламя. В комнате царила истинно корабельная чистота и попахивало туалетной водой, которой он смачивал волосы.
— Я думала, вы в постели, — сказала я.
— Петтифер поднял меня после обеда. Скучно целый день лежать как бревно. Так о чем вы там беседовали?